Росомаха снова застонала и уронила голову в ладони. Какой-то идиотизм.
Следующий момент, в который она обнаружила себя живой и дышащей, запомнился длинными гудками в телефоне. А когда на том конце взяли трубку, выпалила:
— Коль, можно я приеду?
— Приезжай, — хмыкнул тот. — Может, тебя у… это… усестрить?
— Чем больше братьев, тем лучше, — хрипловато отозвалась Руська. — Ленка не сильно… того… психует?
— На днях не могла определиться — брать с тебя плату за постой или за кормление, — заржал Гуржий. — Приезжай, короче.
Час спустя она звонила в дверь квартиры Гуржиев, прижимая к себе пакет с пирожными и бутылкой вина. Едва ей открыли, всучила Кольке «взятку» и выпалила:
— Мне можно на коврике в прихожей постелить!
— Мы тебя лучше этажом ниже, в кинозале, определим, — рассмеялась выглянувшая из кухни Ленка. — Да, Коль?
— Чего тебе дома-то не сидится? — спросил Гуржий Руслану. — Случилось чего?
— Все отлично! Зашибись просто! У меня идея, обсудить надо!
— Ну пошли обсудим, — Колька потопал в комнату, считающуюся его кабинетом в период рабочего процесса, и, обернувшись, подмигнул жене: — А давай ее замуж отдадим! И избавимся от нее на веки вечные.
— А давай! Только с кандидатурой жениха определиться надо!
— Меня не возьмут замуж, — фыркнула Руслана. — Я кому угодно вынесу мозг за пару недель. Это только вы с Колькой такие терпеливые.
— Просто у нас уже нечего выносить, — рассмеялась Ленка. — Найду тебе хорошего мальчика…
— И не жалко вам хорошего?
— Для тебя вообще ничего не жалко! Котлеты будешь?
«Я приеду».
«Завтра?»
«С тебя котлеты».
Росомаха мотнула головой.
— Не, спасибо. Только чаю, если можно.
— Ща! — и Ленка скрылась на кухне вместе с пакетом.
А Руська, заходя в кабинет Гуржия, застыла на пороге, прислонилась лбом к лутке и тихо сказала:
— Хорошая у тебя, Колька, жена!
— Хорошая, — согласился он, падая на диван, и довольно добавил: — Сам выбирал! Не маячь, садись. Чего у тебя? Только учти — переделывать презентацию в четвертый раз не буду!
Руслана прошла в комнату. Уселась рядом. Откинула голову на мягкую спинку. И выдала куда-то в потолок:
— Давай лонгрид попробуем в «À propos» загнать? Не наш формат, но оно… нам престижно, их взбодрит.
Гуржий крякнул и вперился в Руслану, будто рядом с ним материализовалось привидение — такое себе странное, но реальное.
— Ку… куда?
— Только не говори, что название «À propos» тебе незнакомо.
— Да уж лучше, чем хотелось бы! — фыркнул Коля. — Но я не понял… Вы, ну ты и он, общаетесь?
— Кто — он? — напряглась Руслана и быстро повернула голову, глянув на Гуржия.
— Егор твой!
Изображать непонимание смысла не было. Хотя Руслана искренно считала себя дурой — причем уверенность в этом росла с каждым днем в геометрической прогрессии — много серого вещества, чтобы вспомнить, что Колька знает Лукина, не нужно. Вернее, не так. Лукина знать может кто угодно. Она сама их когда-то познакомила. Колька знал про них — про нее и про него. Иначе не спрашивал бы сейчас. Не глядел бы так растерянно.
Растерянность чувствовала и Руська. Лупала глазами, глядя в его круглое лицо. И никак не могла въехать.
— Откуда знаешь? — почему-то шепотом спросила она.
— Он приходил, — ответил Гуржий. — Тогда, зимой. Сразу после тебя пришел. До сих пор не понимаю, как вы разминулись. Тебя искал. А я дрых, его Ленка кофе поила.
— В смысле дрых?
— В прямом! Я полночи с тобой возился. Мне спать надо, а?
— Подожди! — выкрикнула Росомаха, вскочив с дивана и, кажется, совершенно его не слушая. — Я не понимаю! По порядку расскажи!
— Чего непонятного? — фыркнул Коля. — Ты уехала, он приперся. Заявился в кинотеатр. Там Ленка порядок наводила. А я когда проснулся, она мне и сказала, что меня твой знакомый дожидается.
— И что он хотел?
— Тебя, говорю, искал.
— А… ну да… — голосом, резко лишившимся всяких эмоций, проговорила она и снова упала на диван возле Гуржия. — Он что-то… что-то рассказал? Ну… про нас?
— Нет. Спрашивал, где ты можешь быть. Потом… — Гуржий замялся.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Что потом?
— Умеет он быть убедительным, — вздохнул Коля. — В общем… мы комп смотрели. Видели, что ты билет в Будапешт купила.
Руслана поморгала, осмысливая полученную информацию. Но та никак не желала осмысливаться. И она не нашла ничего умнее, чем тупо спросить:
— Он меня… искал? После того, как я… после…
— Ну… я думаю, он бы и в аэропорт рванул, если бы время позволяло.
— Почему ты так думаешь? — она смотрела на него так, будто бы у него хранились ответы на все ее вопросы. Если бы это действительно было так!
— Потому что упертый!
Руслана мотнула головой и закрыла глаза. Лоб хмурился, даже челка не скрывала. В висках стучало что-то невысказанное. Оно же билось пониже горла. Упертый. Упертый осел. И она… ослица.
— Коль, он меня предал, — медленно проговорила она. — Почти продал… Или сам продался, я не понимаю… он не должен был меня искать… это нелогично.
— А я при чем?
— Да ты-то ни при чем… Тут только Тоха один… при чем… Черт! — Руслана ошалевшим взглядом глянула на Гуржия. Глаза сверкнули — то ли хищно, то ли как у шизофренички. Снова вскочила с дивана и ломанулась к компьютеру, стоявшему у противоположной стены на столике. Двинула мышкой, экран загорелся. — Колька, можно я воспользуюсь! — выкрикнула она, фактически уже запуская браузер.
— Типа тебе запретишь, — буркнул он в ответ.
Гугл точка ком. Поисковик. Апропо.
Список ссылок. Первая — на журнал.
Интервью. В феврале должно было… Значит, могло войти в мартовский номер. Раньше не успели бы сверстать. Руслана быстро нарыла электронную версию мартовского номера. Премьеры кино. Сны Рафаэля. Муза для Живанши. В пику опере. Заголовки, заголовки, заголовки.
И ни под одним… ни под одним.
Апрельский номер. Росомаха спешно нажала вкладку. Бегло просмотрела глазами содержание. Ни-че-го. Майский вот-вот должен выйти.
Февраль. Чертов февраль. Менять убеждения — бывает больно. Удовольствие импресарио. Революции и искусство.
Гугл точка ком. Интервью Энтони Озерецкого.
Ничего нового, ничего свежего, одни переводы, ничего для Украины. Какой-то скандал с дракой. Похрен, потом. Ни-че-го.
— Его нет, — побелевшими губами прошептала Руслана. И тут же выкрикнула: — Колька, его нет!
— Трындец! — дернулся Гужий. — Орать чего? Кого нет?
— Интервью нет! Которое… из-за которого он… — Руслана снова зависла. На этот раз достаточно надолго. Зависание, как и следовало ожидать, завершилось очередным вопросом: — А можно мне в скайп?
— Да ну тебя! — в сердцах выругался Колька и отправился на кухню к жене.
Руслана будто и не заметила. Ничего на свете не замечала, потому что ничего на свете значения уже не имело. Все было сосредоточено в нескольких месяцах этой зимы. И в том, что она… ошибалась. Она охренительно ошибалась. В нем, в себе, в людях вокруг. Лукин не говорил. Лукин делал. Выполнял обещания. Разводился. Был с ней — даже тогда, когда она не позволила. Не лгал. Не лгал!
Она ошибалась. И да… думать об этом больно.
Лучше не думать. Лучше просто понять… узнать до конца. Другого человека знать до конца нельзя, но…
— Тоха, мать твою! — в ответ на опостылевшую мелодию вызова в скайпе психовала Руслана. — Я голосом хочу, Тошечка-картошечка!
— О! Ты ли это, — театрально включился Антон. Потом на экране появилась и его не менее театрально восхищенная морда.
— Прикинь, я! — на пределе собственных нервов жизнерадостно отозвалась Руська, голос ее звенел, а внутри колотилось все, что еще могло колотиться. — У меня дело… в смысле… ты как там?
— Всё good. Что за дело?
— Когда выйдет твое интервью в «À propos»? — выпалила Руслана.
— А не было никакого интервью, — развеселился Озерецкий.
Она с усилием сглотнула. И вытаращилась на брата.
