Когда она возвращалась восвояси, он летел в Штаты, искать ее через Тоху. И схлопотал по морде… Просто потому что хотел ее найти. За остывшим кофе она пересмотрела все, что смогла найти во всемирной сети по поводу той дурацкой драки в Лос-Анджелесе. Даже видео — какой-то умник на мобильный снял. Ладно Тоха, с него не убудет, с петуха. Но Егор… Егор — и драка?! Егор, которого вынудили ответить. Они с Антошкой вынудили.
Происходило все что угодно, она творила все, что приходило в голову, — только затем, чтобы скрыться от него. Каково это — месяцами долбиться в стену, не зная, ждут ли за стеной — или наоборот, пребывая в уверенности, что не ждут? Привыкаешь и не больно? Да черта с два! Становится все равно? Может ли стать все равно? Ей ведь так и не стало…
Но и она — другое, чем он. Она думала, ее предали. Ее не предавали. А его осудили, даже слова не дав. В то время как он… он делал, а не говорил.
Не оправдывался. Там, в Одессе… он не оправдывался. Будто смирился с ее выбором. И снова делал — не говорил. Впрочем, она тоже. Неслась вперед, не оглядываясь, не беря в голову и в расчет того, что следовало брать и в голову, и в расчет.
А ведь и без слов понятно. С кем бы он ни приехал на чертову «Жемчужную леди», ничто не отменяет дикой, кошмарной сцены в его номере. И ничто не отменяет рассеченной брови на его красивом лице. И, что самое страшное, ничто и никогда не отменит сказанного «получился хороший проект из меня». Единственные слова, которые он позволил себе.
Потому что ему было больно.
Болело не только у нее.
И тем не менее. Он вытащил ее. Вытащил — и ушел. Будто бы не было смысла продолжать. Просто развернулся и свалил прочь от машины Гамлета.
— Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, — пробормотала Руслана. К черту! В ее жизни и так было слишком много классики в последнее время. От Шекспира до Шиллера.
Она сама так захотела, лишая его права себя защитить. А теперь не знала, как выжить, понимая, что ошиблась.
Он не берет трубку. И он отключил телефон.
Она не брала трубку. И ушла из его жизни.
Руслана глухо застонала, глядя на четыре шелкографических Корвета на своей стене, и снова набрала его номер, понимая, что тот не отзовется — смс от оператора так и не пришло. Абонент по-прежнему был в состоянии «не абонент».
И в то же время она отчетливо сознавала — если не поговорит с ним, взорвется. Потому что он должен знать… должен… Как тогда сказал? «Не мог не звонить. Не мог не приехать. Нужно знать, что ты понимаешь. Нужно быть с тобой».
С ней все то же. Сейчас она будто поменялась с ним местами. Он должен знать, что она понимает. Что пазл сошелся в общий узор, в котором она виновата. Независимо от исхода, независимо от того, что он ушел в ту ночь — ведь тоже чтобы не возвращаться.
Дичь в том, что она даже не в курсе, где он теперь живет!
Понятия не имеет. С Залужной развелся. Значит, не в прежней квартире. Да она и не знает-то, где прежняя, — только въезд во двор помнится, и то смутно. Никогда не бывала и не хотела быть. Дом хотела — с садом и садовником. Как Егор говорил.
Родители… Мама… Вариант? Едва ли… он не стал бы возвращаться к ним. Но даже если… это тоже поди найди.
Гостиница. Тогда, в их самый последний день, он так буднично сказал ей, что намерен съехать от Оли в гостиницу. Но ей в голову не пришло спросить, какую. Хотела только предложить перевезти вещи к ней. И себя — тоже к ней. Не успела. Не срослось. Забылось. Потому что встреча с беременной женой перечеркнула все. И это тоже было отнесено к категории «вранье».
Но даже если… четыре с лишним месяца в гостинице? Это не в его стиле. В его стиле — лететь через океан, чтобы узнать, где она. Или вламываться безоружным в дом к преступникам, чтобы вытащить ее же из переделки.
Руслана спрятала лицо в ладонях.
«Только чур секс вместо оплаты больше не предлагать».
«Ты мне льстишь».
Дура!
Пятница. Редакция «À propos», куда она победно заходила в октябре прошлого года, чтобы убедить его ехать с ней в «Мандарин». Теперь нужно ни много ни мало. Убедить его выслушать. Просто выслушать. На большее рассчитывать страшно. Невозможно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Она вскочила с кровати и бросилась к зеркалу. Выглядела кошмарно после ночи, после предыдущих ночей — без него. После недель бесконечной, изнурительной работы. С немытой головой. В затертых спортивках. И с этим точно надо было что-то делать.
Хотел же он ее в том чертовом платье-провокации!
Когда она ломанулась в душ, часовая стрелка приближалась к отметке в 8:00.
А уже в 9:30 она входила в здание, где располагалась редакция. Декорации те же. «Артхаус» напротив. Желтый Корвет. Улей сотрудников. Только девушка больше не носила цветных прядей. Но носила платье с дурацкими черно-фиолетовыми кошками на ярко-зеленом фоне.
— Доброе утро! — зазвучал ее низкий, но все-таки звонкий от волнения голос в приемной. — Егор Андреевич у себя?
— Егора Андреевича нет, — сказала Тая, рассматривая посетительницу. — Вы по какому вопросу?
«По личному!» — чуть не выпалила Росомаха. Но что-то ее остановило. Она улыбнулась секретарше и ответила:
— Руслана Росохай, если помните. У нас с господином Лукиным есть договоренность относительно моего проекта «Кстати о…».
— Тогда вы можете поговорить с госпожой Залужной, — улыбнулась секретарша. — Ее кабинет — следующий по коридору.
— С кем? — не въехала с первого раза Руся. Егор прав — она безбожно отупела.
— С Ольгой Залужной, — повторила Тая.
Встречаться с его женой… бывшей женой… в планы не входило точно. Во всяком случае, она определенно хотела бы этой участи избежать. Но жизнь не готовила Руслану к тому, что мужчины могут работать с бывшими женами. «Мы с Егором расстались друзьями», — вспомнилось ей.
Друзьями, блин! Так может, она подскажет, как его найти? Росохай почти представила себе, как спрашивает адрес у Залужной. И нервно выдохнула.
— Нет… — проговорила она. — Мне хотелось бы… все же… где я могу найти Егора Андреевича?
— Мы не даем подобной информации.
— Но это срочно!
— Если это срочно, вы можете поговорить с госпожой Залужной.
— Вы — робот? У вас в программе один алгоритм заложен?
— Прошу прощения? — удивленно взглянула на нее Тая.
— Я объясняю всячески, что мне нужен Лукин, а вы уперто тянете меня к Залужной. Хоть бы зама предложили.
— Не мне оспаривать распоряжения руководства, — пожала плечами Таисия и терпеливо проговорила: — Господин Лукин вернется не раньше, чем через две недели.
— Две недели? — упавшим голосом переспросила Руська. Она не могла ждать две недели! Это невозможно — ждать две недели! «Кое-кто несколько месяцев ждал», — голосом Дженис Джоплин заявила совесть. — А хоть с географией подскажете? Он… в отпуске? В командировке?
«С моделькой в Одессе».
«Заткнись».
— Мы не даем подобной информации, — точно! робот!
— Я никуда не уйду!
Секретарша снова пожала плечами и уткнулась в компьютер. А Руслане только и оставалось, что претворить свою угрозу в жизнь. Она никогда ничего не делала наполовину. Оглянувшись по сторонам, подошла к диванчику в углу, поставленному здесь для ожидающих. И уселась, откинувшись на его спинку. В конце концов, она ожидающая. Хоть две недели, хоть два месяца. Если только секретарша не вызовет охранника.
Но та, кажется, даже не думала этого делать. Сидела себе преспокойно за монитором, периодически бросая взгляды на визитершу. Взгляды, впрочем, казались достаточно красноречивыми. На исходе пятой минуты ожидания Росомаха точно знала: секретарша имеет очень хорошее представление о том, кем она приходилась Егору. Подобное любопытство случайным быть не может. Еще через десять минут дошло, что и все разыгранное представление с «алгоритмом переадресации к госпоже Залужной» — именно представление. Потехи ради. Или во имя справедливости — по мнению все той же секретарши.
А справедливость — даже секретарская — должна рано или поздно восторжествовать. И она восторжествовала, стоило Руслане подумать о том, что она теряет время, и можно, в конце концов, обратиться к Гамлету, например. Пусть уж там как-то вычислит, где находится телефон — а вместе с ним и человек. Она видела подобное в кино. Вопрос, возможно ли такое, если аппарат выключен, настойчиво вертелся в голове в тот момент, когда в приемной показалась… госпожа Залужная собственной персоной и бодро начала: