Стояло на этой горе в ин-времена большое село по прозванью Праведное; и жили в этом селе правильные люди. Гора была золотая, по селу шла золотая улица, на улице стояли золотые избы, и жили в этих золотых избах люди с золотыми сердцами — правильные люди.
И мы иногда в добрый час говорим про другого: золотой человек, скажем и сами после не верим, да и трудно как-то этому верить!
Жили так правильные люди, соблюдали свой правильный закон, пахали свою золотую землю и добро копили…
* * *
Однажды, не помню, в каком году, в каком месяце, сидели правильные старцы на завалинке у понятой избы, дела свои правильные решали… Сидят старцы, в бороды свои укутались… Глядят, идет по селу чужой человек.
Кликнули старцы чужого человека и спрашивают его: откуда и куда прохожий человек идет?
— Иду я, — говорит им прохожий, — по белу свету,
Ищу правду, а ее нигде нету…
— Как, — спрашивают правильные старцы, — нету? Мы, старцы правильные, и царь,
И псарь
У нас одинаково правду любят…
— Нет, — отвечает прохожий, — правда человечья
Что шерсть овечья:
Из нее можно валенки скатать и варежки сплесть,
У кого какая совесть есть…
— Как же так? — спрашивают правильные старцы.
— Очень просто, — отвечает прохожий, — правда человечья, что каша с салом,
В большом и малом
Пропитана ложью,
Не то что правда божья…
— В чем же тут различие:
— В смысле, — спрашивают правильные старцы, — или в обличии?
— Человечья правда — посох, а божья правда — крылья!
Сказал так прохожий, в сизого голубка обернулся, кверху турманом взвился, а потом сел на застреху и ворковать зачал…
Сидят старцы правильные, голубиную воркотню слушают, а сами про себя думу думают:
«Надо идти на старости лет правду божью искать, у разных людей ее поспрошать, в разных местах ее доглядеть…»
Только куда вот идти — невдомек никому…
— Пойдем, — говорят правильные старцы, — куда глаза поведут…
Вырезали старцы правильные по березовому посоху, бороды вокруг пояса обернули да — на большую дорогу; остались в селе Праведном одни только воробьи под застрехой да бабы с малыми ребятами на улице…
Только тронулись старцы правильные в путь, голубь с кровли сорвался, в синее небо за ними взвился, крыльями лоп-лоп захлопал, громко загургукал… Откуль ни возьмись налетел на него серый ястреб, крылья сизые голубиные смял, перушки мягкие выщипал, кровь сладкую выпил… Собрал ветер голубиные перья и понес их сизым облаком по поднебесью.
Летит по небу облако, словно платочком издали машет…
Летело так облако ровно три дня, шли так правильные старцы ровно три года, на третий год в Ерусалин-град пришли.
Видят старцы, что отдохнуть им пора,
Отдохнуть пора, постучать у чужого двора,
За чужим столом посидеть — закусить,
О правде божьей чужих людей расспросить…
Идут они по Ерусалину-граду, видят: навстречу им пузатый, поп!
Идет поп, как большая бочка катится, селезенка у него, у мерина, на ходу екает, а в брюхе бурлит, словно опара всходит…
— Скажи, ваше священство, — спрашивают правильные старцы, — где правда божья живет?..
Поп на них глазами уставился, словно никак дураков не разглядит, молчит, пыхтит, обеими руками за живот держится, словно лопнуть боится, потом на самую большую церкву пальцем утыкнул,
Громко икнул
И покатился…
Пришли правильные старцы в церкву, запружена церква народом, уставлена церква иконами, увешана церква лампадами, утыкана церква свечами, со всех сторон угодники смотрят: кто повиднее — под самый перед.
Кто победнее, так в самом углу…
Ходили старцы правильные по церкви ровно целый день, народ локтями толкали, лбами у каждой иконы стукали, пришли к вечеру в последний притвор, глядят: в притворе гроб стоит…
Гроб золотой парчой околочен, камнями драгоценными усыпан, а над гробом лампада большая светится — полтора пуда лампадного масла войдет…
Спрашивают правильные старцы:
— Здесь правда божья живет?
— Здесь, — отвечает им монах.
Склонились старцы правильные к парчовому гробу, в землю поклон положили, смотрят: нет ли где в гробу дырки какой, на божью правду взглянуть…
Глядели, глядели — нет нигде щелки никакой, глядь, только в одном месте черный таракан сидит, длинным усом водит, старцев правильных посмотреть в щелку манит. Прильнули старцы, смотрят, смотрят, ничего не видят, ни тьмы, ни свету,
Ровно как в гробу, ничего и нету…
Поднялись старцы правильные с приступок, монах лампадку поправил, лампадного масла подлил, в кадило ладану положил…
Крестятся старцы истово, на лампаду большую уставились, а в лампаде маленький бесенок купается, кверх брюхом в лампадном масле плавает и красный свой язычок поверх масла выставил, словно на старцев правильных дразнится.
Постояли правильные старцы, покумекали,
Спросить о правде божьей больше некого.
Говорят они монаху:
— Чтой-то в гробу нетути праху?
Чтой-то в лампадке гадёнок плавает, портит лампадное масло.
Смотри, монах, как бы лампада не погасла…
Осердился монах на правильных старцев.
— Не дает вам бог, — говорит — смерти,
Вот вам везде и видятся черти…
Подумали старцы, в уме все прикинули,
По последней полтине вынули,
Монаху на масло подали,
А сами встали поодали…
Постояли они так, пока в куполе звон не пошел, пока из церкви народ не повалил. Вышли и старцы правильные, смотрят, облачко сизое за град Ерусалин бежит, платочком машет…
Увидали старцы правильные платочек, стучаться на чужой двор раздумали, посидеть-закусить расхотели, завернули у пояса бороды да и снова в путь. Много ли, мало ли старцы правильные шли, оттянули им спины кошели, обшаркали они ноги о пырь-траву, надсадили глаза, дорогу разглядывая…
Шли так правильные старцы, шли и на Афон-гору пришли. Подошли они к Афон-горе рано по утречку, березовым посохом в ворота стучат…
— Кто там? — спрашивает сторож с колотушкой.
— Мы, — говорят старцы правильные, — по белу свету ходим, божью правду ищем, нигде не находим…
— Напрасно вы время проводите, — говорит сторож из ворот, — Правда божья у черта в батраках живет…
— А в каком таком месте, — спрашивают правильные старцы, — это будет?
— Выйдите назад, тогда, — говорит сторож, — и скажу,
И дорогу покажу,
А то если кто сюда войдет да знать это будет,
Все равно выйдет — забудет.
— Ладно, — говорят правильные старцы…
Прошли правильные старцы в Афонские ворота, от ворот кверху ступеньки идут, на каждой ступеньке стоит церковка, на каждой приступочке — часовенка…
Поднимаются правильные старцы по ступенькам, а впереди их идет
Монах,
В гарнитуровых штанах,
Шелковую купчиху под ручку ведет…
Идут старцы за ними, на Афон-гору лезут, на самой на Афон-горе, видят, золотая клетка стоит.
В золотой клетке затворник сидит.
Подошли старцы к затворнику-притворнику, а он себя сыромятиной по заду бьет.
— Зачем это он? — спрашивают старцы правильные у монаха.
— Затем, — говорит монах, — чтобы на Афон-гору больше купцы подавали, в святые хочет попасть…
— Так, — говорят правильные старцы и три поклона в землю положили…
Встали старцы правильные с земли, на затворника-притворника смотрят, открылась у затворника-притворника крышка на голове, и все у него в голове старцам правильным, как в сундуке, видно.
Смотрят старцы правильные, а там из мозгов черт колбасу вертит.
Да на правильных старцев рогами крутит…
— Убивает плоть, — говорит старцам правильным монах.
В гарнитуровых штанах.
Старцы правильные ему ничего на это не сказали, боялись, что он их с горы вниз столкнет, три поклона еще ударили, бороды вокруг пояса закрутили, да и вон пошли…
Подошли они к сторожу у врат.
— Скоро же вы, — говорит он, — воротили назад…
— Говори, — просят правильные старцы, — куда нам теперь идти…
— Вот, — говорит сторож и колотушкой показывает, — идите все прямо полями и лесами,
Горами и реками,
Ко месту некому,
Убогому,
Калекому,
Низкому-пологому,
Где ель не растет, ива кудрей не ронит,
Где человечья нога во мху тонет…
— Ладно, — говорят правильные старцы, — как это место прозывается, под какой звездой это место находится?..
— Прозывается, — отвечает сторож, привратник-совратник, — прозывается это место Чертухиным, Антютик в Чертухине ходит за старосту, правда божья у него в батраках, в услужении, стоит то место вон под той звездой, что на землю глядит, как зеленый глаз.
