— Он невероятный! — восторженным шепотом делилась графиня с Галье, забыв о том, что та является всего лишь прислугой, — Это…. это…. Немыслимо! У меня слов не хватает!
— Шорро влюблена, — грустно констатировала служанка, — а это когда-нибудь кончается.
— Ты ничего не смыслишь в любви! — возмущенно воскликнула Лонье, — Он — чудо!
— Санти, она — чудо! — Шон мечтательно глядел в море, — Ты глаза ее видел?
Герцог пожал плечами:
— Зачем? Мне делать нечего, как заглядывать в глаза чужим невестам.
— Ты ничего не понимаешь в любви, чертов ашурт! — в сердцах высказался принц.
— Куда уж мне, ашурту, — усмехнулся Сантилли, — Хочешь, я тебе про Ласти расскажу?
Шон, открывший было рот для отповеди, закрыл его.
— Она, как начавшийся распускаться бутон, — герцог светло улыбнулся, — Он будет разворачивать свои лепестки до бесконечности, каждый раз открываясь с новой, неизведанной стороны. И ты никогда не будешь знать, что тебя ждет. И каждый день с нею будет открытием. Поэтому я ничего не понимаю в любви, ты прав.
— Чего он боится? — тихо спросил Шон.
— Обыденности, — ответил Санти, — Боится, что как только он станет женщиной, то приключения кончатся. Не будет свободы, ветра в лицо, бешенных скачек, схваток. Боится, что я запру ее дома и начну командовать.
— Пусть еще побегает?
— Пусть, время позволяет.
— А потом ты ее запрешь? — Шон с хитрой усмешкой поглядел на друга.
— Самоубийц в роду не было, — герцог хотел щелкнуть йёвалли по носу, но тот со смехом отпрянул.
— Но моя Лонье лучше всех женщин мира! — крикнул он морю.
Моряки, находящиеся на палубе, с пониманием заулыбались, хотя слов никто не понял. Все когда-то влюблялись.
— Кто бы сомневался, — согласился ашурт, — После Ласти.
Чем ближе к Лунным островам подходила «Ветреница», тем мрачнее становился шер Сацки. Его решение уже не казалось ему правильным. А если женишок упрется? Придется возвращать камень. Или послать его куда подальше? С таким сокровищем можно и самому пробиться наверх. Но хотелось всего и сразу, и маркиз ходил мрачнее грозовой тучи. Повелители озабоченно поглядывали на него, но пока никаких действий не предпринимали.
Сантилли и Ласайента откровенно скучали и с тоской поглядывали на море, моля богов о хоть каких-нибудь пусть самых захудаленьких пиратах. Но боги оставались глухи к их просьбам, и демоны маялись от безделья.
Из всех пассажиров только влюбленные не замечали времени, расставаясь лишь на ночь.
— О чем можно говорить весь день, — ворчал Сантилли, поглядывая на Шона и Лонье, стоящих бок о бок на верхней палубе.
Лас покосился на друга, но промолчал.
— Неси книгу, почитаем, — ашурт хлопнул принца по спине, и тот зашипел, — Не ври, все давно зажило, — возмутился герцог.
— Ты мне все легкие отбил, — обиженно возразил Лас.
— О, а еще раз надуй губы! — восхитился герцог.
Лас украдкой оглянулся и показал ему язык.
— Класс! А еще, а еще! — поддразнил его Сантилли, — Это так заводит, ты не представляешь.
Лас рассмеялся, стукнул ашурта тыльной стороной ладони по груди и быстро пошел к кают-компании, но у дверей не удержался, обернулся и снова высунул кончик языка.
— Ах, так! — ашурт бросился догонять друга.
Когда Шон и Лонье спустились вниз, то обнаружили Санти и Ласайенту в кают-компании за чтением книги, расположившихся с комфортом в одном кресле. Причем принц сидел, вжавшись в угол, а герцог примостился рядом, навалившись на него плечом и перекинув ноги через друга на подлокотник. Принцу пришлось обнять ашурта, чтобы тот не упал.
Графиня остановилась в замешательстве, но Шон фыркнул, увлекая девушку дальше к клавесину. Как им не тесно вдвоем?
— У вас не принято читать книги, шорро? — удивленно спросил Санти, отрываясь от текста.
— Нет, почему же? У нас это поощряется, если содержание книги соответствует морали общества, — Лонье выделила слово «морали», явно намекая на другое.
Но демоны пропустили намек мимо ушей.
— Тогда я не понимаю Вашего недоумения, — продолжал разыгрывать простоту герцог.
Лас с трудом подавил улыбку и поставил том на колени ашурта.
— Но мне всегда казалось, что читать лучше… наедине, — выразительно произнесла девушка и недоуменно посмотрела на веселого Шона.
— Бог с Вами, шорро, — возразил ашурт, — мы и были наедине до того, как вы пришли.
Но графиня не желал просто так сдаваться:
— Я имею в виду, что человек должен быть один.
— Ах, вот Вы о чем! — «понял» Сантилли, — Понимаете, книга оказалась настолько захватывающей, что мы не смогли ее поделить.
Лонье непроизвольно прочитала заглавие.
— Но это же история! — удивленно воскликнула она, — Вам интересно ее читать?
Шон присел на стул, с увлечением наблюдая за спорщиками.
— Да, — твердо ответил герцог.
— А, по-моему, это скучно, — пренебрежительно повела плечиком графиня, проходя к клавесину.
— Как может быть скучной история? За каждой строчкой чья-то судьба, недожитая жизнь, слезы и радости, — очень серьезно ответил Сантилли, — Включите воображение, шорро. Судя по нарядам, оно у Вас богатое.
— Спасибо, — девушка с достоинством присела в легком реверансе, — Непременно воспользуюсь вашим советом.
«Съел? — смеясь, поинтересовался Шон, — Закрывай историю, открывай уши. Я уговорил Лонье нам сыграть».
Играла графиня действительно неплохо, но как-то механически и заученно, очевидно, стесняясь. Пальцы бегло порхали по клавишам, музыка была красивая, но бездушная. Лас выдержал половину, потом решительно взял второй стул и присоединился к графине. С точки зрения йёвалли, девушка сейчас измывалась над мелодией, а это принц переносил еще хуже, чем клавесин.
Лонье удивленно глянула на него. Что может тот, кто постоянно занят лишь схватками и оружием? Но быстро сменила пренебрежительное мнение в лучшую сторону, когда Ласайента на ходу подхватил мелодию, вдыхая в нее так не хватающей ей сердечности и теплоты. После первой последовала вторая. В кают-компанию заглянули свободные от вахты Воспой и Усдо, к ним присоединились Повелители и недовольный свободным поведением дочери маркиз.
Герцог давно принял приличествующую обстановке позу и задумчиво смотрел на увлеченного игрой друга.
«Шон, у тебя хлеб забирают», — после третьей мелодии не выдержал ашурт.
«Неужели это ревность?» — удивился йёвалли, но похлопав брата по плечу, сменил его у клавесина.
Лонье удивилась еще больше, невольно сфальшивив, но быстро выправилась. «Господь всемогущий! Он совершенство!» — с восторгом думала она, боясь поднять глаза от клавиш.
