домой.
Толкнув дверь, она окунулась в ватную покалывающую темноту.
Левая рука нащупала холодную шершавую стену. Маша сделала шаг вперед, еще один. Лестница началась внезапно, и она чуть не упала. Сердце затрепыхалось, она вспомнила про фонарик. Вытащила его из камрана и принялась нажимать на ручку. Внутри устройства что-то закрутилось, зажужжало, лампочка словно нехотя загорелась тусклым точечным огоньком. Маша принялась выжимать эспандер фонарика. Свет стал ярче, и она двинулась вниз.
Спуск в подвал показался невероятно длинным. И хотя она прошла всего две лестницы, спина взмокла, на лбу выступили капли пота, а руки слегка дрожали.
Внизу пахло сыростью, плесенью, кошатиной и теплоцентралью. Она увидела толстые трубы, укутанные стекловатой. На одной из них сидел огромный черный кот и смотрел прямо на нее. Глаза его блестели злыми зелеными огоньками.
— К-с, к-с-к-с… — несмело позвала Маша, надеясь, что такое обращение расположит кота и он в случае чего не бросится на нее и не вонзит острые когти в спину.
Кот не отозвался и продолжал сидеть на трубе как изваяние.
Маша свернула налево, пошла вдоль стены, у которой высилась гора гниющего тряпья, осколков бетона, сломанных деревянных ящиков и прочего хлама. Она и понятия не имела, что здесь… такое творится.
Взгляд уткнулся в черную надпись на стене «Оставь надежду, всяк сюда входящий» и ей стало не по себе. Ноги задрожали и какое-то мгновение в ней боролись две противоборствующие мысли — продолжить идти вглубь, или броситься назад к выходу.
С трудом пересилив себя, она двинулась дальше. Кисть, выжимающая ручку фонаря, устала и Маша взяла его другой рукой.
Вдоль стены располагались двери подвальных помещений. По потолку струились толстые черные провода и кое-где торчали лампочки. Почти все двери, потолок и стены были увиты черно-серой дрожащей паутиной. Тонкие невидимые нити касались ее лица, и каждый раз она вздрагивала, с трудом подавляя желание закричать что есть силы.
— Три… четыре… — пятая квартира отсутствовала. Ей нужна была девятая.
Маша остановилась на перекрестке. Слева было просторное углубление, из которого коридор куда-то снова загибался. Направив тусклый луч прямо, она увидела тупик — кирпичную стену, рядом с которой стояла старая покосившаяся детская коляска, на которой восседала грязная кукла в алом в белый горошек сарафане. Кукла была без волос и немигающим взглядом смотрела на Машу.
Чертыхнувшись, она повернула направо. Мертвое лицо еще несколько секунд чудилось ей в темноте.
— Пять… шесть…
Наконец, миновав изгиб коридора, она оказалась перед дверью с цифрой «9».
Маша оглянулась, вздохнула, собираясь с силами, и сунула ключ в замочную скважину.
В конце концов, она взрослая женщина, работник прачечного комбината. Чего ей бояться в подвале старого дома?
Дверь поддалась с трудом, будто бы ее не открывали лет двадцать. С потолка посыпался песок. Со скрежетом отворив ее пошире, она отошла на шаг, — если в подвале были крысы, то сейчас самое время им выскочить, — подумала Маша.
Она направила луч внутрь небольшого помещения. Оттуда пахнуло канифолью, сургучом, чем-то еще химическим и когда дрожащая рука немного успокоилась, луч замер на верстаке. В его центре стоял магнитофон «Комета-209». Тот самый, Лешкин. Ее мужа.
Маша уставилась на него, не веря своим глазам. До настоящего момента она считала рассказ Грома выдумкой, фантазией, вызванной, вероятно, исчезновением дочери. Переволновался человек и начал говорить несуразные вещи. С кем не бывает…
Но магнитофон был здесь. А значит, и все остальное…
Она медленно вошла внутрь — помещение около двух с половиной метров в длину и метра полтора в ширину — обычный подвал, каким она его себе и представляла. Только внутренности и обстановка никак не соответствовали тому, что она ожидала. Здесь не было деревянных полок с многочисленными соленьями и компотами, в углу не стоял мешок картошки и ящик лука, под ногами не валялся хлам, который не помещался на балконе.
Справа она увидела топчан на ножках, на котором можно было даже вздремнуть. Над ним — приличного размера карта Москвы, с торчащими из нее булавками с бирками. Слева — верстак, окруженный невероятным количеством инструментов, баночек, склянок, проволоки, линеек, паяльников и всего того, что обычно можно увидеть в гаражах заядлых автолюбителей или мастерских по ремонту сложной бытовой техники.
Над всем этим нависала полка с впечатляющей подборкой журналов. Она посмотрела на обложку одного — это был журнал «Радио». Наверное, здесь собралась подшивка за несколько десятков лет, — решила она.
Маша смахнула рукой с топчана невидимую пыль и осторожно присела, не сводя глаз с магнитофона.
— Это, конечно, все ерунда, — сказала она вполголоса. — Просто какая-то чушь. Быть такого не может.
— Тогда что ты тут делаешь? — прозвучал в голове голос.
Она пожала плечами.
— Нужно хоть что-то делать.
— Нажми кнопку «ВКЛ», ты знаешь, где она находится.
Подумав, Маша протянула руку и надавила черную кнопку.
— Молодец. Теперь проверь, чтобы микрофон… кстати, ты видишь его?
— Да.
— Молодец. Посмотри, чтобы он был включен в разъем.
Она приподнялась с кушетки и проверила разъем. Все как сказал Гром.
— Есть.
— Слева от тебя на стене свет. Включи его, у тебя, наверное, уже рука отнимается крутить этот фонарик.
— Откуда вы…
— Включи свет. Только дверь не забудь прикрыть.
Маша повиновалась. Кисть руки уже и правда отваливалась. Она снова привстала, посветила на стену, увидела черный выключатель и нажала на него пальцем. Загорелся тусклый свет.
— Теперь — кнопка «ЗАПИСЬ». Ты помнишь, что говорить?
— Да… — ответила она шепотом.
— Я в тебя верю. Не подведи.
— Я не подведу.
Она пододвинула микрофон поближе, еще раз проверила дверь, прислушалась к тишине, которую нарушал лишь мерный стук капель где-то в глубине подвала, протянула руку к панели управления магнитофоном и нажала кнопку «Запись».
Белов посмотрел директрисе прямо в глаза.
— Вы не должны бояться. Он вам ничего не сделает. Я обещаю.
— Нужно… в милицию… — растерянно сказала Наина Иосифовна.
— Вы забыли, я и есть милиция.
Словно очнувшись, женщина кивнула.
— Мы поймаем такси, и вы поедете домой. Примете валерьянки и ляжете спать. Утро вечера мудренее. Договорились?
— Да.
— Отлично. А завтра я с вами свяжусь и расскажу, как идет расследование. Возможно, уже утром ребята будут дома и все решится лучшим образом.
— Вы в это верите?
Он в это не верил, но, разумеется, кивнул.
— Так и будет.
— Хорошо. Тогда я спокойна. Я почему-то вам верю.
