Уронив голову на руки, Урос замолчал на секунду, а затем тихо спросил:
— Где ты узнал о моем поражении, Предшественник мира?
— По дороге из Калакчака к конюшням Осман бея, — ответил тот.
В эту минуту мысли обоих мужчин устремились к Турсену с такой силой, что им показалось, будто он находится рядом с ними, лишь протяни руку. Но никто из них не назвал его имени. Урос молчал из гордости. Гуарди Гуеджи из присущего ему умиротворения.
Нарушил тишину Урос:
— Как же это возможно, что ты пришел сюда с такой скоростью?
— А разве не говорят, — улыбнулся Гуарди Гуеджи, — что у старых коз самые верные ноги, которые всегда находят самые короткие пути?
Вернувшийся от ручья Мокки, провел Джехола внутрь и привязал его возле Уроса. Вслед за ним вошла и Серех, неся чайник, две пиалы и мешочек с колотым сахаром. Подав чай обоим, — сначала Гуарди Гуеджи, а потом Уросу, — она вышла, провожаемая взглядом Мокки. Вновь повернувшись к мужчинам, тот произнес, обращаясь к Гуарди Гуеджи
— О Память всех времен и всех стран, скажи мне, куда ведет эта ужасная долина и какой путь мы должны избрать дальше?
— Это плато окружено со всех сторон высокими горами, эти горы последняя стена Гиндукуша, и тропа, что ведет через них, так узка и крута, что люди называют ее «горная лестница». Она выходит на еще одно горное плато, а потом резко спускается вниз, к озерам Банди Амир.
— Именем Пророка! — воскликнул Мокки, — Озера Банди Амир! Это правда?
— Да, правда, — ответил Предшественник мира, — И красота этих озер столь несравненна, что нет слов, которые могли бы ее описать.
Урос почти не слушал их, он дрожал, как ему казалось, от холода. Мокки, заметив это, поднялся и принес пару одеял.
— Скоро будет готов плов, — сказал он.
Гуарди Гуеджи отрицательно покачал головой:
— Благодарю тебя, саис. Но моему телу, как ты сам видишь, не нужна больше пища.
При этих словах Урос вздохнул с облегчением. От одной лишь мысли о еде его охватила сильнейшая тошнота.
— Иди, — обратился он к Мокки, — иди, ешь, пей и оставь нас в покое.
Мокки выбежал наружу и присоединился к Серех, которая хлопотала неподалеку. Было очень тяжело установить палатку на такой каменистой почве, но ни Серех, ни он сам, ни за что на свете не согласились бы ночевать в подобном месте просто под открытым небом, возле гробниц.
Гуарди Гуеджи бросил взгляд на изменившееся лицо чавандоза.
— У тебя боли… — прошептал он, — Да. Очень сильные боли…
Урос, который любое сочувствие считал личной обидой, не уловил в словах старого рассказчика историй ни заботы, ни чрезмерного участия. Гуарди Гуеджи просто констатировал факт.
— Одеяла слишком тяжелы, — ответил Урос, — но если я их отбрасываю, холод начинает грызть мою рану.
— У меня есть нечто, что тебе поможет.
Из мешка, что лежал возле его ног, старик достал небольшой брусок из какой-то прессованной, коричневой массы и подержав его пару секунд над огнем, отделил часть и скатал ее в маленький шарик.
— Проглоти его, запив чаем. И подожди.
Урос повиновался.
— Это какое-то волшебное средство?
— Можно сказать и так, — ответил Гуарди Гуеджи, — Это подарок самой древней и самой мудрой волшебницы мира.
— Какой еще волшебницы? — не понял Урос.
— Земли.
— Значит растение… какая-то трава…
— Это мак.
— Что? — закричал Урос очень зло и резко рванулся от стены, пытаясь подняться, — Как можешь ты, старый и мудрый, давать мне яд, который делает человека слабым и безмозглым дураком, точно так же как и вино, которое проклято Кораном?
— Ничто из того, что дарит нам земля, не может быть проклятием, — возразил Предшественник мира и прежде Урос успел ему что-то ответить, поднял руку, заставляя его замолчать, — Успокойся чавандоз, это средство действует лишь тогда, когда человек не возбужден и не делает резких движений. Давай, прислонись вновь к камню, который дал сегодня приют путешественнику и послушай меня. Я расскажу тебе историю вина.
И так как Урос не осмелился возразить, Гуарди Гуеджи продолжил:
— В древние времена, в Герате правил Шах Хамиран, сильный и мудрый властитель. Послеполуденное время он любил проводить в своем саду, полном цветов, фонтанов и красивых беседок, увитых зеленью. И все придворные следовали за ним: сановники, священники, предсказатели, поэты, вельможи и принцы. И вот, однажды, на кустарнике возле павильона он заметил птицу с таким ярким и необычным оперением, что он остановился пораженный, чтобы полюбоваться ею. Но в ту же минуту возле птицы появилась большая змея и уже открыла свою пасть, чтобы ее проглотить.
— Неужели тут нет никого, кто спасет жизнь этой птицы? — воскликнул Шах Хамиран.
И его самый старший сын натянул свой лук и пронзил змею стрелой, и убил ее. Но сама прекрасная птица тут же улетела и через некоторое время об этом происшествии все забыли.
Но ровно год спустя, в тот же день и час, птица появилась вновь и сделав несколько кругов над шахским садом обронила на землю ягоды, которые принесла в своем клюве.
— Как ты думаешь, что это значит? — спросил шах у своего предсказателя.
— Птица принесла тебе подарок в благодарность за свое спасение. — ответил тот.
Тогда шах приказал охранять то место, куда упали ягоды и наблюдать за ним.
Через какое-то время там выросло растение, которое никто не знал, не очень большое и высокое, но оно принесло плоды: грозди маленьких, круглых ягод. Никто не осмелился попробовать их. Кто знает, возможно, они ядовиты?
Грозди начали зреть, созревая падать и тогда шах приказал поставить под растением большую вазу, чтобы все ягоды падали в нее. Потом они начали бродить и из ягод получилась какая-то красная жидкость.
Было ли это благодарностью птицы? Или же это был яд?
И вот решили привести приговоренного к смерти узника, которому шах приказал выпить полный кубок этого неизвестного напитка.
Весь двор собрался вокруг него. Несчастный выпил и закрыл глаза.
Придворные зашептались:
— О, это смертельный напиток… Сейчас он умрет…
Но узник открыл сперва один глаз, затем второй, захохотал и голосом не раба в цепях, а господина, крикнул:
— А ну-ка, принесите мне еще один полный кубок!
Шах согласно кивнул своему слуге, и тот подал узнику золотой кубок, из которого пил только сам шах, наполнив его до краев красным соком. Затем попробовали напиток и другие. И у всех них стало легко и весело на душе…
Гуарди Гуеджи прикрыл на минуту глаза, а потом продолжил: