Достоверно не известно, что делал Муталлибов после возвращения во власть, однако ходили упорные слухи о том, что он после сессии отправился в поселок Маштаги к своим друзьям отмечать «победу».
Тем временем перед зданием бывшего райкома им. 26 Бакинских комиссаров, занятого НФА под свою штаб-квартиру, собиралась толпа. Сначала несколько сотен людей слушали турецкие марши, которые Панах Гусейнов распорядился крутить для воодушевления масс. К утру разнеслось известие о том, что командир ОМОН-а Ровшан Джавадов объявил о своем решении не выполнять приказ Муталлибова, о применении силы для разгона демонстрантов, если таковой поступит. Гурбан Мамедов, вчерашний политический заключенный, связался по телефону с Гейдаром Алиевым. Разговор транслировался на всю площадь через усилители:
— Гейдар бей, народ собрался идти на штурм Верховного Совета и президентского аппарата в знак протеста против незаконного возвращения Муталлибова. Как вы относитесь к этому?
— Я солидарен с народом и одобряю действия НФА.
— Гейдар бей, народ тревожиться из-за двух обстоятельств. Вмешается ли российская армия, и применит ли Муталлибов силу против народа.
— Азербайджан стал суверенным государством, российские войска не имеют права вмешиваться во внутренние дела нашего государства и не вмешаются. Что касается Муталлибова, то он — трус, и сбежит, как только вы начнете свой марш.
Толпа одобрительно зашумела и зааплодировала. Иса Гамбаров на митинге перед штаб-квартирой НФА объявил, что «НФА объявляет себя защитником Конституции Азербайджана». Практику этой защиты предстояло узнать, и очень скоро, всему народу.
Когда собралось около пяти тысяч человек, все двинулись вперед по ул. Рашида Бейбутова, подбадривая друг друга. Во главе колонны шел БТР с не вполне исправным двигателем, из-за чего на крутых подъемах людям приходилось толкать бронетранспортер руками.
Маршрут, по которому следовала толпа, был умышленно выбран окольным, по ул. Рашида Бейбутова наверх, до ул. Бакиханова, по ней до проспекта Строителей с выходом на проспект Нариманова и по прямой до здания ВС. По пути к толпе присоединялись зеваки. Вскоре численность процессии перевалила за 10 тысяч, и к зданию ВС подошла уже внушительная масса людей. Когда голова колонны с БТР достигла площади перед зданием ВС, сверху, с верхнего этажа гостиницы «Москва», началась сильная стрельба… холостыми пулями. Пол, устланный огромным количеством холостых гильз, заснял и показал зрителям тележурналист Миршахин Агаев. Кому-то надо было создать видимость боя и стрельбы по народу. В панике некий парень попал под злополучный БТР и погиб. Он так и остался единственной, но безымянной жертвой опереточного восстания. Толпа побежала к зданию ВС, ворвалась внутрь, выломала стеклянные двери и окна, нещадно поливая огнем из автоматов стены и потолок здания ВС.
Когда началась стрельба, один из видных деятелей национального движения Искандер Гамидов находился неподалеку от здания МНБ. С ним случился обморок, люди внесли его в приемную МНБ и потребовали лекарства для героического руководителя народного восстания. Беженец из Шуши, журналист Хикмет Сабироглу, находившийся в этот момент рядом с ним, рассказывает: «Когда потерявшего сознание Искандера люди внесли внутрь здания МНБ, я побежал направо и спрятался в Аллее почетного захоронения за высоким надгробным камнем. Оглянувшись, я увидел Фахмина Гаджиева, прятавшегося за каким-то обелиском еще дальше от меня».
Через два часа этот самый Фахмин Гаджиев в военной фуражке с красным околышем, появился на экране телевизоров и поставил ультиматум Муталлибову: или он сдает власть, или авиация начинает бомбить президентский дворец. На самом же деле танки российского генерала Суфьяна Беппаева, стоявшие вокруг президентского дворца, и которых так опасались фронтисты, спокойно развернулись и вернулись в свои казармы.
Никаких достоверных сведений о деятельности Муталлибова в эти часы нет. Кроме воспоминаний одного человека: госсоветника по экономике Вахида Ахундова. Увидев, что кроме него и еще одного сотрудника, в огромном здании никого нет, он решил в 15 часов уйти домой. Когда он спустился на первый этаж, в фойе здания со стороны Совмина вошел президент Муталлибов в сопровождении телохранителей. Увидев своего экономсоветника, президент подошел, обнял его и со смехом сказал: «Ну что, Вахид Джумшудович, создали мы революционную ситуацию?»
Смущенный госсоветник невольно тоже обнял президента и почувствовал, что под пиджаком у того надет легкий бронежилет. После этих слов Муталлибов вышел из здания, сел в машину и уехал на военный аэродром, откуда вылетел в Москву. Так что, когда рецидивист Фахмин Гаджиев объявлял ультиматум Муталлибову, того на рабочем посту уже не было. Пример погибшего на своем посту Сальвадора Альенде не вдохновлял никого из политических руководителей Азербайджана.
Я просидел в редакции газеты до часу дня, следя за событиями, затем пешком поднялся к своему дому рядом с парламентом. У памятника Нариманову, когда раздался интенсивный треск автоматных очередей, со двора кособокого домика на улицу выбежала простоволосая, в рваном платье пожилая женщина и начала причитать:
— Убили, убили наших детей…
Когда я подходил ко двору я увидел, как мой сосед Тофиг Гасымов уходит в сторону парламента в сопровождении двух молодых людей в куртках цвета хаки с эмблемой воющего волка на спине.
Эти же события, в том числе участие турецких и американских дипломатов и разведчиков в государственном перевороте описывает несколько под другим углом большой поклонник националистов, уже упомянутый Томас Гольц в своей книге «Азербайджанский дневник»:
«Несколько сотен людей стояли перед штаб-квартирой Народного Фронта, когда мы приехали туда. Но внутри практически никого не было. Из узнаваемых лидеров мы смогли найти только Тофика Гасымова, жилистого члена парламента от Демократического блока, выглядящего, как Альберт Эйнштейн. Он сказал, что руководит группой штаба, которая будет поддерживать связь с «демократическими» силами внешнего мира до штурма здания. Он почувствовал огромное облегчение, увидев Филиппа и Мехмета Али, поскольку они были представителями упомянутых «демократических сил», с которыми он думал установить контакт, а телефон работает не очень хорошо… Два дипломата официально выслушали все, пообещали моральную поддержку соответствующих стран и уверили Тофика Гасымова, что и США, и Турция встанут на общую позицию протеста, если будет атака на штаб-квартиру Народного фронта. Мехмет Али пошел еще дальше, пообещав безопасность даже длясемей лидеров Фронта в новом комплексе посольства Турции напротив парка 26 Комиссаров. Он сказал, что Турция готова, в случае надобности, предоставить убежище. Вера в то, что Турция встанет на их сторону, было подчеркнуто акцией нескольких анонимных пантюркистских энтузиастов, которые обзавелись огромным флагом Турции и вывесили его с крыши штаб-квартиры. Кто-то пошел еще дальше. Они установили громкоговорители на балконе второго этажа. Между речами лидеров, они передавали актуальные на этот день мелодии — марш османских янычаров, или «mehter», которые соединяли набожность с доблестью и четко кооптировались с исламскими претензиями Муталибовского общества «Покаяния»:
((Бог велик! Бог велик!Да сопутствует нашей армии победа!)
И связь с народом была установлена: в течение того получаса, что мы были в здании, число сочувствующих выросло с нескольких сотен до более чем тысячной толпы, и люди все еще стекались со всех сторон парка. Для большей точности скажем, что вооруженные и одетые в униформу люди устроились на крыше и балконах верхних этажей штаб-квартиры. Часть из них имела переговорные устройства и передавала постам на улице, в парке 26 Комиссаров и на перекрестках то, что те не могли увидеть снизу. Вопрос о том, чью сторону могла бы принять армия, даже не задавался. Единственной проблемой было, какая часть армии сможет оторваться от боев и прибыть в Баку до наступления ночи.
Частично ответ на это был получен, когда я уходил от растущей толпы. Приветственные восклицания раздавались из дальнего конца парка, которые скоро превратились в рев, в котором можно было различить свистки и выкрики «Браво!» я смог различить характерный механический кашель мощного дизельного двигателя, безошибочно узнаваемый скрежет гусениц. Фронт только что раздобыл первую единицу бронетехники и запарковал ее для дальнейшего использования.
* * *
Это был длинный день и длинная ночь, 14 мая, хотя, наверное, она была длиннее для Мехмета Али, чем для меня, и несомненно она была наиболее длинной для лидеров Фронта. Парк 26 Комиссаров был заполнен тысячами людей, и даже на деревьях были люди. Там были молодые и старые, мужчины и женщины, богатые и бедные: они были народом, который поддерживал Народный Фронт с начала. Я знал многих и по митингу в пятницу, и по совсем другим поводам. Там был 60-летний владелец большого корабля «Туркменистан», машущий маленьким флагом Азербайджана; там был парень, который снабжал меня кофе из какого-то комиссионного магазина; там был местный хакер, который на скорую руку починил мой лэптоп; там был вульгарный тип — кинорежиссер, с которым я познакомился в Нахичевани. Там были знакомые люди, имена которых я не мог вспомнить, если я вообще знал их. Там были и другие: Камран и его мать Кюбра-ханым, член бывшей Коммунистической партии, награжденная орденами, которая решила оставаться там со своим несговорчивым сыном до рассвета, или до того, как придут танки, кто бы из них не пришел первым. Там была Эльмира — отважный корреспондент оппозиционной прессы, которая часто помогала Хиджран в некоторых проблемах, и Дильшад, словоохотливая мать Вугара, одного из наших ребят-переводчиков.
