Ага, так я и знал. Ремень соскочил со шкива, — мужчина всунул руки в нутро механизма и что-то пощупал. — Надо бы заменить, совсем уж плохо выглядит, того и гляди порвётся. Кажется, был у меня здесь где-то запасной…
Лейгур подошёл к одному из железных шкафчиков возле стены, открыл его и стал перебирать внутри разные запчасти.
Действия исландца насторожили Домкрата. Он сделал шаг вперёд, при этом поглядывая на заглохший двигатель.
— Ты упомянул моего отца перед атакой этого Братства, — начал Матвей, решив переключить разговор на другую тему и, наконец, узнать ответ на интересующий его вопрос.
— Всё так, — кивнул капитан, бросив на пол гаечный ключ. — Мне довелось сопровождать его в пяти рейдах. Хороший мужик, надёжный собиратель. Ага, вот и он, змей!
Лейгур выудил из шкафчика покрытый пылью, но с виду совсем целёхонький ремень. Он пощупал его и дёрнул пару раз, проверяя прочность.
— Ты, наверное, и не помнишь совсем, — продолжил исландец и подошёл к двигателю, прихватив с пола гаечный ключ, — но нам с тобой даже довелось видеться, когда ты был ещё вот таким мальцом, — ребром ладони он коснулся груди. — Отец сопровождал тебя в твоей самой первой вылазке. Какой же это был год… кажется, 2075-й. Точно, 2075-й! Тогда собирательство только набирало силу. И корабль у меня был другой, поменьше.
— Врёшь, — Матвей почувствовал, как у него по телу побежали мурашки.
— Как скажешь, а я тебя прекрасно помню. И узнал сразу, уж больно ты на отца похож внешне. Кстати, как он? Жив?
У собирателя от услышанного всё похолодело внутри, а в ушах зазвенело. Он стал копаться в собственной памяти, как в огромном архиве со множеством полок и ящиков. Вот они, датированные 2075-м годом, воспоминания его первой вылазки с отцом на захваченные земли.
Вдруг Матвей осознал, что всё это время совершенно не помнил капитана, переправлявшего их туда. В памяти сохранились лишь слабые очертания, да размытое лицо, которое теперь стало постепенно проявляться.
Лейгур Эйгирсон… Лейгур Эйгирсон…
Так вот почему это имя показалось ему знакомым, когда Вадим Георгиевич впервые упомянул о нём!
Неужели это правда? Неужели этот детоубийца и впрямь знал его отца и участвовал в самой первой в его жизни переправе на захваченные земли?
На душе сразу стало погано.
— Так что? — голос исландца вывел его из мимолётного ступора.
Собиратель взглянул на капитана и увидел, как тот орудует гаечным ключом, ослабляя натяжитель.
— Что? — до сих пор находясь в растерянности, переспросил Матвей.
— Отец твой? Жив он?
— Нет. Умер десять лет назад.
На мгновение рука Лейгура остановилась:
— Жаль.
Он продолжил крутить винт, но спустя пару минут отложил гаечный ключ в сторону и вынул из двигателя чёрную потрёпанную на вид полоску из синтетического материала. Затем взял найденный в шкафу ремень и осторожно установил его на шкив вместо прежнего.
— Мерзляки? — уточнил капитан.
— Нет, — возразил Матвей.
— А как?
Собиратель не отреагировал на вопрос и всем своим видом дал понять собеседнику, что не собирается обсуждать смерть своего отца.
К счастью, Лейгур правильно интерпретировал его молчание и принялся натягивать ремень без лишних расспросов.
Через несколько минут он хлопнул металлической дверцей и объявил:
— Так, готово. Сейчас проверим.
Капитан подошёл к панели управления и нажал на кнопку включения. Пол завибрировал, двигатель равномерно загудел и более не издавал того странного шлёпающего звука.
— Звук исправно работающего механизма лучше всякой музыки, — улыбнулся исландец.
Увидев его довольную улыбку, Матвей на мгновение поймал себя на мысли, что перед ним стоит словно бы другой, обычный человек, а не безжалостный детоубийца.
— Ну, что, пошли обратно, — капитан послушно вытянул перед собой руки, давая возможность снова заковать его в наручники.
Глава 17
Дьявол
6 февраля 2093 года
Жара наступила внезапно.
Невыносимая духота, царившая в кубрике, вынуждала членов команды подниматься на палубу в надежде поймать лёгкое дуновение ветерка, приятно ласкающее покрытые испариной лбы и слегка обгоревшие щёки. Поначалу, правда, все опасались выходить наружу и спрашивали у Матвея, не находятся ли они уже близко к тому самому субэкваториальному поясу с летающими мерзляками? Однако собиратель уверял их, что бояться нечего, поскольку на территории пояса судно будет лишь через пару дней, а до тех пор они в безопасности.
Термометр показывал плюс двадцать три градуса Цельсия. От этих цифр у Йована глаза на лоб полезли, впрочем, не у него одного.
Путники, всю жизнь закаливающие свои тела в жгучем холоде, давно привыкли к Антарктиде, и сейчас они скучали по рыхлому снегу с ледяной бурей, пускай и опасной, но ставшей за все эти годы родной. А это палящее солнце, эти знойные лучи были для них чуждыми — являясь символами неминуемой смерти и гибели. Ведь, где жара, там и мерзляки.
Выйдя на палубу, Матвей застал сидевшую в тени надстройки полуобнаженную Надю. Её грудь была обмотана тонкой повязкой, а на ногах надеты короткие штаны, концы которых были небрежно отрезаны: похоже, она искромсала их совсем недавно. На кончиках коротких тёмных волос сверкали капли пота, падая на её мускулистые плечи.
При взгляде на прогрессистку собиратель испытал чувство неловкости, но, в то же время, ощутил внутри волну приятного возбуждения.
«Жаль, Йован сейчас дежурит возле капитана, — подумал он, — интересно, как бы съязвил здоровяк по этому поводу? И вообще, смог бы?»
— Доброе утро, — поздоровался Матвей, подходя к девушке.
— Лучше б оно было холодным, а не добрым, — ответила та устало.
Пытаясь подавить острое желание разглядывать её, собиратель отвёл взгляд в сторону и спросил:
— Не видела Арину?
— Она в вездеходе. Ясир хотел осмотреть её рану.
— Спасибо.
Он уже направился в сторону «Титана», когда Надя неожиданно окликнула его и подошла ближе:
— Матвей, погоди.
Тот остановился и обернулся, по-прежнему стараясь не пялиться на её тело. Однако отметил про себя её подтянутый живот с небольшими кубиками пресса:
— Да?
Самой Наде, по-видимому, было хоть бы хны:
— Я насчёт Арины. Просто хотела сказать… — она облизнула губы. — Не стоит нянчиться с ней.
— О чём это ты?
— Ты прекрасно знаешь, о чём я, — голос девушки стал чуточку жёстче. — Ей уже семнадцать лет. В наши времена это взрослый человек, который должен сам уметь постоять за себя, а