Издав победный клич, Гифф с улыбкой направил шпагу прямо в грудь Мура, в теле которого скрывался Морд.
И встретил изумленный взгляд Морда. Гифф прижал шпагу к его груди, нащупывая твердую кость и почти прокалывая кожу.
Он слышал тяжелое дыхание Линды, в страхе и замешательстве следившей за ним. Морд тоже был в замешательстве. Очевидно, падение с лестницы, многочисленные ушибы сделали его нерешительным, временно лишили сил.
Легко проведя шпагой, Гифф рассек кожу на груди Мура. Морд все еще находился в теле, он был частью этой физической оболочки. Поэтому заклинание, написанное на древнеанглийском, которое все-таки нашел Гифф, должно подействовать. Он начал читать…
Внезапно лицо Мура исказилось от ярости. Содрагаясь в конвульсиях, он перевернулся и быстро встал с пола. Гифф вовремя отвел шпагу, чтобы не прижать ее слишком сильно к груди Мура. Теперь он рискнул посмотреть на Линду. Опустив револьвер, она внимательно наблюдала за разъяренным Мордом.
Изо рта Джона, словно из недр ада, вырвался жуткий вопль. Гифф знал, что этим воплем Морд выражал свое поражение. Он не ожидал, что Гиффу известно противозаклинание — крошечное звено, связанное с оружием смерти. А какой-то мудрец однажды сказал, что вся сила — в знании, и Гифф запомнил эти мудрые слова.
Тело Мура начало корчиться и извиваться. Вдруг он затих. Внезапно холодный ветер закружил по комнате, как будто яростная буря обрушилась на них. Газеты и журналы полетели со стола, хрустальные подвески на люстре испуганно зазвенели. Казалось, комната погрузилась в неистовый водоворот, какого не знал мир, даже солнечные лучи и тени оказались вовлеченными в бешеную пляску.
Линда с криком подбежала к Гиффу, он обнял ее, спрятав ее голову на своей окровавленной груди.
Ветер, завывая, кружил вокруг них, потом поднялся к потолку, словно торнадо, уходивший в облака. Звон подвесок постепенно стих, газеты спокойно лежали на ковре. Кабинет погрузился в тишину, но в нем царил такой беспорядок, как после страшной бури.
Прижимая Линду к себе, Гифф наконец-то смог расслабиться. Внезапно он почувствовал, что силы покидают его — духовные и физические. Он потерял много крови, раны на руках кровоточили до сих пор. Он не мог даже крепче прижать к себе Линду.
Она подняла голову и встревоженно посмотрела на него.
— Все кончено?
— Все кончено, — мягко сказал он.
Она сняла со стола вышитую салфетку — вероятно, бабушка вышивала — и, сложив, приложила к его ранам.
— Что ты сказал ему на древнеанглийском? Я поняла только несколько слов.
Он начал читать песнопение на современном английском языке: «Кровь и души объединились в недобром намерении. Любовь и души обретают вечность в созидании добра. Разорви связь, объявив Морда вне закона. В этот день моей последней смерти обрати его в бегство из нашего будущего. Твоей волей, моей шпагой, моей кровью…»
— Как ты узнал…
Ей не удалось задать свои вопросы: выскользнув из ее объятий, он медленно сполз на деревянный пол и замер, привалившись к креслу. Дрожащими руками он подвинул окровавленную шпагу к себе и заглянул ей в глаза. Он видел ее словно в тумане, она была очень далеко от него.
— Думаю, лучше снова позвонить по 911.
Нас создает любовь
Иоганн Вольфганг Гете
ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
Обхватив себя руками, Линда ходила по приемной больницы. С тех пор, как Морд кружился в леденящем смерче по комнате, покидая тело Джона, ей все время было холодно. Так холодно. Даже в объятиях Гиффа она не могла согреться. Да и не было такой возможности. Холодный озноб не покидал ее.
Вероятно, она уже никогда не ощутит тепла, подумала она.
Врачи не разрешили ей сопровождать Гиффа в кабинет экстренной помощи. Она — не родственница, объяснили ей, а им нужно сделать положенные анализы и провести медицинские процедуры. «Выйдите отсюда, пока мы не зашьем его раны», — перевела для себя Линда их объяснения. Гиффу, видимо, тоже не хотелось, чтобы она при всем присутствовала, он попросил, чтобы она подождала в приемной.
Наконец он хотя бы заговорил. Гифф до смерти напугал ее, когда почти без сознания опустился на пол в кабинете.
Единственное, чем она могла теперь заняться, это заполнить пять бланков, которые ей дали. На многие вопросы она не смогла ответить — не знала даты рождения Гиффа, его адреса, фамилии его врача. На какие продукты и вещества у него аллергия? Были ли в семье серьезные заболевания? Какие лекарства он принимает?
Оказалось, что она очень мало знала о Гиффе. И несмотря на это, она полюбила его и занималась с ним любовью. Глупо оставлять так много пропусков. Заполнив все, что смогла, Линда почувствовала, что ей хочется удрать отсюда. Она сходила в магазин подарков, купила яркий блестящий воздушный шар, потом на лифте поднялась на тот этаж, где находилась палата Джерри.
Справившись у медсестры, Линда быстро прошла по выложенному кафелем коридору к палате 412, дверь в которую была полуоткрыта. Джерри, лежавшая на кровати в темно-зеленом больничном халате, была единственной больной в этой палате, окрашенной солнцем в розовые тона.
— Джерри?
Джерри повернула голову и криво улыбнулась, приветствуя Линду.
— Линда! — каким-то скрипучим голосом произнесла она, проглотив комок в горле и сморщившись.
Линда быстро налила ей стакан воды из пластмассового графина.
— Ты совсем не можешь говорить.
— Это все соленая вода, — прошептала Джерри, сделав глоток. — Я охрипла.
— Понимаю. Ты лучше помолчи. Я просто пришла узнать, как ты себя чувствуешь.
— Кровь…
Взглянув на свою блузку, Линда увидела засохшие грязные пятна. Конечно, она видела их и раньше, но не предполагала, что Джерри поймет, что это за пятна. Уходя из дома, Линда так беспокоилась о здоровье Гиффа, что даже не переоделась. А теперь нужно объяснять, чья кровь у нее на блузке, и почему.
Линда присела на кровать рядом с Джерри.
— После того, как тебя увезли, в доме произошло настоящее сражение, — начала она.
— Джон?
— С ним все будет в порядке. На самом деле у меня на блузке кровь Гиффа. Джон…
— Что? — Джерри крепко стиснула пальцы подруги.
— В последние два, нет, два с половиной дня телом Джона владел Морд, я ведь уже пыталась рассказать тебе.
Джерри покачала головой. В ее глазах застыла боль — она отказывалась верить, что злая сила могла заставить ее жениха так жестоко вести себя с ней. Она не хотела признаться себе, что Джон мог вести себя недостойно без всяких причин. Могли быть только два объяснения: одно из них не имело никакого смысла для Джерри, в другое было мучительно трудно поверить.
