— Мы с самого начала знали, что будет нелегко, — сказал он Наоми. Его рука решительно, но не бестактно, проникла под ее зеленоватую блузку и легла на маленькую, ничем не стесненную грудь.
— Я знаю. Конечно, я знаю. — Наоми закрыла глаза и повернула голову сначала в одну сторону, потом в другую. Мокрые волосы улеглись на плечах красивыми завитками.
Она откинулась на спину, открыв длинную талию, и Алекс нагнулся и стал целовать ее в живот. Вскоре от удовольствия Наоми выгнула спину.
— Я всегда буду хотеть тебя, — уверенно произнес Алекс. И он опустился на Наоми, скованно и напрягая мышцы от страха раздавить ее — такой воздушной казалась она ему даже по прошествии столького времени.
— А я — тебя, — пылко ответила Наоми.
— Тогда поцелуй меня. Поцелуй меня как следует.
Однако мысли Алекса не слушались его; он был полон горечи, он занимался любовью не с обычной для себя неторопливостью и обстоятельностью, а быстро и рассеянно. Наоми почувствовала себя в некотором роде обманутой.
— Ну почему ты так часто плачешь? Из-за этого я кажусь себе таким бестолковым.
— Я не хотела, Алекс. Просто не сдержалась. У нас ничего не получается.
— Ну что ты, получается, — терпеливо стал уговаривать ее Алекс, ничего не знающий о макаронах по-каталонски и о том, что они собой символизировали.
— Ты не виноват, — ответила Наоми уныло. — Это из-за меня. — Но про себя она подумала совсем другое: «Это из-за Кейт. Это она виновата. Кто бы мог подумать, что она сменит замки?.. И все же до чего она умна».
_____
В сухом жару теплицы Кейт работала методично, неторопливо, не замечая времени. На ней была белая блузка без рукавов, отделанная по подолу тесьмой (куплена в комиссионке) и джинсовые шорты (бывшие джинсы, обрезанные по колено). Ее босые ноги были покрыты пылью. Непослушные волосы, давно нуждающиеся в стрижке, доходили почти до плеч.
По стенам и под скошенной крышей этого старого, неухоженного строения из стекла и дерева прокладывала свой извилистый путь виноградная лоза. Ее стебли были увешаны пухлыми скоплениями черно-синих виноградин. Плоды сохли и сжимались, покрывались похожей на пудру плесенью, издавали слабый запах изюма.
На брикетах гнилой соломы буйно разрослись кусты помидоров. Несмотря на то что их листья были тронуты желтым грибком, они обильно плодоносили. Цветные пятнышки, испещрившие остальную растительность, свидетельствовали о засилье красного клеща и о не самом тщательном уходе за теплицей со стороны Кейт.
Она сорвала десятка полтора спелых, толстых, алых помидоров и положила на деревянную скамейку рядом с рваным мешком с удобрениями и забытым стаканом лимонада. Лимонад был теплым, как чай, в нем плавали насекомые и травинки. Под скамейкой, вдавленный в мягкий грунт, стоял транзисторный приемник Кейт. Передавали очередную серию «Арчеров»; обитатели деревушки Эмбридж были вольны заниматься своими делами посреди сорняков и битых цветочных горшков, но их проблемы никого не волновали. Кейт они были совершенно неинтересны.
В воздухе отчетливо чувствовался сладковатый запах начинающегося гниения — первый признак того, подумала с горечью Кейт, что год был на исходе.
Фальшиво напевая, она зачерпнула лейкой мутной дождевой воды из бочки, освежила черенки вейгелы, которые только что высадила, потом вытерла об себя мокрые руки. Кейт была довольна. Было так приятно находиться здесь, в Копперфилдсе, без помех ковыряться в полуразрушенной теплице (первый же более-менее сильный порыв снес бы ее до основания), соприкасаться с природой, приумножать жизнь.
Кейт успевала сделать гораздо больше, когда рядом не было Джеральдин. Обычно же Джеральдин хвостиком следовала за Кейт, без умолку тараторила о цветовых пятнах («Лаватера создаст здесь отличное цветовое пятно») и об инфекциях или придумывала для Кейт все новые и новые задания, когда еще не были закончены текущие дела, чтобы та отрабатывала каждый пенс.
А сейчас Кейт казалось, что здесь никто, кроме нее, никогда не бывал. В окружении растений и их паразитов на нее снизошло ощущение давно прошедших дней, когда на этой земле стояло аббатство, как будто в этой теплице странным образом законсервировался кусочек истории. И, разумеется, древний фунт и сплетения корней действительно хранили в себе память о прошлом.
Кейт так углубилась в размышления, так увлеклась черенками, что не слышала ни рычания двигателя подъехавшей машины, ни хруста мелкой гальки, брызнувшей из-под колес на повороте подъездной аллеи.
И вот на лужайке появился Джон. Он огляделся, увидел Кейт и пошел к теплице. Остановясь перед дверью, он стал дергать за ручку. У него часто возникали проблемы с открыванием дверей: он толкал, когда надо было тянуть на себя, он застревал при входе или выходе из магазина, вызывая смех у окружающих своей неловкостью. Кейт не засмеялась. Она просто улыбнулась и подняла в знак приветствия совок, но не пошевелилась, чтобы помочь ему, потому что не была рада его вторжению. Потом она взяла в руки один из цветочных горшков и с отвращением увидела, что там приютилась жирная личинка размером с ее большой палец.
Мгновение спустя дверная ручка вырвалась из руки Джона, и из теплицы вылетела Кейт с искаженным лицом. С воплем «Фу, какая гадость!» она выбросила противное существо вместе с горшком в заросли щавеля и крапивы.
— Что там такое? — спросил Джон, немного испугавшись.
— Какой-то гад. — Кейт вздрогнула и обхватила себя руками. — Обычно я их не боюсь. Ко всему ведь можно привыкнуть. Но это был какой-то гигант. Даже не знаю, что это такое. Может, яйцо гигантского муравья?
— Или яичко мелкого мужчины? — предположил Джон.
— Вряд ли. — Кейт рассмеялась, не ожидая от него такой шутки. Удивление заставило ее по-новому взглянуть на Джона: высокого, худого, ссутулившегося под грузом тревог мужчину с залысинами и мягким интеллигентным взглядом. Назвать его привлекательным мешало только отсутствие уверенности в себе. Однако откуда ему было черпать самоуверенность, если он не считал себя симпатичным? Это был порочный круг, как выразилась бы Джеральдин.
— Уже поздно, Кейт, — заботливо заметил Джон.
— Поздно? А который час? — Кейт подняла руку, словно собиралась взглянуть на часы, хотя знала, что они лежали на кухне возле раковины (на загорелой коже запястья остался их бледный фантом).
— Думаю, не меньше половины восьмого.
— Батюшки! — Кейт собиралась закончить в шесть. Хотя какое это имело значение? Спешить домой было незачем. Никто не ожидал с тревогой ее возвращения.
— Может, выпьешь чего-нибудь на дорожку?
