— Ну, тогда не говори мне, что ты тут увидела. Я сам справлюсь, спасибо.
И все же было в Симусе что-то такое, что Пэтти просто выводило из себя.
— Нет, Тина, скажи ему, — попросила она. — А иначе мы завтра опоздаем на самолет.
— Хорошо. Вот смотри, Симус, из этих букв ты можешь составить «glues»[51]. А добавив «s» к слову «lag»[52], ты получишь «slag»[53], что наверняка стоит удвоения.
— Разумеется, стоит, — великодушно подхватила Элли. Она сообразила, что, если ни Пэтти, ни Саймон не опередят ее, она сможет использовать «l» из тех букв, что выставит Симус.
Но тут Пэтти сказала:
— Что-то мне расхотелось играть, если честно.
— Да и мне тоже, — сказал Саймон. — Невероятно скучная игра.
— Если бы мне не мешали все время, — пробубнил Симус, — я бы думал гораздо быстрее.
— Ну так и думал бы, — отрезала Пэтти и спросила, обращаясь к Тине: — А там не оставалось орехов?
— Орехи! — воскликнул Саймон, отбрасывая свои буквы с недовольным видом. — Я мог бы поставить слово «орехи»[54].
— Дурацкая игра, — пожаловалась Элли. — И кому в голову пришло предложить ее?
— Тебе! — дружно ответили остальные.
Она поднялась и стала потягиваться: подняла руки над головой, затем развела их в стороны.
— Пожалуй, — сообщила она, — я пойду подышу.
Подавленность Дэвида Гарви лишь частично объяснялась неинтересной компанией, в которой он оказался. Его плохое настроение, которому он не противился, как не противился любым другим своим настроениям, прихотям и идеям (ибо так он пережидал плохие времена, так он утешал себя), было вызвано мрачными мыслями. Едва замечая сырость и влагу, проникавшие сквозь белую рубашку, не осознавая, что надвигалась непогода, он неотрывно смотрел внутрь себя.
С каждым прожитым годом его сексуальная привлекательность только возрастала. Ему не надо было смотреться в зеркало, чтобы узнать это. Женщины всех возрастов и видов — от плоскогрудых богатых наследниц, еще не окончивших колледж, до амбициозных грудастых блондинок одних с ним лет — обращали на него недвусмысленные взгляды и, фигурально выражаясь, терлись об него. Если он и смотрелся иногда в зеркало, то не потому, что нуждался в подтверждении своей неотразимости, а просто чтобы побаловать свое эго. Так что же так расстроило его, что так напугало?
Двадцать с лишним лет назад ему пришлось приспособиться к идее о том, что у него был маленький сын. Он засунул эту идею в дальний уголок сознания и выделил ментальное пространство на то, чтобы ребенок рос: из хныкающего младенца в нескладного подростка, а потом и в юношу. Ему приходилось раскошеливаться на куртки, рубашки и ботинки все большего размера, он посылал через все более и более длинные интервалы все более крупные чеки. Однако он почему-то так и не смог подготовиться к тому, что увидит сына — такого же высокого, как он сам, и столь же сексапильного.
И поэтому встреча с Алексом совершенно сбила Дэвида с толку. Оказалось, что парень уже миновал переходный возраст, сопровождающийся «мокрыми» снами, и теперь охотился на территории самого Дэвида, отчего Дэвид почувствовал себя странным образом ущемленным. Гарви-младший не мастурбировал над фотографией Мадонны в духе бедолаги Эдипа, нет, он удовлетворял свои сексуальные потребности с женщинами в два раза старше себя. И жил вместе с Наоми Маркхем. А Наоми Маркхем была, вероятно, самой красивой женщиной из тех, что когда-либо ступали по земле, осознал вдруг Гарви-старший. Он всегда имел в виду приударить за ней и лишь ожидал подходящего случая, вплоть до прошлой недели полагая, что она от него не уйдет. В общем и целом он предпочитал более юную плоть, но для столь исключительной женщины он был готов сделать исключение.
В первые годы их знакомства она была неуловима: она выскальзывала из комнат, когда он туда входил, садилась в быстрые спортивные машины, бросала прощальные воздушные поцелуи своим соседкам по дому, увозимая в Париж богатыми поп-звездами, владельцами ресторанов, предпринимателями. В те времена ее влекли большие деньги и экстравагантность. Дэвид полагал, что, должно быть, Наоми кардинально изменилась и пересмотрела свою шкалу ценностей, так как у Алекса за душой не было и гроша. Известие об их связи перевернуло всю его душу. Оно никак не укладывалось у него в голове. А тем временем образ Наоми горел у него в мозгу как свеча, день и ночь.
Эту сногсшибательную новость сообщил ему сначала отец, Джек, с насмешливой иронией в голосе, а затем и сестра, позвонившая из Шотландии. Джеральдин поведала о событии тем особым шепотом, который она всегда использовала для скандальных сплетен (в ресторанах и других общественных местах или на коктейлях частные дела семьи Гарви станут достоянием всех и каждого; на этот шепот буду оборачиваться головы, будут вытягиваться шеи).
Итак, нарушенный суточный цикл был забыт; не он сейчас терзал Дэвида, а куда более мощный цикл, известный как жизнь. «Человека старит не возраст, — решил про себя Дэвид, — человека старят окружающие его люди». Никогда раньше не сожалел он так о потомстве, которым был благословлен его кратковременный брак.
Короче — и честнее — говоря, он ревновал. Его не отпускала зависть к более молодому и, насколько Дэвид мог догадываться, более сильному мужчине.
На террасу вышла Элли, прочищая горло от сырой духоты. Дэвид едва удостоил ее взглядом.
— Что тебя гложет? — спросила она его со своей обычной прямотой и поводила перед его носом бокалом с вином.
Вино было желтовато-белым и слегка газированным: когда Дэвид выхватил бокал из рук Элли и поднес его к губам, ветерок бросил ему в нос что-то вроде алкогольной пыли.
— Я в полном порядке, — сказал он, хотя этому заявлению противоречил весь его вид.
— Почему ты не стал играть с нами?
— Потому что это игра для четырех игроков.
— Совсем необязательно.
— Таковы правила.
Она подтащила стул и уселась практически вплотную к Дэвиду.
— Как долго мы знакомы, Гарви?
— Слишком долго.
— Во всяком случае, достаточно долго для того, чтобы я могла понять, что с тобой не все в порядке. Что тебя гложет?
— Ну, разумеется, я в порядке. Что со мной может быть не в порядке? Не волнуйся, Элейн. Может, немного скучаю по Штатам. Знаешь, по тому особому кипению жизни.
— Что ж, прости, если мы кипим недостаточно сильно, — игриво ответила Элли и сложила руки на животе. На ней был желтый топик с завязками на спине, в котором она выглядела как клубничное мороженое в вафельном стаканчике. — Нет, ты только взгляни на небо. Вот-вот ливанет, судя по всему.
