И кое-что еще.
Черная магия, как предупреждал меня отец, очень соблазнительна, она завораживает. Я с головой погрузился в ее изучение не просто из страха перед тем, что может произойти со мной в будущем, если я не сделаю этого, но и из-за ее бесспорного очарования, «из любви к искусству», как это сформулировал Луна, характеризуя свое леденящее душу хобби. Черная магия — это музыка, которую способен услышать лишь чародей. И он действительно никогда не может отказаться от нее, заставить ее смолкнуть.
Так что я все дни напролет проводил в библиотеке своего предшественника, один за другим срывая магические замки с волшебных книг, жадно поглощая их тайны, используя свое искусство каллиграфа для копирования карт, таблиц, диаграмм, чертежей и знаков, которые я не стану воспроизводить здесь, в книге своей жизни.
Иногда я чувствовал, как Орканр или Лекканут-На, или кто-то из остальных просыпается внутри меня. Я знаю это, шептали они. Хочешь, я расскажу тебе, что случилось потом…
И я садился, впадая в своеобразный транс, в то время как мой разум говорил сам с собой — компания у меня внутри активно общалась, заставляя мои руки перелистывать страницы, перескакивая вперед или возвращаясь к абзацу, который один из них знал наизусть, но Секенр читал впервые.
Таким образом я узнал тайну Девяти Углов, истинное значение Знака Воориш, Литанию Теней Дхаулза и многие другие вещи, которые нельзя даже доверить бумаге, иначе силы, заключенные в них, могут вырваться просто от того, что они будут записаны буквами.
Так проходили недели, затем месяцы. Мои раны затянулись и зажили. Силы вернулись ко мне. Я жил в одиночестве со своими невидимыми компаньонами, и единственными нашими посетителями были духи и призраки, которых кто-то из нас время от времени вызывал. Я весьма смутно представлял себе такие вещи, как смена времен года, иногда даже забывал поесть, поспать или принять ванну. Когда ко мне приходили слуги, я их не замечал. Со временем я обнаружил, что, если прийти на кухню поздно ночью, там найдется для меня еда. Я обычно набирал полную корзину и уходил, довольный что избежал встречи с кем бы то ни было. Я рассуждал так: если я понадоблюсь придворным сановникам или царице Хапсенекьют, за мной пришлют. Но обо мне все забыли. Меня прятали или как досадную помеху — законная царица не могла открыто признать, что слишком тесно связана с чародеем, — или как кинжал, который хранят под подушкой, и никто не видит его до тех пор, пока не приходит время им воспользоваться.
Я постепенно научился пользоваться магическим зеркалом и прежде всего заглянул за свое отражение — в собственную душу. И тогда передо мной появился отец вместе с Танниваром Отцеубийцей и гороподобной, жирнющей Лекканут-На и многими другими, которых я знал по снам и видениям, но никогда не видел воочию.
Через какое-то время я смог обозревать другие места: потаенные уголки дворца; клерки, пишущие за досками в большом зале; дети знати, играющие в какую-то игру с цветными шариками; солдаты, марширующие и упражняющиеся во дворе; привидение-скелет в коридоре; вампиры в подземном склепе, и даже один раз — беглый взгляд на царицу Хапсенекьют с ее придворными дамами в ванной. Я наблюдал за ней с наивным восхищением невинности, а когда она повернулась в мою сторону, быстро прикрыл зеркало куском ткани.
А как-то раз, когда я стоял перед зеркалом совсем изможденный — мне кажется, тогда я просто забывал поесть в течение нескольких дней и не спал приблизительно столько же, — я увидел без каких бы то ни было чар и заклинаний обстановку отцовского дома — зеркало показало мне знакомые комнаты, чуть дольше прочего задержавшись на моей спальне с перевернутым письменным столом, сломанной кроватью и разбросанными по полу бумагами. Моя старая школьная сумка валялась на полу у окна, там, где стену прошили стрелы. Замерзшее пламя блестело золотом.
Весь дрожа, я приник к зеркалу, прижав лицо к стеклу и долго вглядывался в темное отражение, отчаянно желая попасть туда, хотя и не был уверен, что сумею, и месте с тем страшно боясь этого. Это было моим наследием, от которого я так хотел отказаться, и, наконец, моей тайной: я хотел вернуться в свое детство (что не под силу никому, неважно, чародей ты или нет), больше всего на свете хотел вернуться в отцовский дом (который мог оказаться смертельной ловушкой), хотел вновь оказаться среди знакомых вещей (которые причинили мне столько боли).
Глава 12
НЕИЗБЕЖНОЕ ЗЛО
— Ты обладаешь просто уникальной способностью отрицать очевидное, Секенр. Это даже забавно.
Говорила Лекканут-На. Она делила со мной тело. На сей раз никто из остальных не ревновал. Я прекрасно знал, что, если она попытается взять надо мной верх, Ваштэм, Таннивар и все остальные обязательно одолеют ее.
Это было безобидной поблажкой престарелой даме, которая когда-то была настолько толстой, что неподвижно лежала в склепе в течение многих столетий, пока мой отец не убил ее. А теперь ей доставляло громадное удовольствие быть молодой и стройной (Ты такой крошечный, Секенр! Такой легкий! Просто кузнечик!) и, возможно, побыть какое-то время мужчиной, хотя она избегала обсуждать этот вопрос. Мне кажется, она считала меня ребенком, еще не доросшим до подобных вещей.
В тот день она наслаждалась теплом солнечных лучей, согревавших ее кожу (вообще-то, мою кожу); мы вытянулись на гладко отшлифованной деревянной лежанке в глубине дворцовых садов. Дерево, в отличие от камня или металла, никогда не накаляется слишком сильно.
Стоял необычно теплый для середины осени день, небо было ясным, жара не чувствовалась совсем благодаря легкому ветерку. Я лежал на гладкой лежанке в одной лишь тонкой полоске ткани, обернутой вокруг бедер.
Лекканут-На поинтересовалась:
— Что это ты так вырядился?
— Иностранцы часто разгуливают голышом, — ответил я, — но нам, жителям Страны Тростников, присуще чувство стыдливости.
— Ты не в Стране Тростников. Здесь ты сам иностранец.
— Значит, тебе придется привыкнуть к моим иностранным капризам.
Я лежал на животе, приподнявшись на локтях, и аккуратно раскрашивал заглавные буквы истории моих приключений. Возобновив работу над своими мемуарами, я достиг шестой главы, наполненной стрелами и болью. Возможно, если бы Лекканут-На прочла эту главу, она уже бы не так наслаждалась, владея этим телом, но ее полностью поглотили чувственные удовольствия: ощущения прикосновения к теплой древесине, тепло солнечных лучей, согревавших мне спину, ветерок, развевавший волосы. У нее совершенно отсутствовало терпение, которого требовали мои сложные и аккуратные штрихи, когда я выписывал виртуозные круги и линии кисточкой из одного волоска, вновь и вновь макая ее в крохотные чашечки, расставленные на спине змеи из слоновой кости, которую я нашел среди вещей Луны. Мне кажется, эта змея была задумана как подсвечник, но я использовал ее для смешивания красок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
