Я нашла это очень забавным, но Наполеон заметил:
— У этих молодых людей слишком свободные манеры. Я поговорю с Деспро. Я желаю, чтобы в моем окружении нравы были безукоризненны.
Потом мы оказались перед закрытой дверью ложи.
— Спасибо, Мюрат!
Шпоры Мюрата щелкнули, затем он исчез. Взгляд Наполеона скользил по номерам дверей.
— Ваше величество хотели сообщить мне что-то, — сказала я. — Это хорошая новость?
— Да. Мы рассмотрели просьбу маршала Бернадотта об автономном командовании с широкими полномочиями в гражданском администрировании. Ваш супруг будет назначен завтра губернатором Ганновера. Я поздравляю вас, мадам. Это большой и очень ответственный пост.
— Ганновер? — пробормотала я, не имея ни малейшего представления о местонахождении этого государства.
— Когда вы будете навещать вашего супруга в Ганновере, вы будете жить только в королевских дворцах и будете первой дамой в стране. А вот там, справа, находится ложа N 17…
До ложи оставалось несколько шагов.
— Войдите первая. И проверьте, закрыты ли занавески, — предложил Наполеон.
Я открыла дверь ложи и быстро закрыла ее за собой. Я прекрасно знала, что занавески закрыты…
— Ну, дитя мое? — сказала м-м Летиция, когда я вошла.
— Он ждет снаружи. И он не знает, что вы здесь, Мадам Мать, — быстро сказала я.
— Да не волнуйтесь так. Вам это не будет стоить головы! — энергично сказала м-м Летиция.
«Нет! — подумала я. — Но это вполне может стоить Жану-Батисту его губернаторского поста». — Теперь, мадам, я позову его, — прошептала я.
— Занавески закрыты, — объявила я. Затем я хотела пропустить императора в ложу первым и быстро исчезнуть за его спиной, но Наполеон запросто втолкнул меня в тесное помещение аванложи. Я прижалась к стене, освобождая ему дорогу.
М-м Летиция встала. Наполеон неподвижно стоял в дверях, как пораженный громом. Через плотные занавески проникали звуки нежного венского вальса…
— Мой мальчик, не хочешь ли ты пожелать доброго вечера своей матери? — сказала невозмутимо м-м Летиция. Говоря это, она сделала шаг навстречу Наполеону. «Если она наклонит голову, даже чуть-чуть, все будет хорошо!» — подумала я.
Император не двигался. М-м Летиция сделала еще один шаг.
— Мадам Мать!.. Какой прекрасный сюрприз! — сказал Наполеон, не двигаясь.
Последний шаг…
Затем м-м Летиция остановилась перед ним, немного наклонила голову и… поцеловала его в щеку.
Забыв этикет, я выскользнула из ложи, пройдя перед императором. Убегая, я нечаянно толкнула его, и он самым банальным образом очутился в объятиях своей матери.
Когда я появилась в зале, Мюрат бросился ко мне. Его плоский нос обнюхивал меня, как морда гончей.
— Вы уже вернулись, мадам?
Я с удивлением посмотрела на него.
— Я сказал императрице, что Бернадотт очень хочет, чтобы она пригласила его для беседы, и я предложил Бермадотту подойти к ней. Таким образом, они оба не обратили внимания на то, что творится в ложах, — сказал Мюрат.
— На то, что творится в ложах? — я. — Что вы этим хотите сказать, маршал Мюрат?
Мюрат был настолько увлечен своим разговором со мной, что не заметил внезапного гула голосов, заполнившего зал.
— Я говорю об одной, определенной ложе, — сказал он мне доверительным тоном. — Той, куда вы повели Его величество.
— Ах! Ложа семнадцать?.. Почему же Жан-Батист и императрица не должны знать о том, что происходит в этой ложе? Разве весь зал уже не знает об этом? — спросила я, смеясь.
Пораженному лицу Мюрата не было цены. Он поднял голову, посмотрел в направлении взглядов всех гостей и увидел, да, увидел императора, раздвигавшего занавески ложи семнадцать. Возле него появилась м-м Летиция…
Деспро сделал знак оркестру, грянули фанфары, сопровождаемые бурей аплодисментов.
— Каролина ничего не знала о возвращении своей матери в Париж, — сказал Мюрат, глядя на меня с завистью.
— Я думаю, что Мадам Мать всегда стремится жить около того из своих сыновей, которому она нужнее всего, — сказала я задумчиво. — Сперва возле Люсьена в изгнании, а теперь возле Наполеона, который коронован…
Танцевали до зари. Вальсируя с Жаном-Батистом, я его спросила, где находится Ганновер.
— В Германии, — ответил он. — Это страна, откуда родом царствующий дом Англии. Население ужасно пострадало в годы войны.
— А ты знаешь, кто теперь будет управлять Ганновером в качестве французского губернатора?
— Не имею ни малейшего представления, — ответил Жан-Батист. — И это… — он остановился посреди фразы, посреди трех тактов, близко наклонился к моему лицу и посмотрел мне в глаза. — Это правда? — спросил он просто.
Я утвердительно кивнула.
— Вот теперь я им покажу! — пробормотал он, продолжая танец.
— Кому и что ты хочешь показать?
— Как управляют страной. Я хочу показать это императору и каждому из его генералов. Особенно генералам. Ганновер будет мною доволен.
Жан-Батист говорил очень быстро, и я почувствовала, что он счастлив. Счастлив впервые за долгие, долгие годы. Было странно, что в этот момент он совсем не думал о Франции, а только о Ганновере, о Ганновере где-то в Германии…
— Твоей резиденцией будет королевский дворец, — сказала я.
— Конечно! Вероятно — это лучший замок, — ответил он с безразличием. Это не произвело на него никакого впечатления.
Его не поразило даже то, что наилучшей резиденцией для него, бывшего сержанта французской армии, будет замок королей Англии… Почему мне это показалось странным?..
— У меня кружится голова, Жан-Батист! Кружится голова!..
Но Жан-Батист продолжал танцевать, пока скрипачи не спрятали инструментов и праздник маршалов не окончился.
До отъезда в Ганновер Жан-Батист выполнил одно из моих желаний и вызвал полковника Лефабра в Париж. История с кальсонами Наполеона дала ему идею назначить полковника в интендантство, что связывало его исключительно с обмундированием, обувью и бельем наших солдат.
Полковник и его жена пришли меня благодарить.
— Я очень хорошо знал вашего отца. Он был очень почтенный человек.
Мои глаза наполнились слезами, но я улыбнулась.
— Вы были правы в свое время, полковник. Бонапарт не партия для дочери Франсуа Клари…
Я услышала, как у его жены перехватило от ужаса дыхание. Оскорбление величества!..
Полковник, правда, посинел от замешательства, но выдержал мой взгляд.
— Вы правы, мадам, — проворчал он. — Бернадотт безусловно больше подошел бы вашему батюшке.
Наполеона информировали о всех изменениях производства высших офицерских чинов, и когда он увидел в списке имя полковника Лефабра, он на секунду задумался, а затем разразился громким хохотом.
