Такие вот необычные герои…
Само же превращение сказочного персонажа в героя романа происходит для читателя незаметно.
Вспомним, как начинается повествование — неторопливо и обстоятельно, как самая обычная традиционная сказка, быть может, лишь чересчур перегруженная деталями. Но стоило Фродо и его спутникам отправиться в поход, как произошло смещение точек отсчета. И мы видим — с удивлением ловим себя на мысли! — что возглавляет поход уже не фольклорный Фродушка-дурачок, вышедший на бой с очередным драконом, а хорошо знакомый нам «маленький человек» реалистической прозы, вдруг ощутивший себя средоточием каких-то поистине вселенских столкновений, случайно выделенным силовым центром, в который, как в воронку, ввинчиваются события и людские судьбы.
Это осознание собственного места в мире, перехода от позиции «хаты с краю» (все Хоббиты — скорее «обыватели», а никакие не борцы за идею!) к внутренней ответственности за все растет постепенно. Продвигаясь по тексту трилогии — страница за страницей, глава за главой, — читатель вместе с Фродо как бы взбирается в гору: горизонт все дальше, перспектива — все шире… Чтобы там, на вершине охватить взглядом все, о чем бесстрастно сказано в многочисленных приложениях к книге: Мир и Историю, творящуюся в нем.
Историей буквально пропитаны романы трилогии. Она — то самое «преданье старины глубокой», о коем обычно принято говорить с оттенком безразличия (а то и вовсе с иронией), — определяет судьбу героев. Прошлое тянет их вперед, и в этой фразе гораздо больше смысла, нежели эффектной игры слов.
Все члены Братства Колец рано или поздно придут к пониманию того, что прошлое не сбросишь с рук и ног, как оковы; все ошибки и неверные действия, совершенные в нем, еще выстрелят в настоящем. И как-нибудь да отзовутся в неопределенном пока будущем. Поэтому маленькими Хоббитами движет, кроме всего, тревога — как бы «не подставить» собственное будущее.
Так же постепенно погружается читатель и в злополучную проблему «роли личности в истории», лишившуюся за последнее столетие остатков «сказочного» очарования. Шаг за шагом, спотыкаясь вместе с Фродо о нравственные «кочки», вновь вставая на ноги, блуждая по лабиринтам и все-таки находя свой путь в потемках. Узнавая новое, теряя иллюзии, беспечность и боевых товарищей и платя сполна за только что узнанное…
Именно так — как в жизни, а не как в сказках.
Эти-то постепенность и противоречивость процесса познания — а о простых, скорых решениях в сказочном мире Средьземелья приходится забыть раз и навсегда! — также роднят творение Толкина скорее с философским романом, нежели детской сказкой. Сказочный герой ограничен в своем выборе, и все эти «налево пойдешь… направо пойдешь…» озадачивают лишь читателя юного и неискушенного. Ведь каким бы дурачком ни был с самого начала задан Иванушка, неумолимыми законами жанра ему на роду написаны и принцесса в жены, и полцарства…
Фродо же становится героем, личностью, вершителем судеб — не сразу, не просто так: взял да стал. Для него это — драма.
Обычный человек, вовлеченный в самый эпицентр глобальных событий, добровольно, хотя поначалу неосознанно, взваливший на свои плечи тяжкое бремя «всех грехов мира» и мысленно готовый платить, когда минет час, цену этой ответственности… Нет, поистине только в наш сложный и грешный век впору было сочинять подобную «сказку»! В век, ставший свидетелем превращений удивительных: массы вполне ординарных людей совершали чудеса героизма, и наоборот, из ничем не примечательных законопослушных «винтиков» как на питательном бульоне произрастали разного рода «благодетели человечества», вожди и фюреры всех мастей; в век, когда от каждого живущего в значительной степени начала зависеть судьба решительно всех.
Как бы поступил, скажем, герой традиционной сказки, попади к нему в руки магическое Кольцо? Скорее всего победил бы злодея Сарона, после чего живехонько воцарился бы на троне, дабы править «мудро и по справедливости». Не случайно и сам-то властелин Мордора боится пуще всего не Фродо-освободителя, не Фродо-бойца за правду, а Фродо-соперника! Понятное дело, сказки исстари выражали народную мечту в «своего» — разумного и справедливого — царя.
У Фродо цель, повторяю, иная. Уничтожить сам искус власти. «Всякая власть развращает человека, абсолютная власть развращает абсолютно»… Кто, когда мог нашептать Фродо эту выстраданную самым властолюбивым веком истину? Однако маленький Хоббит мыслит и действует так, словно сызмальства знает и эту, и множество других истин. Мыслит и действует как человек двадцатого века — хотя и не человек он вовсе, да и время действия драмы теряется в дымке сказочного «давным-давно».
Героем Фродо Бэггинс становится, когда бесстрашно выступает навстречу опасности; личностью — как только осознает всю меру навалившейся ответственности. А вот Человеком — именно так, с большой буквы — в момент принятия решения уничтожить Кольцо, не дать этой ответственности превратиться в своего рода моральную индульгенцию на отпущение будущих грехов.
Мораль «лес рубят, щепки летят» — не для Фродо, хотя он ясно понимает, что Зло проистекает не от действия (пусть и ошибочного) самого по себе, а скорее от последующих оправданий пресловутых «щепок». На ошибках — кто смог похвастать, что никогда не совершал их! — надо учиться, а не убеждать себя, и в большей мере других, что никаких ошибок не было…
О многом заставила задуматься эта длинная неспешная сказка. Она словно аккумулировала в себе один из больных вопросов века: не «что делать?» (на сей счет и в традиционных сказках разных народов полно рецептов), а «как делать?». Как делать дело — чтобы получалось нравственно, чтобы не пришлось потом краснеть за содеянное. И в результате выходило б все-таки задуманное, а не что-то совсем противоположное.
И в общем не удивительно, что трилогия Толкина полна эсхатологическими (так называется религиознее учение о конце света) мотивами,
Ведь цель похода отважного Братства — не отобрать Власть у каких-то высших существ, а полностью исключить из жизни сам искус обладания ею. Иначе говоря, разрушить весь старый мир, в котором «работала» магия, и открыть дорогу новому — миру обыкновенных людей. Нам с вами… Писатель-христианин, Толкин излагает, в сущности, свою версию притчи о спасении души, в данном случае души «коррумпированной», разъедаемой жаждой власти, — и спасение это однозначно предполагает жертву…
Профессиональное знание истории средних веков подсказало Толкину образ сдвинувшегося с привычных орбит мира, когда переселяются целые народы, а некоторые вообще бесследно исчезают с исторической сцены. Когда убогая «ноосфера» молодой цивилизации наводнена слухами и мрачными предощущениями конца света, а на границах некогда стабильного и процветающего Мира растет, набухает какая-то темная опасность всему его дальнейшему существованию.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
