Различались пароходы разных компаний и пассажирами: «красная подкладка», то есть особы первых четырех классов, предпочитали меркурь евские суда, «Самолеты» были любимы лицами свободных профессий, на пароходах «Общества по Волге» преобладали чиновники средней руки, коммивояжеры, купцы, а компания Зевеке возила публику попроще. «Меркурьевские» экипажи щеголяли выправкой, белоснежной формой и капитанскими кортиками, «самолетские» капитаны отличались дородством и «семейственностью», «Волжан», зачастую немцев, молва обвиняла в неумеренном употреблении спиртного, а «зевекинские» капитаны считались «простяками». От Нижнего до Астрахани проезд в 1-м классе стоил 23 руб., во 2-м – 16, а в 3-м – 8 руб.; в мелких пароходствах с тихоходными и менее удобными пароходами проезд, особенно для палубных пассажиров, стоил дешевле: цены сбивала бешеная конкуренция. Так что среди палубных пассажиров не редкость было увидеть базарных торговок, отправляющихся со своими корзинами на ближайший рынок.
Конкуренция же заставляла повышать качество обслуживания пассажиров первых классов; например, икру, раков или живую стерлядь для ухи закупали прямо на ходу у местных рыбаков. Удобства, вежливое быстрое обслуживание и хорошее недорогое питание делали пароходы более привлекательными, чем железные дороги, и на них было много денежных пассажиров, которым некуда было спешить, или, напротив, отправлявшихся по делам в Нижний или Саратов, Астрахань, Баку купцов с крупными суммами наличных. Поэтому пароходы были заодно и пристанищем компаний шулеров, вовлекавших пассажиров в игру. Одинокие пассажирки, среди которых было немало дорогих кокоток, флиртовали с денежными пассажирами или затевали короткие бурные романы с щеголеватыми офицерами и даже с вымуштрованными матросами.
Как и железнодорожные вокзалы, пароходные пристани в приречных городах были центрами гуляний: во время длительных стоянок местный житель мог пообедать в недорогом, но хорошем, чистом пароходном ресторане с вышколенной прислугой, да и просто обитателю какой-нибудь Кинешмы было «лестно» полюбоваться роскошно одетыми пассажирками и строгими капитанами.
Однако и барки, и пароходы были междугородним средством перевозок, временными гостями в городе. Но существовали и внутригородские перевозки по воде, прежде всего в Петербурге.
Экипаж парохода
Наш современник москвич или петербуржец привык к небольшим белым речным «трамваям» с дизельным двигателем, но пользуется ими редко, разве чтобы прокатиться по Москве-реке или Неве в воскресный день да покатать детей. А в XIX в. в Петербурге мостов было раз-два и обчелся. И весной, после прохода ладожского льда, на Неве открывалась настоящая навигация: в ближайшее воскресенье, около полудня от Петропавловской крепости отваливал 12-весельный катер с матросами Гвардейского морского экипажа на веслах, в котором стоял навытяжку в полной парадной форме комендант крепости. Катер подходил к Дворцовой набережной, бодрящийся старенький генерал (пост коменданта был почетным, для заслуженных инвалидов) нетвердой походкой проходил в Зимний дворец и вскоре, получив разрешение на открытие навигации, возвращался под гром салюта в крепость; его возвращение совпадало с полуденным выстрелом из пушки. Одновременно на сигнальной мачте крепости поднимался флаг, стоявшие у пристаней пароходы гудели и также поднимали флаги.
В столице функционировали пароходы «Общества легкого финляндского пароходства» и суда, принадлежавшие купцу Шитову; они и окрашивались в разный цвет. Финляндские пароходики ходили по Неве, Невкам, Фонтанке, Мойке и даже заходили в Екатерининский канал, шитовские же курсировали только по Неве. В конце XIX в. плата за переезд через Неву была 2 коп., а по продольным линиям – от 5 до 10 коп., в зависимости от маршрута. Ходили пароходы и в Кронштадт, Шлиссельбург, на Валаам – здесь капитаны и матросы были из монахов; впрочем, экипажи были невелики: шкипер, он же рулевой, кочегар, он же машинист, и один матрос. Были и пароходы побольше, с каютами 1-го и 2-го классов и буфетами, ходившие в Кронштадт, Шлиссельбург, Петергоф, Ораниенбаум. И, разумеется, время от времени стояли на Неве императорские яхты, фактически – большие корабли, «Штандарт» и «Светлана» (последний прошел едва ли не вокруг света и погиб при Цусиме), и яхты великих князей и министерские.
Само собой понятно, что на петербургских реках существовали и многочисленные пристани для всего этого флота: на Фонтанке у Прачешного моста, у клиники Виллие близ Литейного моста, у Николаевского моста, Калашниковской набережной, Летнего сада, у завода Берда возле устья Мойки – всех не перечислишь.
Ну, а до появления пароходства в Петербурге, да и после этого, перевозки производились многочисленными яличниками. В лодку брали до 8 пассажиров, плата за перевоз через Неву составляла 5 коп.
А, кроме того, в Петербурге еще с петровских времен было множество яхт-клубов (самый аристократический – Санкт-Петербургский Императорский на Крестовском острове, менее фешенебельный – Невский, на Шкиперской протоке возле Галерной гавани) и гребных обществ – с собственными флагами, формой, вымпелами судовладельцев.
Так что городского водного транспорта в городах было немало. Внутригородская связь функционировала активно, но до появления телеграфа и телефона все-таки была и медленной, и громоздкой.
Первые в России торги на установку телефонных линий и станций в Петербурге, Москве, Варшаве, Риге и Одессе прошли в 1900 г. Имелись как частные телефонные компании, так и государственные, а также линии городских органов самоуправления. В Костроме городской телефон якобы появился даже в 1899 г., а до того с 1895 г. существовала частная линия с Мшанской улицы до усадьбы богатых купцов (табачная фабрика и две паровые мельницы, обширная табачная и мучная торговля, свои пароходы) Чумаковых «Васильевское», протяженностью около 5 верст (69; 423).
Абонентская плата составляла от 48 руб. в Одессе до 79 руб. в Москве: уже из-за дороговизны телефон был доступен не всем. Кроме частных абонентов, людей богатых и нуждавшихся в частых переговорах, например, биржевиков и иных дельцов, а также крупных чиновников, телефоны ставились и в учреждениях, особенно в их высших подразделениях.
Почтальон
Сообщение велось чрез коммутаторные телефонные станции, на которых служили исключительно женщины (они более терпеливы и внимательны), разумеется, незамужние, повсеместно именовавшиеся «барышнями». Абонент снимал трубку, для вызова станции несколько раз крутил ручку на аппарате и, когда барышня отзывалась, называл нужный ему номер. Барышня втыкала штекер его телефона в нужное гнездо на панели перед собой, соединяя с требуемым абонентом. По окончании разговора, положив трубку, вновь крутили ручку, чтобы дать отбой, и барышня вытаскивала штекер. Неудобно? Ну, это как посмотреть. Став директором Императорских театров, В. А. Теляковский управлял московской театральной конторой «…по телефону, которым я пользовался почти ежедневно после часу ночи. В это время разговор гораздо яснее слышен, никто не прерывает, нет того шума; соединяли меня с московской конторой телефонные барышни моментально, ибо их баловали и московская и петербургская конторы театральными билетами. Если управляющий московскою конторою не бывал дома, то телефонные барышни его отыскивали в городе, где бы он ни был: в конторе всегда знали номер телефона, где управляющий находился» (142; 142).
Преобладали настенные аппараты в деревянных коробках, в которых слуховая трубка в виде рожка на проводе была отдельной, а говорили в микрофон в самом аппарате. Но были и настольные аппараты. Поскольку телефон входил в состав домашней обстановки, аппараты с множеством медных или никелированных деталей были весьма затейливы в соответствии с художественным стилем эпохи.
Средством коммуникации служил и телеграф. Здесь мы не будем говорить о гелиографе, где для передачи кодированных сигналов служили зеркала (значит, при отсутствии солнца передачи были невозможны), и семафоре, в котором установленные на башнях три подвижных планки на шесте позволяли передать 196 отдельных знаков – букв и наиболее употребительных слов; на передачу одного знака требовалось 2 минуты, а прием осуществлялся с помощью зрительных труб. Такие телеграфные линии прокладывались между городами, хотя и заканчивались в важных городах и крепостях. Но еще в 1832 г. была проведена первая линия электромагнитного телеграфа между Зимним дворцом и зданием Министерства путей сообщений (передача принималась при отклонении магнитной стрелки под воздействием тока той или иной силы и направления), а в 1839 г. профессор Б. С. Якоби создал пишущий аппарат и установил новый телеграф между Царским Селом и Министерством путей сообщений. Наибольшее употребление получил аппарат Морзе (с середины XIX в.), наносивший краской сочетание точек и тире на бумажную ленту, но такое же распространение получил и буквопечатающий аппарат Юза (в России – с 1865 г.). В отличие от телефона, телеграф в первую очередь нашел применение в войсках (здесь с середины XIX в. формировались телеграфные роты и команды, прежде всего в крепостях), и телеграфное ведомство было военизированным, так что телеграфисты первыми в гражданской службе получили форму военного покроя с наплечными знаками различия. Для пересылки телеграмм телеграфом широко пользовались и частные лица. Телефон же в вооруженных силах нашел применение лишь на новых кораблях для связи между мостиком и боевыми постами, а в армии – только во время первой мировой войны. Уже в 90-х гг. XIX в. появилась беспроводная связь – радиотелеграф, но он применялся исключительно на флоте и в армии, где формировались искровые команды и роты.
