— Но пойми, Ник, — Вано разгорячился и взволнованно прошелся по комнате. — Старик бы обязательно про них знал! Ровно как и другие жемчужане. Но когда я намекнул про это, он чуть не набросился на меня с кулаками. И стал уверять меня с пеной у рта, что кто-кто, а эти люди наиболее совершенны и морально устойчивы. И являются самым прекрасным примером для остальных!
— Господи, не будь таким наивным!
— Вот! — он поднял палец вверх. — Ты правильно сказал, Ник. Они на это и рассчитывали. Они четко рассчитали, что мы далеко не наивны! Напротив — столичные штучки, которым не так легко забить голову блаженной чепухой. Ты к тому же артист с сомнительным прошлым. Я — сыщик, которому гораздо легче поверить в порочность людей, нежели наоборот. Оба не лишены сарказма и здорового цинизма. На этом они нас и подловили. И увели от истинного преступления. Чтобы покрыть грязные делишки, они и придумали этот спектакль. Согласен, им это удалось, и мы успокоились. Нам гораздо легче стало на душе, когда мы узнали о все-таки существующих тайных пороках у лучших представителей города. Перед нами предстали живые люди, а не манекены. И мы повели следствие в ином направлении. Более реальном, бытовом, что ли. Нам и в голову не могло прийти, что дело в самих устоях города. В его атмосфере. Где живут загипнотизированные люди… К тому же разве не странно, что действовали они слишком уж откровенно. Помнишь, как была разыграна сцена ревности Полиной и ее матерью! А как мы якобы случайно застукали Галку с мэром города! А демонстративно выставленная бутыль самогона в доме Ступакова. Тебе не кажется — слишком уж открыто и откровенно! И так, чтобы мы обязательно стали свидетелями.
Вано перевел дух. Сел наконец в кресло и продолжил.
— Преступники намеренно запутывали следствие. Чтобы мы решили, что преступление связано с пороками города, а не наоборот. Нет, после беседы с этим старичком я понял, что все далеко не так. Если бы это было действительно правдой. Они бы никогда не позволили, чтобы мы узнали об этих грехах. Как не позволили узнать и другим… И мы попались на удочку. Нам даже в голову не пришло поговорить с другими местными жителями. Мы переключились на личную жизнь Заманского, которого нам ловко подкинули. Ведь именно он стоит на пороге открытия лекарства от рака.
— И все же, — не сдавался я. — Есть одно но. Твоя прекрасная курица Ли-Ли. Она как бы не вписывается в схему. Если она в самом деле грешна, ее непременно бы убрали. Она ведь заигрывает с тобой. А если ее и заставили сыграть эту роль, то почему дело зашло так далеко? Будь она непорочна, верна мужу и строго придерживается морали Жемчужного, она бы никогда не согласилась на эту роль.
И тут Вано неожиданно смутился. Если бы его физиономия не была красной от природы, я бы даже подумал, что он покраснел. Мой большой и уверенный в себе друг вдруг превратился в школьника. Которого словили на бесстыжем вранье. Я приблизился к нему и заглянул в глаза. И, наконец сообразив в чем дело, расхохотался во весь голос.
— Вано! Не может быть?! А как же страстное пышное тело?! Огонь, а не женщина! А?! Ну, от тебя я такого не ожидал. Честно скажу, это семнадцатилетние мальчишки врут на каждом углу о своих победах. Но чтобы ты, здоровый мужик… И перед кем! Зачем, Вано?!
Вано тяжело вздохнул. И отвел взгляд. Ему по-настоящему стало неловко.
— На счет семнадцатилетних мальчишек ты глубоко ошибаешься. Солидные мужики также врут о своих победах до конца дней. И знаешь, по-моему, с возрастом этого вранья становится все больше.
— Главное, что с возрастом оно красочнее и убедительнее, — заметил я. — Значит, эта курица таки верна своему поросенку Ки-Ки.
— Увы, — Вано улыбнулся беззубым ртом и развел руками. — Мне очень хотелось, чтобы это было не так. К тому же она так ловко играла эту роль. Все время держала меня на коротком поводке. Все время казалось — вот еще чуть-чуть… И я подумал, рано или поздно — это случится. Поэтому и похвастался тебе, ну, несколько раньше.
Я погрозил пальцем.
— Ты опорочил честную женщину, Вано. Тебе нет прощения. А во-вторых, ты чуть не подставил ее под пулю. Представляешь, если бы я ненароком взболтнул… Ее могли запросто пристукнуть за грехи.
— Вряд ли, — Вано махнул рукой. — Если Модест придумал этот спектакль, он бы сообразил, что к чему. Кстати, не пора ли его наведать!
— На смертельном ложе, — заметил я.
— Очередной блеф. Явно, что он вообще не болен. И скорее всего, Ступаков с ним в сговоре. Они вместе придумали про болезнь, чтоб отвести подозрения от Модеста.
Похоже, что Ступаков не только собирался жить вечно, но и сколотить приличное состояние. Поскольку был лих на помине. Раздался телефонный звонок, и мы услышали его взволнованный голос.
— Это вы, Никита? Надеюсь, вы уже связались с Заманским? Модест Демьянович крайне плох. И если не поторопиться, боюсь, будет поздно. У него начались страшные боли. Я дал морфий, и пока он уснул. На некоторое время ему полегчает, но я очень прошу вас поторопиться. Да, кстати, учитель хочет вас видеть. Он собирается сообщить что-то важное. Я право не знаю. Боюсь, что он умирает…
— О, Боже! — я не выдержал и почти кричал в трубку. — Почему вы не позвонили сразу! Каждая минута на счету! Вы… Вы…
Мне ответил строгий и решительный голос.
— Я знаю, что делаю, молодой человек. Я врач. И прекрасно понимаю, свои задачи. Если бы я вам тотчас сообщил о его состоянии, вы бы потревожили его сон. А сейчас для него главное — полный покой. И поверьте, уж мне то известно, что необходимо больному в первую очередь.
И не дожидаясь моих возражений, Ступаков повесил трубку.
— Ну что? Дела совсем плохи? — спросил Вано.
— Похоже, мы не все просчитали. Модест нуждается в священнике. И похоже, нам предстоит выполнить эту миссию и отпустить ему грехи.
— Ты думаешь, мы услышим раскаяние?
— Я думаю, нам нужно спешить. Чтобы потом самим не раскаяться.
Мы выскочили из гостиницы. И у самых ворот столкнулись с Сенечкой Гореловым. Он был крайне взволнован. И глотая слова пытался нам что-то объяснить. Но Вано тут же перебил его.
— Прекрасно, что ты здесь. Боюсь, нам понадобится свидетель. И ты как нельзя кстати.
То, что по пути нам рассказал взволнованный и взъерошенный Сенечка, нас не удивило. А по выражению лица Вано я понял, что он расстроился. Поскольку из него вышел никудышный психолог.
Оказалось, что этот подслеповатый, глуховатый и придурковатый старичок Котов страдает не такими уж и серьезными провалами памяти. Более того — он оказался довольно прытким малым. И уже разнес на всю округу новость, что у него украли единственную фотографию графа. Бесценную вещь, обладателем которой является исключительно он.
— Я хочу поместить этот снимок в своей газете, — размахивал руками Сенечка. — Жемчужане просто обязаны увидеть основателя своего города.
— Обязательно, Сеня, — успокоил его Вано, когда мы уже вошли в дом учителя. — Только к ней должна быть приложена статья. Считай — твой звездный час пробил. Немного терпения — и ты поймешь основную мысль этой статьи. А вместе с тобой поймем и мы…
Если Модест Демьянович был в сговоре со Ступаковым. И они вместе решили разыграть трагедию его смерти, то надо сказать, проделали они все это блестяще. Вид у учителя был ужасный. За один день, с тех самых пор как мы с ним встречались в музее, он порядком сдал. Сыграть такое было просто невозможно. Поскольку не существуют спецэффектов, которые бы позволили бы человеку выглядит похудевшим на килограмм десять. Иссохшее лицо Модеста Демьяновича было настолько белым и дышало таким мертвецким холодом, что я невольно поежился. И только глаза — быстрые, цепкие — говорили о том, что он еще жив.
— Я рад, что вы пришли, — прохрипел учитель. Было видно, что каждое слово причиняет ему неимоверную боль. — Я хотел поговорить с вами наедине.
Он покосился на Сенечку. Но тут же продолжил:
— А впрочем я рад, что мой лучший ученик здесь. Он станет свидетелем. Ведь вам должны поверить… Хотя в эту историю поверить достаточно трудно.
— Вы хотите сказать правду? — Вано не отрываясь смотрел на Модеста.
Тот не прятал взгляд. Его прозрачные худые пальцы вцепились в одеяло. Он задержал на время дыхание. И вдруг облегченно вздохнул.
— Вот и подействовало. Прекрасно. Теперь мне станет гораздо легче, — он взглянул на часы. — Хотя жаль, что так мало времени осталось…
— К вам приходил старичок Котов, у которого в альбоме был фотоснимок графа? — Вано решил начать первым разговор, чтобы облегчить признание учителя.
Тот утвердительно кивнул головой. И благодарно взглянул на Вано.
— Вы уже обо многом догадались, молодые люди. Да, я действительно удивительно похож на своего отца, графа Дарелова. Я был его поздним ребенком К тому же — внебрачным. Я был бельмом на его глазу. Представляете, человек всю жизнь ратующий за высокую мораль, связался с простой женщиной. Которая от него забеременела. Я считаю… Да, как бы то ни было, но я почти уверен, что граф… мой отец… был психически болен. Здоровый человек не додумался бы до такого. Стерилизация общества — это аномальная идея. И тем не менее он был ей фанатично предан. И сам же стал жертвой этой идеи. Он не мог понять, как аморальные люди могут спокойно жить в этом мире до глубокой стрости. И тогда он решил взять на себя миссию Бога.
