еще сильнее сжали запястье, вдавливаясь в нежную кожу.
Дядюшка огляделся вокруг.
— Раз уж ты все равно не выживешь, — он как-то по-отечески вздохнул, — то я признаюсь. Перед смертью он позвал меня и сообщил о ребенке полукровке, надеялся, что ты все еще под присмотром матери.
Чего? Знал и не искал? Знал и не пытался связаться со мной?
Отчего-то я стала еще яростнее цепляться за свою никчемную жизнь. Внутри будто буря поднималась от гнева и разочарования. Нет, мне было известно, что с родом не сильно повезло, но чтобы настолько… Они ошиблись, с колдуньей, воспитанной на улице, шутки плохи.
— И что дальше? — не скрывала своего презрения. — Ты забрал меня и обналичил чек?
— Нет, — досадливо махнул рукой Брамот, случайно погасив свечу. — До поры я решил тебе ни о чем не говорить, жил на собственные средства, а потом… — он с ненавистью взглянул на меня. — Ничего бы не случилось, согласись ты выйти замуж, а не бежать.
Ага, бегу и падаю. Дорогой родственник в спутники мне выбрал одного из своих сыновей с деспотическими замашками. Я бы парня отравила, а на меня бы дело завели. Потрясающая идея, я оценила.
— Деньги-то где? — задала не самый вопрос.
— В банке, Блэр, — толстяк пнул близлежащий камень. — Не успел до твоей независимости, но теперь в этом нет смысла. Уже утром вся столица подчинится Сумраку. А во всем виновата ты и твой дружок Роудсон. Обманщик, каких поискать.
Ну, знаете ли, Крейвен хотя бы женщин не тиранит. А то, что де Инберт игрок — его личная проблема.
— Что за ритуал? — перевела тему.
Задумываться об отце становилось больно и неприятно. В груди я отчетливо ощущала надломленность и скорбь. Оба родителя меня бросили, забыли и упивались собственными чувствами, позабыв о малолетней девочки. Жила как-то без них и еще проживу… Если смогу выбраться, конечно.
— О, испугалась, — мой ужас явно понравился мужчине. — Видишь магов? — он заново зажег свечу и обвел их. — Это стихийники всех мастей, их разложат рядом с тобой на ритуальных камнях, а потом…
Потом я и сама знала, что произойдет. Хаосит выкачает мои силы, удесятерит свой дар и подчинит своей воле целый город. Не маленький город, между прочим.
Когда-то я считала, что подобное невозможно, что я не могу влиять на поступки людей, но с практикой все больше приходило ощущение вседозволенности.
— Уходи, — мотнула головой. — Иначе я до тебя кончиками пальцев доберусь и хребтину сломаю.
— Меня не страшат твои угрозы, идиотка, — отозвался де Инберт, но отошел подальше. — Но и задерживаться не собираюсь. Готовься, через несколько часов тебя не станет.
И проговорив свое мрачное пророчество важно удалился, оставляя кромешную темень.
Некоторое время ничего не происходило, но через несколько мгновений я почувствовала слабое трепыхание перьев около ноги.
— Квоки, ты в порядке? — посмотрела вниз, но почти ничего не увидела.
За фамильяра я ужасно беспокоилась, ей порядочно досталось от удара.
— Да, Блэр, — курочка прижалась поближе. — Что нам делать? Может, попробуешь достучаться до Сеймура?
Может, и попробую, да только на мне необычная цепь. Ее накинул сам Сумрак, и теперь известная ему магия подчиняется хозяину, который к тому же сам имеет дар менталиста.
Какая ирония, будучи могущественной ведьмой, способной читать мысли любого жителя в столице, я попала в ловушку злых менталистов.
— Квоки, он нас не услышит, — грустно заключила я. — Да и не в курсе, наверное. Я же его сильно обидела.
— Сдается мне, в этот раз ты определенно ошибаешься, — оптимистично заметила птица, — но да, давай думать, как спастись самим.
И в этот самый момент случилось то, чего я никак не могла ожидать.
Когда я совсем отчаялась, попытавшись пробиться через оковы, когда окончательно разуверилась в своих силах и просто сникла, смирившись со своей судьбой, со мной мысленно заговорили.
Но рядом-то никого нет с подходящим даром. Вряд ли бы Сумрак пробивался в мое сознание, чтобы ободрить.
–Не врр-емя унывать, — прорычало что-то внутри. — Бор-рись!
Яркое, разозленное, но с удивительным стремлением освободиться.
Возле меня привстала на лапках ошалевшая курица и взволнованно захлопала крыльями.
— Я что-то не поняла, — она не на шутку растерялась. — Нас теперь в твоей голове трое? Там и до этого тесновато было.
Я пока тоже ничего не понимала, хотя догадывалась, что именно за явление со мной приключилось.
— Квоки… — не могла поверить своим глазам.
По коже словно толпа мурашек, побежали блестящие золотистые чешуйки, остановившись около подбородка.
–Я — это ты, — отозвался женский голос. — Мы — одно целое.
Мой голос, моей сущности, меня.
— Поздравляю тебя, Блэр, — ехидно заметила птица, тоже осознав, что происходит, — потом разберем философский вопрос, ведьма ты или нет. Но твоя внутренняя ящерица сможет нам как-то помочь, или ты только золотом покрываешься?
В панике она несла полный бред, но я ее совсем не слушала. У меня самой, простите, ахренительное открытие и философских вопросов масса.
Благая Мира, что же это все значит? Не зря Брамот меня так зорко охранял в детстве, не желал отпускать от себя, а бабушка с дедушкой верили до последнего вздоха, что аристократическая кровь, помноженная на наследие ведьм — не водица, будет и у них собственный домашний дракон. Предки оказались мудры, а я, вот, не очень.
Но из-за изумления страх куда-то ушел, и пропала связь с внутренним я. Полуоборот пропал, а я не знала, как еще можно достучаться до звериной ипостаси.
Пока моя золотистая девочка просыпалась только в случае глубоких эмоциональных взрывов: от ревности, от ужаса, от злости.
— Квоки, — я забеспокоилась, пробуя воззвать к ящерице. — Меня надо разбесить, очень сильно разозлить или напугать. Буди всех магов, начнем сеанс экзорцизма.
Нутром чую, что до рассвета осталось всего-ничего, стоит поторопиться с ускоренным курсом драконоведения.
— Экзо-чего? — переспросила фамильяр.
Но все-таки воодушевилась.
— Будем будить во мне животное, — пояснила ей и попыталась сосредоточиться.
Адам, до этого не подававший виду, но активно прислушивающийся к нашей беседе, задергался и проорал что-то своим друзьям. Бродяга тоже надеялся на благополучный исход, а мое цветущее лицо подарило бедняге шанс на освобождение.
Курочка забегала туда-сюда с развевающимся гребешком, громко ругаясь
