Ну, конечно же – рядом со спинкой кровати стоял старинный шкаф. А рядом виднеются коробки с книгами, аккуратно сложенные с тех самых пор, когда они с Джонни под присмотром матери там их и оставили.
Хатч шагнул к шкафу и попытался отодвинуть его в сторону. Тот передвинулся на дюйм или, может быть, чуточку дальше. Малин отступил на шаг, оценивая на вид этот отвратительный, тяжёлый, неповоротливый осколок викторианской эпохи, оставшийся от деда. Упёрся в него плечом и столкнул на несколько дюймов, да так, что тот зашатался. Учитывая, что за прошедшие годы дерево заметно подсохло, шкаф всё равно весил неимоверно много. Быть может, внутри что-то лежит? Хатч вздохнул и смахнул с брови пот.
Верхние дверцы шкафа оказались незапертыми и приоткрылись, обнажив заплесневелые пустые внутренности. Хатч проверил выдвижные ящики внизу и убедился, что там тоже пусто. Но не в самом нижнем: здесь нашлась чёрная, порванная и выцветшая футболка с эмблемой «Led Zeppelin». Её подарила Клэр, вспомнил он, на школьной экскурсии к Бар-Харбору. Хатч повертел футболку в руках, вспоминая тот далёкий день. Теперь это лишь старая тряпка двадцатилетней давности. Малин отложил её в сторону. Сейчас Клэр обрела своё счастье – или утратила, смотря кого спросить.
Ещё одна попытка. Он обхватил шкаф и принялся с ним бороться, раскачивая взад-вперёд. Неожиданно древний монстр подался и опасно накренился вперёд. Хатч отпрыгнул в сторону, освобождая шкафу путь, и тот с ужасающим грохотом рухнул на пол. Малин выпрямился, оказавшись в огромном облаке взлетевшей пыли.
Затем с любопытством наклонился, нетерпеливо от неё отмахиваясь.
Деревянная задняя стенка шкафа разломилась надвое по узкой щели. Внутри виднелись вырезки из газет и страницы, покрытые неровным узким почерком. Края листов показались ему тонкими и хрупкими на фоне старого красного дерева.
34
Длинная полоса земли цвета охры, под названием Бёрнт-Хэд, лежала к югу от города, выступая в море подобно скрюченному пальцу великана. На дальней оконечности мыса утёс, усыпанный деревьями и дикой травой, спускался к бухте, которую называли бухтой Сквикера[44]. Этим названием пустынное местечко обязано неисчислимым миллионам устричных раковин, что трутся друг о дружку в полосе раздражённого прибоя. Лесистые тропинки и пустыри, лежащие в тени маяка, называют Голубиной ложбиной. Для старшеклассников школы Стормхавэна это название имеет двойное значение: она также служит аллеей для прогулок любовников – и девственность здесь теряли далеко не единожды.
Двадцать с лишним лет назад Малин Хатч и сам был одним из таких неуклюжих девственников. И теперь вдруг обнаружил, что снова идёт лесными тропками и сам до конца не понимает, какому побуждению обязан возвращением на то же место. Малин распознал рукописные строки на бумагах в старом шкафу – почерк принадлежал деду. Не чувствуя в себе сил, чтобы сразу их прочитать, он вышел из дома, намереваясь прогуляться по берегу. Но ноги вынесли его за город, провели вокруг форта Блэклок и, наконец, направили к маяку и бухте Сквикера.
Он повернул на избитую тропинку – тонкую чёрную линию на фоне высокой травы. Через несколько ярдов тропа привела на небольшую полянку. С трёх сторон от неё возвышались скалистые откосы мыса Бёрнт-Хэд, покрытые мхом и ползучими растениями. С четвёртой плотная листва не давала увидеть море, хотя странное перешёптывание раковин в прибое и говорило, что оно близко. Тусклые полосы света просвечивали сквозь листья и неровными пятнами падали на траву. Вопреки настроению, Хатч улыбнулся, когда на ум нежданно-негаданно пришли строчки Эмили Дикинсон.
– «Спадает с неба луч косой», – продекламировал он.
Зимние деньки —Подавляют, словно тоныКафедральной музыки
Пока Малин смотрел на глухую полянку, к нему вернулись воспоминания. В особенности об одном майском дне, заполненном нервными пожатиями рук и краткими, неуверенными вздохами. Ощущение чего-то нового, экзотическое чувство проникновения на взрослую территорию опьяняли. Хатч усилием воли отодвинул эти воспоминания на задворки, удивлённый, как может возбуждать одна лишь мысль о случившемся так давно. Это случилось за несколько месяцев до того, как мать собрала вещи, и они уехали в Бостон. Клэр больше чем кто-либо могла понять и принять его настроения; она принимала всю тяжесть багажа, вошедшего в её жизнь с Малином Хатчем – мальчиком, потерявшим большую часть семьи.
Поверить не могу, что место всё ещё здесь, – подумал он. Взор задержался на помятой банке пива под камнем; о, да – всё ещё здесь, и до сих пор используется по назначению.
Малин уселся на благоухающую траву. Прекрасный вечер в конце лета, и вся полянка отдана одному лишь ему.
Впрочем нет, не только ему. Хатч вдруг услышал шелест на тропинке за спиной. Резко повернувшись, он, к безмерному удивлению, увидел, как на полянку вышла Клэр.
Увидев его, она остановилась как вкопанная, а затем густо покраснела. Одетая в летнее ситцевое платьице, длинные золотистые волосы заплетены в спадающую за плечи косу. На мгновение поколебавшись, Клэр решительно шагнула вперёд.
– Здравствуй ещё раз, – подскакивая, произнёс Хатч. – Прелестный денёк, чтобы с тобой столкнуться.
Он постарался, чтобы слова прозвучали легко и непринуждённо. Пока он раздумывал, пожать ли ей руку или, может быть, поцеловать в щёку, время для того либо другого уже ушло.
Клэр слабо улыбнулась и кивнула.
– Как прошёл тот ужин? – спросил он.
Сорвавшись с губ, вопрос прозвучал до крайности глупо.
– Прекрасно.
Настала неловкая пауза.
– Извини, – наконец, произнесла она. – Должно быть, я помешала твоему уединению.
– Погоди! – воскликнул он, несколько громче, чем намеревался. – То есть, тебе не обязательно уходить. Я просто прогуливался. К тому же, я бы хотел поговорить.
Клэр несколько нервно поглядела по сторонам.
– Ты же знаешь, какими бывают маленькие городки. Если кто-нибудь нас увидит, они подумают…
– Нас никто не увидит, – сказал он. – Это же Голубиная ложбина, ты не забыла?
Хатч снова уселся и похлопал по траве рядом с собой.
Она подошла ближе и поправила платье тем самым застенчевым жестом, что хранила его память.
– Забавно, что мы встретились именно здесь, а не где-то ещё, – заметил он.
Клэр кивнула:
– Помню, как ты нацепил на уши дубовые листья и стоял вон на том камне, цитируя «Люсидас»[45].
Хатч справился с порывом упомянуть о кое-чём другом, что помнил сам.