– Обратите внимание на первые семь букв.
Хатч принялся зачитывать их вслух:
– E, T, A, O… Эй, погодите-ка. Ета Онис! Та самая, которой Макаллан посвятил книгу по архитектуре.
Он умолк, не отрывая взгляда от листа.
– Это частота встречаемости латинских букв в английском, – пояснил Сен-Джон. – Порядок, в котором буквы чаще всего встречаются на письме. Криптаналитики используют её для расшифровки кодированных сообщений.
Хатч присвистнул.
– И когда вы об этом узнали?
Сен-Джон, казалось, смутился ещё сильнее.
– Если честно, на следующий день после смерти Керри. Я никому об этом не сказал, мне было стыдно. Так глупо себя чувствовал! Подумать только, всё просто лежало на поверхности! И чем больше я размышлял, тем больше вещей оно объясняло. Я понял, что Макаллан был несколько больше, чем просто архитектором. Если он знал о частотной таблице, значит, по всей видимости, он работал на королевскую разведку или, по меньшей мере, на какое-то тайное общество. Поэтому я провёл дополнительное исследование и нашёл несколько мелких деталей, слишко интригующих, чтобы считать их простым совпадением. Теперь я уверен, что в течение вычеркнутых из жизни лет Макаллан работал на Чёрную палату.
– На что?
– Это потрясающе, честно. Видите ли…
Сен-Джон внезапно умолк и посмотрел через плечо. С болью сочувствия, Хатч догадался, что историк смотрит в направлении офиса Вопнера в предчувствии язвительной реплики насчёт того, что пыльный старый историк находит таким потрясающим.
– Продолжайте, – сказал Хатч. – Можете объяснить мне по дороге на склады.
– Чёрная палата, – продолжил Сен-Джон, выходя вместе с доктором в утренний туман, – это тайный отдел Английской почты. В их обязанности входил перехват запечатанных сообщений, переписывание содержимого – после чего письма заново запечатывали поддельными печатями. Если переписываемый документ был зашифрован, его отсылали в отдел дешифровки. Настоящий текст письма в конце концов попадал к королю или одному из главных министров, в зависимости от содержимого.
– В эпоху Стюарда было столько шпионов?
– Причём не только в Англии. Во всех европейских странах действовали подобные структуры. В действительности, это было излюбленным местом работы для сообразительных честолюбивых аристократов. Если из них выходили хорошие криптаналитики, они вознаграждались щедрой оплатой и положением при дворе.
Хатч покачал головой.
– Я и представить себе не мог…
– И это ещё не всё. Между строк старинных придворных записей я вычитал ещё кое-что, и теперь думаю, что Макаллан был, скорее всего, двойным агентом – работал ещё и на Испанию из-за симпатий к Ирландии. Но его раскусили. Действительная причина, по которой ему пришлось бежать из страны, – попытка спасти свою шкуру. Я так считаю. Возможно, его направили в Америку не только для того, чтобы построить кафедральный собор в Новой Испании, но и по другим, тайным причинам.
– И Окхэм перечеркнул все эти планы.
– Да. Но в лице Макаллана он обрёл намного больше, чем мог надеяться.
Хатч медленно кивнул.
– Это объясняет, почему Макаллан с такой лёгкостью использовал шифры и невидимые чернила.
– …И почему второй шифр оказался таким дьявольски сложным. Немногие сохранили бы такое присутствие духа и решились тщательно спланировать обманку, подобную Водяному Колодцу, – добавил Сен-Джон и мгновение помолчал. – Я упомянул об этом в разговоре с Найдельманом вчера днём.
– И?
– Он заявил, что это очень интересно, что как-нибудь мы обязательно должны в этом разобраться, но что сейчас самое важное – стабилизировать Колодец и поднять золото, – при этих словах историк криво улыбнулся. – Так что едва ли у нас имеются достаточно веские причины, чтобы показывать ему те документы, которые вы нашли. Он просто-напросто слишком погружён в раскопки, чтобы думать о чём-то, что впрямую их не касается.
Они добрались до барака склада. Со времени первых находок в пиратском лагере склад заметно увеличился в размерах, теперь ничем не напоминая прежнюю ветхую лачугу. Оба небольших окошка сейчас укрылись за решётками, а в дверях появился охранник «Талассы», прилежно записывающий в журнал всех, кто входит и выходит.
– Простите меня, – с гримасой произнёс Сен-Джон, когда Хатч запросил расшифровку журнала и предъявил заполненную форму от Найдельмана. – Я бы с радостью распечатал для вас копию, но на следующий день явился Стритер и слил на жёсткий диск все материалы, имеющие отношение к расшифровке. Все, целиком – включая логи. Потом с серверов всё было стёрто, а резервные копии уничтожены. Если бы я лучше разбирался в компьютерах, мог бы попытаться…
Его речь была прервана громким восклицанием из тёмных внутренностей сарая. Мгновение спустя появилась Бонтьер с пюпитром в одной руке и необычным круглым предметом – в другой.
– Двое моих самых обожаемых мужчин! – воскликнула она, широко улыбнувшись.
Сен-Джон, неожиданно смущённый, смолк.
– Как дела в городке Пиратов? – спросил Хатч.
– Мы почти закончили, – ответила Бонтьер. – Сегодня утром работаем на последнем участке. Но, как и в занятиях любовью, самое лучшее случается в конце. Только гляньте, что вчера откопали мои землекопы!
Она вытянула руку с непонятным предметом, а улыбка стала ещё шире.
Хатч увидел искусно выделанную штуковина, судя по всему, бронзовую. На внешней стороне аккуратно выдавлены числа. Две металлические стрелки исходят из центра, подобно минутной и часовой.
– Что это? – спросил он.
– Астролябия. Ей пользовались, когда надо было вычислить долготу по высоте солнца. Для любого моряка эпохи Рэд-Неда она стоила в десять раз больше своего веса в золоте. Тем не менее, её тоже оставили здесь, – объяснила Бонтьер и погладила металлическую поверхность большим пальцем. – Чем больше находок, тем сильнее я теряюсь.
Неожиданно поблизости раздался громкий вопль.
– Что это было? – вздрогнув, спросил Сен-Джон.
– Похоже на крик боли, – произнёс Хатч.
– Мне кажется, он донёсся из хижины geologiste.
Все трое наперегонки помчались к расположенному недалеко офису Рэнкина. К удивлению Малина, оказалось, что светлобородый мужчина вовсе не бьётся в агонии, а напротив – сидит в кресле и переводит взгляд с монитора на длинную распечатку, и обратно.
– Что здесь стряслось? – крикнул Хатч.
Не глядя на них, Рэнкин поднял руку, чтобы они соблюдали тишину. Он ещё раз внимательно посмотрел на распечатку, и его губы шевельнулись, будто он что-то подсчитывал. Затем геолог опустил бумагу на стол.
