Пленный мужик, ехавший с Ваней на спине, скоро пришел в себя, замычал, стал махать руками. Парни остановились. Прежде чем вытащить тряпку изо рта, Ваня спросил его:
– Русский?!
– …а… – закрывая глаза промычал тот.
– Орать будешь?
Тот замахал головой из стороны в сторону: «Нет!» Ваня выдернул тряпку, тот часто задышал, набирая в легкие воздух, попросил:
– Спустите на землю, Христа ради!..
Ваня придержал его за шиворот, помог спуститься в воду. Мужик, как есть присел на ногах, долго собирался с силами. Наконец-то выправившись, поднялся, склонив голову, сухо проговорил:
– Едва не задохся, пока поперек ехал. Пуля у меня там, в легких… воздуха не хватает.
Ваня и Костя переглянулись друг с другом. Что-то показалось им странным в поведении пленного. Движения? Нет. Манеры? Тоже мимо. Речь?.. Да! Разговор. Его голос напоминал Косте и Ване далекое, родное, никогда не забываемое. В его словах не было замазанных слогов «гх», плавных напевов типа «що» или «мово», как говорят украинцы или белорусы. Мужик чисто выговаривал слова добавляя «ну», «што» или «мобуть». Так, как говорил он, разговаривают люди, проживавшие за Каменным поясом, у кого за сотни лет общения выработалась своя, неповторимая разговорная речь.
– Ты что, дядя… из сибиряков, что ль? – осторожно спросил его Ваня.
– Врать не буду, из Сибири я… – поднимая усталые глаза, ответил пленник.
Кто ты?.
Речка Грязнушка, по которой передвигались на лошадях Ваня и Костя, была узкой и извилистой, как дождевой червяк перед грозой. Наибольшая ширина ее едва достигала пяти метров. В другое время года, в половодье, она превращалась в настоящую грязнуху, разливалась по широкой пойме во все стороны, образуя многочисленные рукава и островки. Тогда стремительное течение речки редко кто из людей отваживался переходить вброд. Сейчас, в начале осени, наибольшая ее глубина редко доставала до брюха лошади. Единственным, большим недостатком были ее изгибы и повороты. Стараясь не оставлять следов, товарищи не выезжали на берег. На это уходило много времени и сил.
Костя ехал впереди. Ваня с пленником позади. Сначала они хотели привязать мужика за веревку и вести его за собой пешком, но глубина воды и неровности рельефа дна тормозили ход. Связанный спотыкался, часто падал, так что пришлось посадить его на лошадь.
Ехали молча, не останавливаясь и не выбирая дороги: только бы оторваться от немцев как можно дальше. На каждом повороте парни поворачивали головы, оглядывались назад, стараясь различить между деревьев силуэты врагов в сером форменном обмундировании или услышать далекий лай овчарок.
Прошло два часа после начала их движения. Лошадям требовался короткий отдых. Пленник негромко попросил Ваню о своей нужде. Ваня подал Косте знак рукой. Тот остановился на песчаной отмели.
Парни соскочили с коней в воду, помогли спуститься мужику.
– Может, руки развяжете… а то как-то не с руки… – попросил он.
– Хорошо, – согласился Костя. – Но знай, шаг в сторону, и из тебя будет сито! Понял? – и поправил на груди «шмайсер».
– Да, – опуская голову, согласился тот.
Ваня развязал ему руки, отошел на два шага назад. Пока парни ждали, когда он оправится, Костя с иронией задал ему прямой вопрос:
– Что, опять хотел через линию фронта перескочить?!
В словах звучала уверенность. Когда пленник сказал, что он сибиряк, парни еще больше убедились, что перед ними стоит тот самый «ходок», за которым они охотились в составе разведгруппы. Это был удивительно редкий случай, который, возможно, бывает раз в жизни, когда Ваня без единого выстрела взял языка «на ура».
Пленник молчал. Он тоже понял, что попался. Отпираться было бессмысленно. Все факты и доказательства налицо. Экипировка, карты, документы, оружие, форма советского солдата находились при нем, во вьюках на боках лошади. Единственное, что могло ему продлить жизнь – активное сотрудничество с разведчиками, которые «там, потом» могут замолвить за него словечко.
Впрочем, быть красноречивым, как это бывает во многих случаях у предателей, он не собирался. Справив небольшую нужду, неторопливо помыл руки в воде, поправил на голове старую, заношенную кепку и спокойно протянул их связать Ване.
– Гордый, что ли? – хмыкнул на его молчание Костя. – Видали мы таких… «там» тебе язык развяжут.
– Знаю, – холодно ответил тот, тяжело вздохнул и вдруг спросил: – А что мы все рекой да рекой прем?
– А тебе-то что? – выказал свое презрительное отношение к нему Костя. – Тебя везут – молчи, а то пешком пойдешь за конем.
– Берегом-то… быстрее будет, да и лошадки не так упарятся, – не обращая внимания, дополнил «ходок».
– Ишь ты! Заботливый какой. Лошадки упарятся… А хозяева твои с псами нас подопрут, это ладно будет?
– Не пойдут они нашим следом.
– Это почему так?
– Знают они, что я сюда поехал. Зачем им мой след?
– Так ты что, вражина, раньше нам об этом не сказал?
– А ты меня спрашивал?
Вышли на берег. Давая лошадям отдых, разместились на небольшой полянке, уселись под деревьями. Костя и Ваня расположились рядом, с автоматами наизготовку. Пленного привязали к иве.
Между тем день разыгрался. Свежее утро прогнало хмурую ночь. Туман рассеялся под лучами восходящего солнца. Пернатая братия приветствовала мир леса всевозможными трелями. Как ни в чем не бывало, игриво журчала речка, трепетали от течения воздуха пожелтевшие листочки осинок и берез, в матовом небе комковались редкие ватные облака. Ничто не напоминало о недавней перестрелке на заимке. Да и вообще казалось, что нет страшной войны.
Костя достал карту, стал определяться, сколько они прошли, где находятся. За два часа они кое-как преодолели три километра. Чтобы выйти к Хромому перевалу, им нужно было двигаться на северо-восток десять километров, а потом свернуть на юго-восток. Коровье болото, куда ушли Назаров с товарищами, справа, до него оставалось около десяти километров. Чтобы не разминуться с группой, им следовало выходить сейчас же.
Через двадцать минут двинулись. Теперь на лошадях поехали Костя и Ваня. «Ходок» шел между ними. Через некоторое расстояние, плутая по смешанному лесу, теряя время, мужчина спросил:
– Куда идем-то?
– Не твое собачье дело. Молчать! Куда надо, туда и идем, – досадуя на плохую дорогу, зло ответил Костя.
– Я это к тому говорю, что если на Хромой перевал, так у меня тут тропка есть, – будто не заметив его настроения, продолжил он.
– Рот закрой! А то сейчас свинец проглотишь! – почти закричал на него Костя.
– Не проглочу, – усмехнулся захваченный. – Не станешь ты в меня стрелять без нужды. Потому как я вам нужен. – И опять повторил предложение: – А насчет тропки той подумай. Тут она, под горой.
Костя остановил лошадь, повернулся, замахнулся на него автоматом, но бить передумал: «Может, и верно, лучше ехать по тропке, чем продираться по непроходимым дебрям». Все же предупредил:
– Ну, смотри! Если под засаду подставишь – первого пристрелю!
– Знаю, не Сусанин, – согласно ответил тот, указывая направление.
Действительно, через некоторое расстояние они вышли на едва заметную, но чистую, без поваленных деревьев, тропку. На ней печатались недавние следы лошадиных копыт.
– Сколько раз ты по ней к нам ходил? – сурово спросил Костя и, не дождавшись ответа, укорил предателя жестокими словами: – Как у тебя хватило совести свой народ продать?! А еще сибиряк… Сволочь ты, а не сибиряк! Была бы моя воля, я бы тя прямо щас!..
Тот, низко опустив голову, молча пошел вперед.
По указанной дорожке движение заметно ускорилось. Лошади пошли быстрее. По предварительной сверке с картой Костя определил, что они идут со скоростью пять-шесть километров в час. Выигрывая время, расстояние и силы, парни пришли к мнению, что надо остановиться на дневной привал. До Хромого перевала около половины пути. Встреча с Назаровым в назначенном месте должна состояться не раньше завтрашнего утра. Это в лучшем случае, если немцы не посадят товарищей в Коровье болото. У них было достаточно времени, чтобы собраться с силами и мыслями. За последние сутки от начала операции разведчики мало ели и совсем не спали. Парни нуждались в отдыхе.
Они нашли глухое место в горе, неподалеку от тропы. Захламленный лес, крутой взлобок и возвышенность давали им преимущество. Если бы кто-то пошел по долине вдоль ручья, лошади своевременно дали знать.
Подвязав животных, сняли с их спин вьюки, соорудили небольшой навес из брезента, достали сухой паек. Пленника посадили перед собой на его спальник, развязали руки, под стволом автоматов накормили, напоили, потом снова связали и лишь после этого начали есть сами. Костер не разводили, опасаясь, что немцы заметят дым.
После обеда Костя вывалил содержимое вьюков на землю, стал перебирать вещи «ходока». В полевой сумке находились точная карта района, компас, фиктивные документы на старшего лейтенанта Советской армии Говорова Михаила Ивановича, возвращавшегося из полевого госпиталя в действующую часть после ранения, награды, а также новая, возможно, ни разу не ношенная военная форма. Вооружение – револьвер системы «наган» и кавалерийский карабин, немецкий пистолет «парабеллум» и автомат «шмайсер», около десятка гранат и достаточное количество патронов, два ножа. К обмундированию прилагались плащ-палатка, теплая одежда, спальник и запас сухпродуктов на две недели.
