Эти люди настолько лишены смелости, что никогда не оказывают и малейшего сопротивления трем-четырем солдатам, которые самым грубым образом нарушают в отношении них права человека. И подобное обращение, против которого разум решительно протестует, сохраняется, поскольку теологи постановили, что невозможно по совести крестить столь ветреных людей, если правительство, словно крестный отец, не возьмет на себя в определенной мере ответственность за их постоянство.
Предшественник мсье Фагеса мсье Филиппе де Неве, умерший четыре года назад, который был губернатором внутренних провинций Мексики, человек большого гуманизма и христианский философ, протестовал против этого положения. Он полагал, что прогресс индейцев в делах веры будет быстрее и их молитвы — приятнее Верховному Существу, если их не будут принуждать. Он желал устройства менее монашеского, но предоставляющего больше гражданских свобод индейцам, он желал меньшего деспотизма в исполнительной власти президио, которая может попасть в руки людей алчных и жестоких. Он также полагал, что необходимо ограничить власть президио учреждением магистратов, которые выступали бы трибуной индейцев и обладали достаточными полномочиями, чтобы защитить их от притеснений.
Этот праведный человек с детства служил своей стране. Он был свободен от предрассудков своего положения и полагал, что военное губернаторство порождает большие неудобства, когда его не смягчает некая промежуточная сила. Однако он, должно быть, понимал, насколько трудно было бы сдерживать конфликт трех властей в провинции, столь отдаленной от генерал-губернатора Мексики, поскольку миссионеры, эти набожные и почтенные люди, уже были в открытой ссоре с губернатором, который произвел на меня впечатление преданного воина.
Мы пожелали присутствовать на раздаче еды, которая проводится во время каждой трапезы. И поскольку в подобных религиозных общинах каждый день похож на предыдущий, читатель, проследив историю одного из них, получит представление обо всех днях в году.
Индейцы, как и миссионеры, поднимаются вместе с солнцем и отправляются на молитву и мессу, которые длятся один час. В это время посреди площади в трех огромных котлах готовится еда из ячменной муки. Прежде чем перемолоть, зерно обжаривают. Этот вид похлебки, которую индейцы называют атоле и которая им очень нравится, не приправляют ни маслом, ни солью — нам это блюдо показалось бы безвкусным.
Каждая хижина посылает человека с сосудом из коры, чтобы получить порцию еды для всех ее обитателей, при этом обходится без малейшей путаницы или беспорядка. Когда котлы становятся пусты, корочку, приставшую ко дну, разделяют между детьми, которые хорошо выучили урок по катехизису.
Завтрак длится три четверти часа, после чего все возвращаются к своему труду. Одни отправляются пахать на волах землю, другие работают в саду. Словом, каждый занят удовлетворением различных нужд поселения и всегда находится под присмотром одного или двух монахов.
На женщинах лежат лишь заботы о домашнем хозяйстве и детях, а также обжаривание и помол зерна. Последняя работа очень долга и изнурительна, поскольку у них нет других орудий для измельчения зерна, кроме камня с валиком. Мсье де Лангль, свидетель этой работы, подарил миссионерам свою мельницу. Было бы сложно оказать им большую услугу: теперь четыре женщины смогут выполнять труд ста, и у них будет оставаться больше времени, чтобы прясть шерсть овец и изготовлять грубые ткани. Однако до настоящего времени монахи, более заботящиеся о небесном, чем мирском, весьма пренебрегали введением общеупотребительных ремесел. Они столь суровы к самим себе, что ни одна из их келий не отапливается, хотя зимы здесь бывают довольно холодны. Величайшие анахореты [отшельники] не смогли бы подать пример жизни более аскетической[115].
В полдень колокола объявили обед. Индейцы прекратили работать и отправили своих представителей за едой с теми же сосудами, что и во время завтрака. Однако эта вторая похлебка была гуще, чем первая: к ней были примешаны кукуруза, горох и бобы. Индейцы называют ее пуссоль. Затем они продолжали работать с двух до четырех или пяти часов, после чего отправились на вечернюю молитву, которая длилась около часа и за которой последовала новая порция атоле, такая же, как и на завтрак.
Этих трех кормлений было бы достаточно, чтобы насытить и большее число индейцев, и мы вполне могли бы использовать эту очень дешевую похлебку в наши годы неурожая. Разумеется, в нее следовало бы добавить приправы: вся премудрость местной кухни состоит в обжаривании зерен, прежде чем истолочь их в муку. Поскольку у индианок нет глиняных или металлических сосудов, они обжаривают зерна на тлеющих углях в корзинах из коры. Они вращают корзины с такой скоростью и проворством, что добиваются разбухания и растрескивания зерен без того, чтобы поджечь корзину, которая изготовлена из весьма горючего материала. Мы можем засвидетельствовать, что самый хорошо обжаренный кофе обработан не так равномерно, как зерно, обжаренное этими женщинами. Им выдают его каждое утро, и малейшая нечестность, когда они возвращают его уже в виде муки, наказывается ударами плети. Однако подобное случается довольно редко.
Эти наказания предписывают магистраты из числа индейцев, называемые касиками. В каждой миссии их трое, и они избраны из людей, одобренных миссионерами. Однако мы должны сказать, чтобы создать верное представление об этих судьях, что они подобны надсмотрщикам на плантациях — это покорные существа, слепо исполняющие волю своих хозяев. Их главные обязанности состоят в том, что они служат церковными сторожами и поддерживают порядок и видимость благоговения. Женщин никогда не подвергают порке на виду у всех: для этого есть огороженное и достаточно отдаленное место, чтобы их крики не пробуждали слишком живого сочувствия, которое могло бы подтолкнуть мужчин к бунту. Этих последних, наоборот, наказывают на виду у всех их соплеменников, чтобы это служило назиданием другим. Обычно они просят прощения, и тогда палач уменьшает силу ударов, однако их число всегда остается неизменным.
Наградой для индейцев служат маленькие порции зерна, из которого они пекут на раскаленных углях лепешки. По большим праздникам их кормят говядиной: многие едят ее сырой, прежде всего жир, который для них такое же лакомство, как для нас — наилучшее масло или сыр. Со всех животных они сдирают шкуру с величайшей ловкостью, и когда животное жирное, они, словно вороны, издают каркающие звуки удовольствия, пожирая при этом глазами самые вкусные части.
