на подушки кресла. – Ты хорошо знаешь, что со мной шутки плохи. Спроси у Дэна Мэнсфилда или Карла Гайслера.
«Или у старого мошенника», – добавляет Марго мысленно.
– Это вы их убили? – спрашивает Джулс.
– Ну, они уж точно не покончили с собой.
Марго явно наслаждается всем происходящим.
– Вы просто монстр, – с трудом произносит журналистка.
– Поверь, мне это уже говорили. – Марго делает знак принести счет. – Ну что, Джулс, стоит ли какой-то старый холст жизни твоей мамочки?
– Зачем он вам?
Глаза девушки мечут молнии. Если бы она могла, зарезала бы Марго прямо тут столовым ножом.
– Я лишь хочу вернуть то, что принадлежит мне по праву. Остальные картины – приятный бонус, вознаграждение за приложенные усилия. – Мадемуазель де Лоран наблюдает за журналисткой, которая едва сдерживает слезы.
– Я сделаю все, что скажете, только не трогайте мою маму. – В голосе слышны страх и отчаяние. – Не. Трогайте. Маму, – повторяет Джулс уже громче.
Марго вновь впечатлена такой демонстративной непокорностью этой взъерошенной птички. Она все-таки более серьезный соперник, чем кажется на первый взгляд. Можно было бы продолжить представление, но все и так ясно.
– Итак, мои условия. Я должна получить все: твои записи, контакты, полную информацию. Подробный отчет о поездках в Амстердам, Германию и Нью-Йорк. У тебя выстроился весьма плотный график. К девяти вечера пакет документов должен быть на стойке администрации. Сделаешь все в точности как я говорю – и Лиз Роф не умрет.
– Откуда мне знать, что с ней все в порядке? Я требую доказательства, фотографии, – не сдается Джулс.
– Ты такая сексуальная, когда злишься. Тебе это говорили? Вот только командую здесь я, а не ты. Если я не захочу, ты ничего не получишь.
У Джулс опускаются плечи, и Марго понимает, что боевой дух девушки иссяк. С довольным видом мадемуазель де Лоран расплачивается, встает и оправляет черный комбинезон – слишком нарядный для такого часа, зато вполне подходящий, чтобы отпраздновать победу. Она брезгливо смотрит на парочку за соседним столиком, держащуюся за руки.
– Да, и вот еще что: когда принесешь пакет, скажи, что он для Элизабет Роф. Советую хорошо подумать, если решишь связаться с кем-то или затеять игру против меня. Я тотчас обо всем узнаю. – Марго изображает улыбку. – Все просто: если я утону, вы все тоже пойдете на дно.
Глава сороковая
Джулс выскакивает из отеля, резко поворачивает налево, на Мичиган-авеню, и продолжает бежать. Сумка бьет ее по ногам. Нет сил ни дышать, ни думать. Джулс приближается к дому, не чувствуя ног. Она проносится мимо Оуэна, слышит, как тот спрашивает, все ли в порядке, и замирает. Ситуация хуже некуда.
Джулс медленно поворачивается и старается казаться спокойной.
– Оуэн, вы не заметили ничего странного, когда мама утром уходила на работу?
– Нет, ничего. – Швейцар внимательно смотрит на нее. – Что-то случилось?
Джулс изо всех сил сдерживает дрожь в голосе.
– Нет… То есть да… Все хорошо. Меня никто не спрашивал? Не пытался попасть в квартиру, пока нас не было? Может быть, приносили посылки?
Темные глаза Оуэна расширяются, он явно озабочен.
– Я никуда не отлучался и никого не видел. Джулс, в чем дело?
– Я спешу, – бросает она на ходу. – Позже поговорим, ладно?
Трясущимися руками Джулс открывает дверь квартиры, молясь, чтобы Марго блефовала, чтобы тревога оказалась ложной, а мама лежала на диване, свернувшись калачиком, и читала книгу с бокалом «Шардонне» в руках. Но, едва войдя в пустое жилище, Джулс понимает, что угрозы реальны. Она идет прямиком в комнату мамы, слезы струятся по лицу. Сама не зная, что ищет, Джулс проверяет все: ящики шкафов, гардеробную, ванную, заглядывает под кровать, выходит на балкон, затем отправляется в кабинет. Ничего не обнаружив, она идет в свою комнату и беспомощно оседает на пол.
«Мамочка, прости!» – кричит голос внутри. Ей следовало прекратить расследование после убийства Дэна и рассказать все полиции. Не стоило у всех на виду встречаться с Брэмом Бэккером в аэропорту Амстердама на обратном пути из Баден-Бадена. Кем она себя возомнила, решив потягаться с Марго де Лоран?
Джулс закрывает глаза и видит ту фотографию: всегда идеально уложенные коротко постриженные волосы мамы растрепаны, любимый темно-синий костюм помят, бант на шелковой лиловой блузе развязан. С утра они вместе позавтракали, все было хорошо. Где Марго успела перехватить Элизабет? Добралась ли мама до работы? Джулс берет мобильник и начинает набирать номер офиса, но вдруг спохватывается и сбрасывает звонок. В ушах звучат слова Марго: она пожалеет, если попробует связаться с кем-то. Джулс отбрасывает телефон, словно он заразный.
Проходит час. Она все так же сидит на полу своей комнаты, обдумывая возможные варианты действий. Их немного. Глаза скользят по стопкам документов, разложенных вдоль стены, по разноцветным листочкам с заметками. Похищенные произведения искусства, Эрнст Энгель, картина, Гельмут и Карл Гайслеры, Брэм Бэккер, аукцион в Люцерне, семья Дассель, Эллис Баум… Марго хочет заполучить все.
«Но только не мою маму», – думает Джулс.
Она вспоминает поездку в Баден-Баден, когда после встречи с Лилиан Дассель они отмокали в минеральном источнике отеля, запланировав на вечер поход в казино. Элизабет была права: почему бы не развлечься?
И вдруг мама сказала:
– Милая, кажется, я знаю, почему это расследование так много для тебя значит. Дело не в сенсационном материале, а в тебе, верно?
Она погладила Джулс по мокрым волосам и поиграла с несколькими отдельными прядями, которые уже начали виться.
– Ты о чем?
– О том, что Дэн в некотором смысле заменил тебе отца.
– Мам, ты серьезно? Дэн не заменил мне отца. Он стал наставником и другом. Давай не будем. Я никогда не испытывала каких-то комплексов. Ты прекрасно справилась с ролью обоих родителей. Здесь речь скорее о том, чтобы передать эстафету, докопаться до правды… Дэн начал расследование, а я его закончу. В том числе и потому, что не хочу подвести шефа. Да, он мертв, я понимаю. И все же у меня в голове до сих пор звучит его голос. Ты сама учила меня сражаться за правду, что бы ни случилось. – Джулс сжала кулаки. – Боюсь разочаровать вас, доктор Фрейд, причина не в отце, который некогда исчез с горизонта, а в том, что я хочу докопаться до истины.
Лиз Роф, которая обычно за словом в карман не лезет, долго молчала. Потому что дочь говорила совершенно искренне, а оспаривать можно что угодно, только не правду.
– Возможно, кое-что я забыла тебе сказать, – наконец подала голос Элизабет. – Иногда лучше, чтобы истина осталась похороненной. – Она взяла мокрыми
