Именно здесь в августе 1914 года генералы Иванов, Брусилов и Рузский разбили австрийскую армию, и только задержка правого крыла русской армии здесь позволила австро-венгерскому главнокомандующему фельдмаршалу фон Гетцендорфу, сдав Львов, удержаться на Раве-Русской. Маршал Конев шел той же дорогой, но ему хотелось избежать старых ошибок. Ставка предоставила ему еще одну тысячу танков. И Конев наступал именно правым флангом, имитируя при этом всячески подготовку левого фланга.
Разведывательные способности германской армии, видимо, были недооценены, немцы увели свои войска из-под артиллерийского удара. 1-я и 4-я германские танковые армии начали уже разбираться в наступательных маневрах полководцев поколения Конева. Видя отход немцев на вторую оборонительную полосу, Конев меняет прежнее решение и посылает передовые батальоны 3-й гвардейской и 13-й армии, стоящие на правом фланге, в атаку без обязательного артиллерийского напутствия.
Но три дня, три дня, о которых красноречивее всего говорит городское кладбище Львова, понадобились для освобождения города самых западных русских – какой бы яд ни проливали те, кто предпочел загнать западноукраинскую молодежь в дивизию СС «Галичина», но не воссоединить растерзанное в тринадцатом веке тело общего народа, вышедшего из одного корня и исторически стремившегося к единению!
Польский вопрос
Советские войска в июле 1944 г. вышли к советско-польской границе на широком пространстве. Это ставило проблему Польши на первый план военной дипломатии. Понимая, что в ближайшее время именно Красной Армии придется освобождать Польшу, Рузвельт постарался достичь компромисса на ранней стадии. Он обратился к Сталину с просьбой принять премьера эмигрантского правительства Миколайчика в Москве, но не получил ожидаемого отклика. Советское руководство определило польский лондонский комитет как «эфемерный» и объявило о своем намерении признать ту польскую организацию, которая начала укрепляться на собственно польской территории – Польский комитет национального освобождения. Сталин соглашался принять Миколайчика, если тот обратится к нему через посредство указанного комитета. Проблема Восточной Европы становится отныне в ряд наиболее существенных для союзнической дипломатии.
Сталин в отношениях с поляками Лондона (и любыми поляками) стоял на двух принципиальных позициях: «линия Керзона» как государственная граница; реорганизация польского правительства в изгнании.
Ушедшая в леса, подчиняющаяся Лондону двухмиллионная Армия Крайова боролась с теми из советских партизан, которые, по мнению лондонского правительства поляков, выходили на суверенную территорию Польши. История этих трений прямо отразилась на переписке Черчилля со Сталиным.
3 августа премьер Миколайчик все же встретился в Кремле со Сталиным и попросил «помочь нашим частям, сражающимся в Варшаве», на что получил ответ: «Я отдам необходимые приказы». При этом он не скрыл своего скептицизма: «Мне сказали, что польское правительство приказало этим частям вышвырнуть немцев из Варшавы. Как же они могут сделать это? Их силы недостаточны для выполнения этой задачи. Фактически эти люди не сражаются с немцами, они прячутся в лесах, не способные ни на что другое».
Миколайчик опять требовал Львова и Вильнюса, даже в этих суровых условиях он не считал возможным принять иное решение, одобренное (позднее) даже западными союзниками. Трудно в этой ситуации предъявлять претензии, непропорциональные здравому смыслу. Сталин представил договоренность о «линии Керзона» как «исторический документ, хорошо известный каждому; нет смысла спорить по его поводу, ведь не мы его создали, и в то время никто не спрашивал нашего мнения».
5 августа 1944 г., в присутствии генерала Зимерского, представлявшего лондонское правительство поляков, Сталин отдал приказ Рокоссовскому подготовить фланговые удары с севера и юга с целью освобождения польской столицы.
…Сейчас много говорят о Варшаве. Даже не возобновляя дискуссию, напомним, что один только 1-й Белорусский фронт на подходах к польской столице потерял 123 тысячи человек. Сравните с потерями защитников Варшавы. Кому-то это покажется кощунственным, но мы, сыны и внуки тех, кто погиб, имеем право сравнивать – лишь один фронт потерял в тех боях в десять раз больше, чем герои Варшавы.
А часть руководителей Варшавского восстания вообще оказались хладнокровными калькуляторами и политическими авантюристами. Мы имеем право это сказать, это право завоевало предшествующее поколение, которое своими несказанными жертвами, принесенными на алтарь свободы польского народа, позволяет нам судить трезво и непредвзято. Десятки старинных русских городов лежали в руинах, цена за оттеснение немцев в их собственные пределы была огромной.
Германия слабеет
Несмотря на бомбардировки, германское население стоически переносило поворот фортуны. Что удивительно: германская промышленность достигает пика производительности. Никогда еще фирмы Германии не давали вермахту столько современной военной техники, никогда еще армия, флот и люфтваффе не получали столько средств борьбы. В августе 1944 г. месячное производство танков достигло 869 единиц плюс 744 самоходных орудия. Этого количества новой техники было достаточно для оснащения десяти танковых дивизий. В сентябре немцы произвели 3031 истребитель (против 1248 в январе), из них 100 реактивных истребителей «Мессершмитт-262» и «Арадо-234». В сентябре 1944 г. германская промышленность производила столько военной техники, что могла покрыть практически все потери и на Восточном фронте и на Западном. Этот взлет военной промышленности был возможен лишь посредством массового применения рабского труда – труда военнопленных, заключенных концлагерей, остарбайтеров, эксплуатации контролируемой Германией чужой территории. Гитлер был приятно поражен, и министр военного производства – сорокалетний Альберт Шпеер – ходил в национальных героях.
То был пик. Дальнейшее представляло собой исторический спуск для Германии, но на короткий период Германия еще могла сопоставлять себя с громадой 1916 г., когда Гинденбург и Людендорф так или иначе решали судьбы Европы. Шпеер пишет в мемуарах, что союзнические бомбардировки могли остановить германскую военную машину, если бы они были направлены не против местного населения (воздушный террор против которого, по мнению Шпеера, лишь стимулировал готовность немцев держаться до конца), а на заводы по производству искусственного горючего или на три завода, производящие шарикоподшипники.
В гигантской машине, именуемой германской экономикой, были свои слабые места. Главным таким местом было именно производство горючего. Запас нефти в апреле 1944 г. составил миллион тонн, но летом упал до уровня месячного запаса. Не забудем, что Красная армия стояла на пороге Плоешти, откуда в рейх шла природная нефть. Вторым слабым пунктом рейха становится нехватка живой силы. Армия начинает брать в свои ряды почти всех. Понижен возрастной уровень призыва – с
