могилу спровадил. Мыслю, он-то диавольский ларец Белосвету на двор и подсунул. С него станется. Теперь вроде помер, да и после смерти всё не угомонится никак. Встаёт ночами из могилы и непотребства разные учиняет.
— Какие такие непотребства? — Заинтересовался Ваня.
— Да кто ж его знает? — Пожал могучими плечами поп. — Я до рассвета носа со двора не кажу. Боязно…
— Что ж, благодарим за совет, — кивнул Мидавэль. — Раз такие дела, станем в стороне от кладбища.
Простившись с добрым священником, мы вышли со двора и направились к церкви, где ждали нас Тавия с «уазиком».
Иван тут же забрался на пассажирское сидение, зевнул и с хрустом потянулся.
— Страх, как спать хочется! Скорей бы уж отыскать местечко да храпака задать, бодай меня петух.
Эльф вскочил в седло и погнал Тавию дальше по просёлку, в самую глубь леса, подальше от Большака. Я завёл мотор и направил машину вслед за ним.
В свете фар вдоль дороги тянулись унылые кресты и печальные могильные холмики. Зрелище мрачное и довольно-таки жутковатое. Казалось, старому кладбищу не будет ни конца, ни края.
Однако лес вскоре поредел, расступился, и мы оказались на просторной лужайке, поросшей сочной высокой травой.
— Здесь мы и остановимся, — решил эльф, спешиваясь. — Отличное место для ночёвки.
Он быстро раскинул свой шатёр и залез в него, прихватив с собой не только лютню, но и лук со стрелами. Видно, прошлая ночь заставила его быть предусмотрительнее, ведь стаю волкодлаков он встретил с одним лишь фамильным кинжалом в руках.
Бася пожелала нам спокойной ночи и ушла к Мидавэлю, мы же с Ваней, быстро постелившись в машине, завалились на свои топчаны и мгновенно уснули.
Глубокой ночью я вдруг проснулся. Резко и внезапно. Сон сбежал, словно его и не было.
Странно, что же могло меня разбудить?
Дурак тихонько сопел, закутавшись в одеяло. Его, судя по всему, ничего не тревожило.
Приподнявшись на локте, я приоткрыл непрозрачное сдвижное окошко. Выглянул. Снаружи всё тонуло в густой непроглядной тьме, какая бывает лишь перед рассветом. Где-то в лесу глухо ухал филин. Лёгкий ночной ветерок шелестел листвой. Звонко и назойливо стрекотали ранние сверчки.
Казалось бы, обычная летняя ночь. Но… Что-то здесь было не так. Что-то сильно выбивалось из общей картины, вызывая лёгкое, но довольно назойливое чувство беспокойства.
Осторожно, стараясь не разбудить Ивана, я натянул и зашнуровал ботинки, выбрался из машины и тихо прикрыл за собой дверь. Замер. Прислушался, и тут же ясно различил далёкие звуки не то флейты, не то свирели. Ветер доносил их со стороны лесного кладбища.
Это что, мёртвый колдун развлекается? Довольно странные игрища для тёмного мага, погрязшего во зле и пакостях!
Пойти, что ли, посмотреть? Да ну… Страшновато…
— Кто там бродит? — Из шатра высунулась строгая Басина мордашка — А, Сеня, это ты?
— Вроде я. Вот, думаю: а не сходить ли мне в гости к страшному колдуну?
— Тебе что, делать нечего? — Возмутилась кошка. — Отец Сергий ведь ясно сказал — держаться подальше от погоста.
— Не спится мне что-то… А там, слышишь, музыка играет. Наверное, дискотека в самом разгаре. Хочется пойти, посмотреть. Ты как, со мной? Или здесь останешься?
— Не знаю, что такое дискотека, но одного точно не отпущу. А то вдруг снова куда-нибудь вляпаешься?
— Ой, киса! Смотри, не накаркай!
Привычно забросив её на плечо, я включил фонарик и медленно двинулся к лесу.
Глава 17
Прошагав метров сто по колее, оставленной «уазиком» в густой траве луга, мы оказались на краю лесного кладбища.
Если честно, мне казалось, что оно намного дальше. Знал бы, что так близко, не уснул бы так легко. Не самое приятное соседство для ночного отдыха.
Открывшийся в свете фонаря пейзаж навевал жуть и тоску. От тёмных покосившихся крестов рябило в глазах. Множество могил, целых или разрушенных временем, громоздились беспорядочно, словно наползая одна на другую. Захоронения абсолютно стихийные, никаких тебе дорожек, оградок и кварталов, обычных для нашего мира. Холмики густо поросли травой и кустарником, из иных торчали целые деревья. Прямо декорации для классического фильма ужасов!
Это как же давно здесь хоронят, если кладбище одного села и пары хуторов разрослось до размеров целого городка?
— Странный погост, — пробурчал я, нервно шаря по сторонам лучом фонарика.
— И что в нём странного? — Мурлыкнула на ухо Бася. — Погост как погост. Они у нас все такие, хоть в сёлах, а хоть и в самой столице. Ну, в столице, может, чуть поровнее да поухоженнее.
— Впервые вижу такое разнообразие крестов. Здесь вот андреевский, как буква «х». Там, в малиннике, кельтский, в кружочке. А вон, под ёлкой, вообще свастика торчит. Православных, да и вообще христианских маловато.
— А, вот ты о чём. Не удивляйся, Арсений. Это древняя часть кладбища, а христианство в нашем мире вера довольно молодая. В Свет оно пришло семь столетий назад. Вместе с Китежем из Свитязя вынырнуло. Но официально Навь крестилась двумя веками позднее. При этом, заметь, поклонения огню, Солнцу и атлантам никто не отменял. Все верования мирно уживаются. Одно лишь служение Чернобогу под строжайшим запретом, но и его умудряются обходить.
Да уж, мой родной мир пока не может похвастаться подобной терпимостью. А жаль! Скольких войн, смертей и разрушений можно было бы избежать!
Ветер усилился. Деревья заскрипели, застонали, и в шуме листвы мне послышался тихий, призрачный шёпот.
Казалось, само кладбище выражает недовольство нашим внеурочным присутствием.
В горле пересохло от нахлынувшей волны страха, сердце забилось быстрее. Мне вдруг, как никогда, захотелось домой, на любимый диван. Может, стоит вернуться?
— Спокойно, Сеня, — сказал я себе, выравнивая дыхание и стирая со лба холодный пот. — Спокойно. Бояться нужно живых, не мёртвых… Мёртвые не опасны.
— Совершенно не опасны, — подтвердила кошка. — Лежат себе под толщей сырой земли и никого не трогают. Но если проснутся и вылезут на охоту, тогда берегись! Живых они обожают, особенно больших и сочных, как ты.
— Вот спасибо, киса! Умеешь ты успокоить, — усмехнулся я, отгоняя панику.
Да, этот мир явно многое во мне перевернул. Подстроил под себя. Добавил безрассудства, возможно — смелости, и пробудил авантюрную жилку, много лет дрыхнувшую где-то в глубине души. Очень глубоко.
В своём мире после наступления темноты я старался без
