– Кажется, у американцев существует обычай играть в карты приговоренным к смертной казни, – говорит Октавиан Эдуардович. – А мы будем играть в козла.
Гуськом вылезаем из румпельного.
Низко над судном проходит самолет, связь не открывает. Значит, случайно над нами пролетел.
Вспоминаем, что костяшки домино украли в Певеке школьники, когда были у нас на экскурсии.
Октавиан Эдуардович отправляется вытачивать из эбонита костяшки – он любит ручную ажурную работу.
Воруют на стоянках с судов всё. Головки проигрывателей, пепельницы, электролампочки, даже дурацкие рублевые шашки. И перед приходом в порт помполит очищает красный уголок от этих драгоценностей и прячет под замок.
В Певеке, когда разгрузка закончилась и чужие покинули судно, комиссар открыл культмассовые сокровища. И тут обрушилась экскурсия любознательных школьников. Мы им рассказывали разную морскую чепуху, напоили чаем с конфетами – приятно было глядеть на мальчишек и девчонок. А они сперли кости. Далеко пойдут ребята.
Двадцать шестое сентября. В дрейфе, в ожидании околки и проводки.
Ночью заштилило. Солнце с четырех утра по судовому времени. Ясность в атмосфере. Лед от горизонта до горизонта сторосился. Торосы невысокие – метров до двух, но их гряды охватывают три наших судна концентрическими дугами. Будто попали мы в пасть белого сверхгигантского кита.
Снег возле торосов начинает таять с солнечной стороны.
Синие тени.
Использовал потепление, чтобы помыть в каюте окна с наружной стороны. Стекла покрыты коркой соли. Мыл горячей водой. И сразу все в каюте засверкало от ворвавшегося солнца. Великолепная штука – вымыть окна! Великая штука – солнце!
Меня, каютного домоседа, не способного вытащить нос из книги или газеты, вдруг повело на палубу. И мало того, я, обнаружив на полубаке лопату, принялся сбрасывать снег с палубы за борт.
Снег так блистал, что пришлось сходить за темными очками.
Как замечательно лопата подрезает плотный снеговой наддув, как она приятно скользит по ледяной корке, покрывающей сталь под снегом, как снег весело летит за борт…
Несмотря на штиль, давление льда на корпус остается сильным. Руль продолжает перекидывать с борта на борт.
Решили, что ждать освобождения из ледовой темницы раньше чем через неделю бессмысленно, но ершиться следует и о себе напоминать тоже следует.
РАДИО ПЕВЕК НМ ПОЛУНИНУ КОПИЯ ЧЕКУРДАХ КНМ ЛЕБЕДЕВУ УЖЕ ПЯТЬ СУТОК ПРОДОЛЖАЕМ СТОЯТЬ ОЖИДАНИИ ЛЕДОКОЛА ТЧК КОГДА МОЖЕМ РАССЧИТЫВАТЬ НА ОКОНЧАНИЕ РЕЙСА НЕОДНОКРАТНО НАМИ УКАЗЫВАЛОСЬ НА ПРОВОДКУ СУДОВ ВНЕ ОЧЕРЕДИ ДОЛЖНО ЖЕ БЫТЬ КАКОЕ-ТО ПЛАНИРОВАНИЕ = КМ МИРОНОВ
Текст сочиняли вместе.
Не думайте, что составить РДО на море – дело простое. Тут полно сложнейших и тончайших нюансов. Чрезвычайно опасно раздражить начальника, от которого зависишь. Но в то же время надо выказать ему свою твердость. Нужно быть еще более скупым на количество слов, нежели даже в стихах. Лишние слова толкуются адресатом как утрата тобою невозмутимости, хладнокровия, спокойствия. Очень трудно сбалансировать правдивость информации и количество утаенности. Вот вокруг вашего судна началась ледовая подвижка и сжатие. Coобщать об этом начальству? Тут без пол-литра не разберешься, тут закон «пиши, что наблюдаешь» никак не подходит. Ибо можешь начальство испугать (или вспугнуть!). Оно возьмет да и решит: если у них сильное сжатие, то и посылать к ним сейчас ледокол смысла нет – он там сам застрянет. Пущай, голубчики, кукуют, а мы тем временем выведем тех, кто близко к открытой воде болтается…
ПЕВЕКА HP 2726 85 27 0915 ТХ КОЛЫМАЛЕС KM МИРОНОВУ ПОНИМАЕМ ВАШЕ НЕУДОВОЛЬСТВИЕ ОЗАБОЧЕННОСТЬ ТЧК ГЛАВНАЯ ПРИЧИНА ЗАДЕРЖКИ КРАЙНЕ НЕБЛАГОПРИЯТНАЯ ОБСТАНОВКА ТЧК ОПЕРАТИВНЫХ ВОПРОСАХ ШТАБ СТРЕМИТСЯ ВЫБРАТЬ РЕШЕНИЯ БЛИЗКИЕ ОПТИМАЛЬНЫМ СОЖАЛЕНИЮ ПРИ ЭТОМ НЕКОТОРЫЕ СУДА ОКАЗЫВАЮТСЯ НЕВЫГОДНОМ ПОЛОЖЕНИИ ТЧК НАСТОЯЩЕЕ ВРЕМЯ ПРИЧИНЕ СЖАТИЯ ДВИЖЕНИЯ ВАШЕМ РАЙОНЕ НЕТ ВООБЩЕ ТЧК УЛУЧШЕНИЕМ ОБСТАНОВКИ ПОДХОДОМ СИБИРЬ АДМИРАЛ МАКАРОВ ПЕРВЫМ ЗАПАД ПЛАНИРУЕТСЯ ТХ ЛЕОНИДОВ ТХ ШУХОВ ИДУЩИЕ КОЛЫМУ ГДЕ НАВИГАЦИЯ ЗАКАНЧИВАЕТСЯ БЛИЖАЙШИЕ ДНИ ТОЛЬКО ЗАТЕМ ВАША ПРОВОДКА ТЧК ПРОШУ ОБЪЯСНИТЬ ЭТО ЭКИПАЖУ НАБРАТЬСЯ ЕЩЕ ТЕРПЕНИЯ ПОСКОЛЬКУ ВПЕРЕДИ ШИРОКОЙ ДОРОГИ НЕ ВИДНО = 270916 НМ ПОЛУНИН
Такие вот дела. В непривычном многословии радиограммы, в «оперативных решениях», «оптимальных вопросах» и прочих оборотах сквозит неуверенность штаба и даже, пожалуй, растерянность.
С шуточками, но начинаем поговаривать о зимовке.
А когда остаешься один, юмор исчезает. Бесит и пшенная каша, и то, что за весь рейс так и не удалось добиться от буфетчицы занавески на дверь. Дверь каюты я по непонятной своей привычке не закрываю в дневное время. И самое удобное мое место на койке просматривается любым проходящим по коридору надстройки моряком. И бесит уборщик-курсант-матрос-практикант-декадент: возится в коридоре по утрам полтора часа, хотя приборку можно сделать за десять минут, сачкует: после пылесоса тяжелая работа на палубе ожидает его.
А за иллюминатором садится в суровые льды солнце. И ропаки, торосы засветились розовым, превратились в стаи розовых фламинго. Удивительна эта нежная розовость на стылом океане.
20.30. Веселый голос первого помощника по трансляции: «Сегодня новый художественный кинофильм „Трын-трава“!»
Среди розовых фламинго скользит песец. Они уже не боятся судна, бродят под бортами, посматривают вверх. Много чаек, самые разные. Но и песец и чайки кажутся менее живыми, нежели эти розовые фламинго. Вру, конечно. Нет ничего более живого, изящного, хищно-кокетливого, нежели песцы.
Своих прозаических слов и талантов не хватит, чтобы передать впечатление, когда следишь за песцом, приближающимся к судну по вздыбленным льдам. Обопрусь на Багрицкого. Правда, он это про соболей писал, а не о полярных лисичках:
Бежать, бежать, бежать,Кружиться, подниматься.Скользить, лететь, скакать.Опять, опять, опять!..
Иногда неожиданно возникший на ледяной глыбе песец напоминал мне женский голос, заплутавший в торосах. Должны же здесь, в ледовом океане, бродить женские голоса, если нас кто-то ждет.
И еще кажется, что песцы чувствуют людские любующиеся ими взгляды и начинают изящничать уже специально – возьмет и застынет на гребне тороса, согнув и поджав переднюю лапку. Мордочка повернута к ближайшей чайке. Хвост пышный, легкий – по ветру. Стоит существо неподвижно, а в этой неподвижности и скользит, и летит, и кружится, и поднимается.
Они еще не абсолютно белые, еще не закончили линьку, серебрятся, грязноватые иногда, роются в отбросах, жрут все, что валяется на льду вокруг судна. Их следы покрывают снег на льдинах сплошь. Веселее с ними жить в дрейфе. Да вот еще и кто-то из хороших актрис поет по радио Окуджаву, про коня, который притомился и не знает, куда ему ехать вдоль красной реки.
И на этом заканчивается очередной день – бело-желтое солнце падает под аспидно-сизый лед, улетают фламинго и шуршит, шуршит, шуршит по стеклу иллюминатора жесткий снег, поднятый ветром со льда.
«27.09. В дрейфе, в ожидании околки и проводки. Температура –5°. Сжатие».
Повторная шифровка: в Красном море наше судно заметило шлюпку, осветило ее прожектором, чтобы выяснить, не нуждаются ли люди в помощи. Получили в ответ очередь из автомата по мостику.
Ледокол «Капитан Сорокин», пробиваясь к нам, потерял лопасть и сам теперь кукует. С вертолета, который взлетел с «Владивостока», сообщили, что сам «Владивосток» затерт льдами, движения не имеет, дрейфует вместе с «Тайшетом», который продолжает принимать воду и вот-вот булькнет. Вертолет наведался, чтобы осмотреть с верхотуры положение нашей троицы. Вызвал его «Леонид Леонидов», который получил два тяжелых навала торосов в корме, в результате чего ему искорежило руль. Про картошку они больше вообще не упоминают – замерзла картошка в необогреваемых трюмах. Температура –10°. Мы с В. В. пьем чай и рассказываем анекдоты. А что еще делать-то? «Сибирь» ушла обратно к «Капитану Сорокину», чтобы помочь ему обрезать или заменить лопасть. Раньше трех суток не вернутся. Во влипли!
