голове у тебя не совсем пусто! – рявкнула она.
Услышав это, Минни выскочила вон – скатертью дорожка. Я повернулась к маме, хотела улыбнуться, но выражение ее лица было не лучше, чем у Минни.
– Вот почему я всегда предупреждала, что тебе надо держаться подальше от этого мальчишки и от всей его семьи, – сказала мне мама. – Теперь наше имя будут трепать в суде, изваляют в грязи, газеты будут в восторге. Твоему отцу такое вряд ли понравится.
– Вообще-то я не виновата, – попыталась я защититься.
– А кто тогда виноват? – Мама подняла бровь. – Сеффи, пора тебе усвоить, что с кем поведешься, от того и наберешься.
И она вышла, а мне только и оставалось, что проводить ее взглядом.
Глава 68
• Каллум
– Клянетесь ли вы говорить правду, только правду и ничего, кроме правды?
Я поглядел на «Книгу Добра» под своей ладонью. Переплет холодил пальцы, даже морозил. Правду… Какую версию правды сочтет приемлемой этот суд?
– Клянусь, – ответил я.
Говорил я тихо, но голос разнесся по всему залу. Похоже, мой микрофон включили на полную мощность. Не хотели упустить ни единого слова. А я предпочел бы ни единого слова не говорить, потому что боялся, что один случайный слог может погубить моего отца. Я огляделся. Судья сидел за столом на возвышении. А свидетельская трибуна, где я стоял, располагалась рядом с возвышением для судьи, и оттуда нам обоим было видно весь остальной суд. Прокурор – звали его Шон Пингьюл, королевский адвокат, – человек с тяжелым лицом, сидел и буравил меня взглядом. Келани Адамс смотрела прямо перед собой и даже не мигала. Вид у нее был такой, словно она погрузилась в свои мысли. В свои, прошу отметить. Точно не в мои.
– Можете сесть, – сказал мне судья Андерсон.
– Нет. – Подумав, я добавил: – Спасибо. Я лучше постою.
Судья отвернулся, еле заметно дернув плечом.
Шон Пингьюл поднялся. Я задержал дыхание.
– Сообщите ваше полное имя для протокола, пожа-луйста.
Здесь вроде никакого подвоха. Или все-таки есть? Подумай. Отвечай покороче, Каллум.
– Каллум Райан Макгрегор.
– Вы принадлежите к Освободительному Ополчению?
Келани Адамс вскочила:
– Протестую, ваша честь. Каллум Макгрегор – не подсудимый.
– Это определяет степень доверия к показаниям свидетеля, ваша честь, – возразил Пингьюл.
– Допускаю, – ответил судья.
– Вы принадлежите к Освободительному Ополчению? – повторил Пингьюл свой вопрос.
– Нет, не принадлежу, – ответил я, не дожидаясь, когда он договорит последнее слово.
– Значит, не принадлежите?
– Именно так. Не принадлежу.
– Вы уверены?
– Ваша честь! – Келани снова поднялась.
– Продолжайте, мистер Пингьюл, – распорядился судья.
Я покосился на присяжных. Пингьюл подставил меня, никаких сомнений. Повторив свой вопрос несколько раз, он прозрачно намекнул, что я лгу. Я уже видел, с каким недоверием смотрят на меня присяжные, а ведь мне задали всего один вопрос – положим, тремя разными способами, но все же только один.
– Принадлежит ли ваш отец к Освободительному Ополчению?
Я поглядел туда, где сидел папа. Он смотрел прямо перед собой и словно витал где-то глубоко в прошлом или далеко в будущем.
– Нет, не принадлежит, – ответил я.
Не затянул ли я с ответом? Заметили ли присяжные, что я заговорил после крошечной паузы? Я снова покосился на них. Двое записывали что-то в блокнотах.
– Почему вы так в этом уверены?
– Потому что мой отец мухи не обидит.
– А Освободительное Ополчение могло бы? – сухо спросил Пингьюл.
– Протестую, ваша честь!
– Принято.
– Мой отец не принадлежит к Освободительному Ополчению, – повторил я.
– Каллум, какого вы мнения об Освободительном Ополчении?
– Ваша честь, возражаю!
– Возражение отклоняется. – На сей раз судья даже не посмотрел на адвоката папы. Он не сводил глаз с меня.
Мое мнение об Освободительном Ополчении… Что мне ответить?
Я огляделся. Нули на галерее для публики ждали, что я отвечу. Адвокат папы тоже. И присяжные. И папа.
– Я думаю… Любая организация, ратующая за равенство между нулями и Крестами…
В голове не осталось ни единой мысли. Кажется, я запаниковал. Что мне делать?
– Нули и Кресты должны быть равны. – Я предпринял вторую попытку. – Я поддерживаю всех, кто к этому стремится.
