— Это казаки выехали на поединок, — сказал Скшетуский, — а сейчас выйдут к ним и наши.
— Так непременно будет битва?
— Как Бог на небе!
— Черт побери! — сказал Заглоба с досадой. — Да и вы тоже смотрите на это, как на представление, — прибавил он сердито, — как будто дело идет не х> вашей шкуре!
— Мы уж привыкли к этому.
— И вы тоже поедете на этот поединок?
— Рыцарям лучших отрядов не пристало биться на поединках с таким неприятелем, и тот, кто ценит свое достоинство, не делает этого. Впрочем, теперь никто не думает об этом.
— Вот идут и наши; — воскликнул Заглоба, увидев красных драгун Володыевского, спускавшихся рысью к плотине.
За ними двинулось по несколько охотников от каждого полка Между прочими пошли: рыжий Вершул, Кушель, Понятовский, два Карвичи, а из гусар — Лонгин Подбипента
Расстояние между двумя отрядами значительно уменьшилось.
— Вы увидите сейчас прекрасное зрелище, сказал Скшетуский Заглобе. — Заметьте, в особенности, Володыевского и Подбипенту, это замечательные рыцари; вы их различите в толпе?
— Различу!
— Смотрите на них и тогда сами разберетесь.
Глава XV
Воины с обеих сторон, приблизившись друг к другу, начали перебраниваться: — Подходите! Сейчас мы накормим собак зашей падалью, — кричали княжеские солдаты.
— Ваша не годится и собакам!
— Сгниете в этом пруду, убийцы!
— Кому предназначено, тот и сгниет. Скорей вас съедят рыбы.
— Идите лучше сгребать вилами навоз, хамы! Это вам больше пристало, чем сабля!
— Хотя мы и хамы, но сынки наши будут шляхтичами, когда родятся от ваших девушек!
Какой-то казак, очевидно заднепровский, вышел вперед и, приложив руки ко рту, громко крикнул:
— У князя есть две племянницы! Скажите ему, чтобы он прислал их Кривоносу.
У Володыевского потемнело в глазах от бешенства, когда он услышал эту дерзость, и он в ту же минуту бросился на запорожца.
Скшетуский, стоявший на правом фланге, узнал его еще издали и крикнул Заглобе:
— Смотрите, смотрите! Вот летит Володыевский, вон там!
— Вижу! — воскликнул Заглоба. — Он уже напал на него! Уже бьются! Раз, два Ого, готов! Молодец!
Казак упал на землю, точно пораженный громом, головой к своим; это считалось дурной приметой.
В эту минуту выскочил другой казак, в красном контуше, снятом, верно, с какого-нибудь шляхтича. Он напал на Володыевского сбоку, но лошадь его споткнулась именно в ту минуту, когда он хотел нанести удар. Володыевский повернулся к нему и выказал себя при этом настоящим мастером дела: он только шевельнул рукой, и сабля запорожца уже полетела вверх, а Володыевский схватил его за шиворот и потащил вместе с лошадью к своим.
— Братья родные, спасите! — кричал пленник, но не сопротивлялся, зная, что в ту же минуту будет пронзен саблей; он даже бил коня, чтобы ускорить его ход и чтобы Володыевский не тащил его, как волк козу.
Увидев это, с обеих сторон на насыпь вышло еще по несколько воинов, и завязалась борьба.
Оба войска с величайшим любопытством смотрели на это единоборство. Утреннее солнце освещало сражающихся; воздух был так прозрачен, что можно было даже различить лица. Издали это единоборство можно было принять за турнир или забаву. Иногда только то конь оставался без всадника, то всадник падал с плотины в воду, которая разлеталась брызгами, а потом расходилась гигантскими кругами.
При виде подвитое своих товарищей у солдат бились сердца и появлялась охота к бою. Каждый желал победы своим; вдруг Скшетуский всплеснул руками и крикнул:
— Вершул погиб! Он упал со своей белой лошадью.
Но Вершул не погиб, хотя действительно упал вместе с лошадью; его опрокинул Пульян, бывший казак князя Иеремии, теперь второй, после Кривоноса, вождь запорожцев. Он был знаменитым борцом и никогда не пропускал случая показать себя в борьбе. Он был так силен, что легко ломал сразу две подковы, и слыл непобедимым в единоборстве. Опрокинув Вершула, он бросился на офицера Корошляхтича и разрубил его почти надвое, до седла.
Все бросились в сторону; Подбипента, увидев это, повернул к нему свою инфляндскую кобылу.
— Погибнешь! — крикнул Пульян храброму воину.
— Что ж делать! — ответил Подбипента, взмахивая саблей. Но с ним не было его меча "сорвиголовы", так как он его
сохранял для более важной цели и оставил в руках своего верного слуги; при нем была только сабля из вороненой стали. Пульян выдержал первый его удар, хотя сейчас же увидел, что имеет дело с недюжинным борцом, и у него даже сабля задрожала в руках; затем выдержал второй и третий удар, потом, убедившись в превосходстве противника, а может быть, желая похвастать перед обоими войсками своею страшной силой или же просто боясь, чтобы громадная лошадь Подбипенты не столкнула его в воду, он отбил последний удар и, сравнявшись с литвином, схватил его своими могучими руками. Они сцепились, как два медведя, дерущиеся за самку, переплелись, как две сосны, выросшие из одного пня и составлявшие как бы одно дерево.
Все затаили дыхание и молча смотрели на этих силачей. Они долго оставались неподвижными, и только по их побагровевшим лицам и выступившим на лбу жилам можно было догадаться об ужасном нечеловеческом напряжении рук.
Наконец оба они вздрогнули. Лицо Подбипенты еще более покраснело, а лицо атамана посинело. Прошло еще несколько мгновений. Беспокойство зрителей удвоилось; вдруг тишину прервал глухой, сдавленный голос:
— Пусти!
— Нет, братец, — ответил другой голос
Прошла еще минута; вдруг что-то хрустнуло, послышался стон, как бы из-под земли, и черная струя крови хлынула изо рта Пульяна, голова его свесилась на плечо.
Подбипента поднял Пульяна с седла, и не успели зрители понять, в чем дело, как он перекинул его на свое седло и поскакал к своим.
— Ура! — крикнули войска Вишневецкого.
— Погибель вам! — ответили запорожцы.
И, не смущаясь поражением своего вождя, они еще с большим ожесточением бросились на неприятеля. Началась отчаянная борьба, которая из-за недостатка места казалась еще страшней. Казаки, несмотря на все свое мужество, не устояли бы перед более ловким неприятелем, если бы в лагере Кривоноса не протрубили сигнал к отступлению, а поляки, постояв еще немного, чтобы показать, что победу одержали они, тоже поехали к своим. Насыпь опустела, остались только людские да лошадиные трупы, как бы предвестники того, что здесь должно произойти; эта насыпь чернела между обоими войсками, как дорога смерти; легкий ветерок подернул слегка зыбью гладкую поверхность озера и жалобно зашумел листьями ив на берегу пруда.
Между тем полки Кривоноса снова двинулись всей массой, как стая птиц. Впереди шла чернь, за нею — запорожская пехота, конница, волонтеры из татар, артиллерия, но все они двигались в беспорядке, толкая друг друга, шли напролом, чтобы завладеть плотиной и уничтожить княжеское войско. Дикий Кривонос верил в кулаки саблю, а не в военное искусство, и потому пустил в атаку все сади силы и приказал идущим, сзади полкам напирать на передние, чтобы подгонять их. Из-за дальности расстояния пушечные ядра летели в воду, не причиняя вреда княжеским войскам, стоявшим на другой стороне пруда. Люди, точно волны, покрыли всю плотину и беспрепятственно шли вперед; часть войска, дойдя до реки, искала переправы и, не найдя ее, возвращалась назад; войско шло такой массой, что, как говорил потом Осинский, можно было проехать по их головам на лошади.
Иеремия, стоявший на высоком берегу хмурил брови и иронически смотрел на эту толкотню и беспорядок в войске Кривоноса.
— Они действуют по-мужицки, — сказал он Махницкому, — не соблюдают военных правил и идут на нас сплошной массой, но не знаю, дойдут ли.
А казаки, как бы противореча его словам, дошли уже до половины плотины и остановились, удивленные и встревоженные молчанием княжеских войск. Но в последних вдруг началось движение: они отступили, оставляя между собой и плотиной большой полукруг для битвы.
Пехота Корицкого расступилась, открывая жерла пушек Вурцеля, а в углу, образованном из Случи и плотины, в береговых зарослях заблестели мушкеты немцев Осинского.
Опытным людям стало ясно, на чьей стороне будет победа. Только столь бешеный человек, как Кривонос, мог решиться на битву при таких условиях, когда со всей своей силой он не мог бы даже овладеть переправой, если бы Вишневецкий захотел помешать в этом.
Но князь нарочно пустил часть его войска за плотину, чтобы потом окружить его и уничтожить. Великий полководец пользовался ослеплением противника, который даже не обратил внимания на то, что не сможет прийти на помощь воюющим на другом берегу по одной только узкой плотине, через которую нельзя сразу переправить большого отряда. Опытные воины с удивлением смотрели на действия Кривоноса, которого никто не принуждал к такому безумному шагу.
