Посетив индийские города Каннанун и Каликут, Ковильян возвратился в Гоа и оттуда перебрался морем в Софалу, чтобы осмотреть прославленные копи, приписывавшиеся то царю Соломону, то пресвитеру Иоанну.
Из Софалы Ковильян отправился морем вдоль африканского побережья к северу, посетил Мозамбик, Килоа (Килву), Момбасу и Малинди. Во время этих странствий он узнал от арабских моряков о Лунном острове - Мадагаскаре. Если бы Ковильян взял от Софалы курс к югу или если бы Диаш прошел чуть севернее Ангра-душ-Волташ, они безусловно бы встретились, и вся дальнейшая история географических открытий приобрела бы совсем иные очертания. Им помешало именно это «если бы».
Но Ковильян поплыл к северу и вернулся в Аден, а оттуда с караваном прибыл в Каир, где должен был встретиться с Афонсу ди Пайвой. В Каире его разыскали два португальских еврея, равви Авраам и сапожник Иосиф, вручившие ему письмо от короля. Жуан сообщал Ковильяну, что Пайва умер, и приказывал продолжить поиски царства пресвитера, отчет о проделанном до этого момента путешествии переслать с Иосифом и сопровождать Авраама до Ормуза, где, по словам Иосифа, находятся центр и складочное место всех изделий Востока.
Ковильян возвратился в Тор и оттуда в Аден, где уже побывал дважды. Из Адена он морем добрался до Ормуза, обогнув Аравийский полуостров, а оттуда с караваном отправил Авраама в Алеппо, вручив ему письмо для короля. В этом письме Ковильян писал о возможности попасть из Португалии в Индию морским путем. К письму он приложил индийскую карту с нанесенным на нее югом Африки и хорошо известным индийцам мысом Доброй Надежды. «Португальские корабли,- писал Ковильян,- если они пойдут вдоль западного берега Африки на юг, должны достигнуть южной оконечности этого материка, а затем могут идти в восточном океане по своему выбору в Софалу и к Лунному острову».
Посетив Мекку и Медину, Ковильян вновь прибыл в Аден и переправился через горло Красного моря в противолежащий порт Зейду, где его благосклонно принял абиссинский негус Эскандер. Абиссинию в то время многие считали страной пресвитера Иоанна, и Ковильян пал жертвой этого заблуждения. В 1494 году Эскандер был убит, а новый негус, его брат Наод запретил Ковильяну выезд из страны, не доверяя любопытству чужеземцев. Пользуясь большим почетом у Наода и затем у его сына Давида III, Ковильян оставил мысли о возвращении на родину, женился на богатой женщине, обзавелся хозяйством и прожил при абиссинском дворе с женой и ребенком по крайней мере четверть века. Там он, вероятно, и умер.
Ко времени странствий Ковильяна уже совсем не редкостью были у берегов Африки и Аравии китайские корабли, но он почему-то не обмолвился о них ни полсловечком. Не встречал? Не оценил? А может, все-таки сообщил в Португалию в секретном донесении? Остается только гадать. И все же думается, что португалец, моряк уже по праву рождения, не мог равнодушно отвернуться от «китайского чуда».
Свои морские суда китайцы называли «чуань» или «бо», их грузоподъемность достигала тысячи тонн. При выходе в море сыны Неба всегда прихватывали с собой голубей: они указывали в затруднительных случаях направление к берегу. Сложно судить, додумались ли китайцы до этого самостоятельно или заимствовали в готовом виде, например, в Месопотамии и вообще на Ближнем Востоке: голубями для этой же цели пользовался иудейский Ной, воронами - шуме-рийский Утнапиштим. Китайцам голуби служили и почтарями. Впрочем, еще с VII века в Поднебесной селились персы и арабы - они могли передать китайцам свои методы, поделиться с ними частью своих знаний. Да и сами китайцы совершали плавания столь удивительные по дальности, что информация текла к ним не ручейками, а широкой полноводной рекой. Можно спорить о том, превысил ли запас их знаний осведомленность дельфийских жрецов, но что он не уступал ей - это несомненно.
В китайских источниках уже начиная с 1 века упоминаются стовратные египетские Фивы, воспетые еще Гомером: Гекатомпиль греков, Пань-доу китайцев; месопотамский Урук - китайский Ань-гу; в «Описании всей Земли» (Го ди чжи) VII века можно найти сведения о пигмеях и «пещерных эфиопах», известных Геродоту и Ганнону Карфагенянину, а в «Историческом своде» (Тун дянь) следующего столетия - кое-что о Стране Женщин где-то на западе (на западе явно от Греции, ибо амазонки обитали в Малой Азии) и о способе торговли, точнее натурального обмена, детально описанном Геродотом применительно к карфагено-африканским контактам.
От Гонконга до Суматры китайские корабли добирались при благоприятной погоде за восемнадцать-девятнадцать дней, а до Африки с попутным муссоном - чуть больше чем за месяц (при этом, как повествуют источники, они распускали все свои семь парусов). Путь от Суматры до Явы занимал четыре-пять дней. See эти страны посещал и Синдбад, а скорость плавания напоми 1ает порой об арабских дау, хотя у китайцев она все же была ниже и никогда не превышала трех с половиной узлов - как у античных судов рубежа старой и новой эр.
Много любопытного и ценного (бесценного!) могли бы мы узнать, будь Ковильян чуть полюбопытнее. Но и без того его подвиг, до сих пор все еще не оцененный в должной мере, далеко превосходит подвиг Бартоломеу Диаша. Однако он остался настолько незамеченным современниками, что и сегодня никто не говорит об этом незаурядном человеке. В лучшем случае вспоминают о том, что, дескать, Колумб присвоил себе по неведению честь открытия Индии, «по праву» принадлежащую Васко да Гаме. И никому не приходит в голову хотя бы упомянуть Ковильяна - подлинного первооткрывателя Индостана морским путем (если, конечно, забыть об античных мореплавателях, для коих рейсы в Индию были делом привычным).
В 1520 году ко двору негуса прибыл первый официальный португальский посол Родригу ди Лима. Священник этого посольства Франсишку Алвариш записал все, что сообщил ему Ковильян, и включил в собственный отчет «Правдивое сообщение о землях священника Жуана Индийского», увидевший свет в 1540 году. Карта и письма, пересланные Ковильяном королю, явились основой для подготовки инструкций экспедиции Васко да Гамы. Путешествие Ковильяна явилось последним и самым блестящим вкладом в историю мореплавания и географических открытий, предшествующим эпохе Великого освоения мира.
ХРОНИКА ДЕВЯТАЯ,
повествующая о том, как два достойных адмирала вращали Земной шар каждый в свою сторону и чем окончилось это состязание.
Кристобаль Колон добивается наконец аудиенции у испанской королевы Изабеллы 1 мая 1486 года. Довольно скоро он имеет удовольствие убедиться, что европейские монархи не отличаются разнообразием в своих действиях. Комиссии, аналогичные португальской, начинают работать в Испании: в Кордове, потом в Саламанке. Пока они заседают, успевает пасть мавританская Малага (18 мая 1487 года), разочарованный Кристобаль успевает возвратиться в декабре следующего года в Португалию в тщетной надежде на перемену настроения Жуана II, Диаш успевает обогнуть южную оконечность Африки. А комиссии все обсуждают, преодолим ли океан, есть ли в нем другие земли и если все же есть, то можно ли их достичь, а главное - возвратиться обратно.
Колон опять в Испании. В мае 1489 года его снова удостаивает аудиенцией Изабелла, ровно через тридцать шесть месяцев после предыдущей. Но решение комиссии все еще не созрело. Чтобы скоротать время, Кристобаль принимает участие в штурме мавританской крепости Баса, где, по отзывам, совершает чудеса героизма. Может быть, он хотел таким путем снискать благосклонность их католических высочеств и тем ускорить ход событий. Его брат Бартоломе тем временем «штурмует Вестминстер, потом Версаль, надеясь заинтересовать королей ведущих государств Европы проектом Кристобаля Колона. Отказы, отказы... В отчаянии Кристобаль удаляется от мира в францисканский монастырь в городе Морчене, но монах из него, признаться, никудышный. Потом он решает навсегда покинуть Пиренейский полуостров: в 1490 году комиссия вынесла наконец решение - отрицательное, как он и ожидал.
Но неожиданно Изабелла сама вспомнила о нем и вызвала в Санта Фе («Святая вера») - гигантский полевой лагерь, выросший у стен осаждаемой Гранады, последнего оплота мавров в Европе. 2 января 1492 года Гранада пала, Реконкиста завершилась полным и окончательным поражением арабов. Испания вступала в полосу удач. Такая же полоса, кажется, наступала и для Колона.
Трудно сказать, что побудило Изабеллу пренебречь выводами ею же назначенных комиссий. Может быть, ее подстегнули выдающиеся успехи на море португальцев. Возможно, сыграли роль неустанные хлопоты доброжелателей настырного генуэзца. Не исключено и то, что в этом, последнем году существования человечества набожная католичка пожелала прибавить еще один пункт к своему отчету перед престолом Господа. Конец света мог наступить со дня на день: даже сам папа не ведал, в какой именно день был сотворен мир.
