— Во время второй беседы Джейкоб говорил, что не желает с вами беседовать? Что он не понимает поставленных вопросов?
— Нет.
— Матери подсудимого пришлось истолковывать или перефразировать ваши вопросы?
— Нет.
— Сколько времени продлилась вторая беседа?
— От силы минут десять.
— Вы еще раз беседовали с Джейкобом Хантом? — спрашивает Хелен.
— Да, в тот день, когда обнаружили тело Джесс Огилви.
— Где состоялась ваша беседа с подсудимым?
— В участке.
— Зачем Джейкобу вновь понадобилось с вами встречаться?
— Позвонила его мать, — поясняет Метсон, — она была очень расстроена, потому что полагала: ее сын имеет какое-то отношение к убийству Джесс Огилви.
Внезапно Джейкоб встает и поворачивается к залу, чтобы увидеть Эмму.
— Ты так подумала? — восклицает он, сжимая кулаки.
У Эммы такой вид, как будто ей дали под дых. Она взглядом просит у меня помощи, но я не успеваю ничего ответить, как судья стучит молотком.
— Мистер Бонд, следите за своим клиентом.
Джейкоб начинает размахивать левой рукой.
— Мне нужен перерыв!
Я тут же киваю.
— Ваша честь, нам нужен перерыв.
— Хорошо. Пять минут, — объявляет судья и покидает свое место.
Как только судья уходит, к скамье подсудимых подходит Эмма.
— Джейкоб, послушай меня…
Но Джейкоб ее не слушает. Он так пронзительно жужжит, что Хелен Шарп закрывает уши ладонями.
— Джейкоб, — повторяет Эмма и обхватывает голову сына руками, заставляя его посмотреть ей в глаза.
Он отводит взгляд.
— «Я убил шерифа, — поет Эмма, — но не стрелял в его помощника. Я убил шерифа, но не стрелял в помощника. Рефлексы взяли свое. Чему быть — того не миновать».
Судебный пристав, оставшийся в зале суда, бросает на нее недовольный взгляд, но из Джейкоба уходит напряжение.
— «Даже у самого хорошего ведра однажды провалится дно», — поет он своим монотонным голосом.
— В том-то и дело, дорогой, — шепчет Эмма.
Хелен с приоткрытым ртом следит за каждым ее движением.
— Вот здорово! — говорит она. — Мой ребенок знает только слова песни «Сахарный человечек».
— Чертовски «удачная» песня, когда тебя обвиняют в убийстве, — шепчет пристав.
— Не слушай его, — говорит Эмма. — Слушай меня. Я тебе верю. Я верю, что ты этого не делал.
Удивительно, но при этих словах она отводит взгляд. Однако он этого и так бы не заметил, потому что сам не смотрит матери в глаза. Но, судя по словам самой Эммы во время беседы с детективом, если человек отводит взгляд, он либо лжец, либо аутист. Поскольку Эмма не аутист, какие выводы напрашиваются?
Мои умозаключения прерывает возвращение судьи. Хелен с Метсоном занимают свои места.
— Твоя единственная задача в зале суда — не терять хладнокровия, — шепчу я Джейкобу, ведя его к скамье подсудимых. И тут же вижу, как он сворачивает лист бумаги и начинает обмахиваться.
— Каким образом Джейкоб оказался в полицейском участке? — спрашивает Хелен.
— Его привезла мать.
Джейкоб начинает обмахиваться импровизированным веером сильнее.
— Его арестовали?
— Нет, — отвечает детектив.
— Его доставили на патрульной машине?
— Нет.
— Его мать пришла в участок в сопровождении сотрудника полиции?
— Нет. Она привезла к нам сына добровольно.
— Что вы сказали, когда увидели его в участке?
— Я попросил его помочь мне кое в чем.
— Что он ответил?
— Он очень оживился и с радостью отправился со мной, — говорит Метсон.
— Он каким-то образом дал понять, что хочет, чтобы при вашей беседе присутствовала его мать, что ему без нее неловко?
— Наоборот. Он сказал, что с радостью мне поможет.
— Где состоялся допрос?
— В моем кабинете. Я стал расспрашивать его о месте происшествия, где он оказался неделю назад. Когда от переохлаждения умер мужчина. Потом я сказал, что хотел бы выслушать его мнение о деле Джесс Огилви, но с этим — поскольку расследование еще ведется — несколько сложнее. Я сообщил, что ему придется отказаться от права хранить молчание, и Джейкоб процитировал мне «права Миранды». Пока он цитировал их наизусть, я читал права по бумажке, потом попросил его еще раз прочитать свои права, поставить фамилию, инициалы и подпись внизу каждой страницы, чтобы было видно: он понимает свои права, а не просто выучил какой-то набор слов.
— Он мог вразумительно давать ответы на поставленные вопросы? — спрашивает Хелен.
— Да.
Хелен прилагает подписанные «права Миранды» к вещественным доказательствам.
— Больше нет вопросов, Ваша честь, — заявляет она.
Я встаю и застегиваю пиджак.
— Детектив, во время вашей первой встречи с Джейкобом с ним была мать, я не ошибаюсь?
— Не ошибаетесь.
— Она присутствовала во время всей беседы?
— Да, всей.
— Отлично! — восклицаю я. — А когда вы второй раз видели Джейкоба, его мать была рядом?
— Да.
— Ведь это именно она привезла его в участок по вашей просьбе, верно?
— Да, так и было.
— Но когда она спросила, можно ли ей остаться, вы отказали?
— Да, отказал, — отвечает Метсон. — Поскольку ее сын уже совершеннолетний.
— Так-то оно так, но вам было известно, что Джейкоб аутист, я прав?
— Было, но ничего из ранее сказанного Джейкобом не наводило меня на мысль, что его нельзя допрашивать.
— Тем не менее его мать предупреждала вас, что вопросы ставят его в затруднительное положение. Что под давлением он теряется и фактически не понимает тонкостей языка, — настаиваю я.
— Она что-то объясняла о синдроме Аспергера, но я не слишком обращал на это внимание. На мой взгляд, парень казался вполне рассудительным. Он знал все юридические термины, да что там — был просто счастлив поговорить.
— Детектив, когда вы рассказывали Джейкобу, что происходит во время вскрытия, разве он не цитировал вам «Молчание ягнят»?
Метсон ерзает на стуле.
— Цитировал.
— Неужели это служит признаком того, что он в действительности понимал, что делал?
— Я решил, что он пытается острить.
— Джейкоб ведь не впервые отвечал на ваши вопросы цитатами из фильмов, верно?
— Не помню.
— Тогда позвольте вам напомнить, — говорю я: спасибо феноменальной памяти Джейкоба, который дословно передал их беседу. — Когда вы спросили его, ссорилась ли Джесс со своим парнем, Марком, он ответил: «Hasta la vista, крошка». Так было?
— Похоже на то.
— Во время допроса он в третий раз процитировал фильм, не так ли, детектив?
— Да.
— Когда именно?
— Я спросил его, зачем он это сделал.
— И что он ответил?
— «Любовь — это когда ни о чем не нужно жалеть».
— Единственное преступление, которое совершил Джейкоб Хант, — заметил я, — состоит в том, что он процитировал такой слащавый фильм, как «История любви».
— Протестую! — заявляет Хелен. — Разве произносится заключительное слово? Я не получала уведомления об этом.
— Протест принят, — отвечает судья. — Мистер Бонд, оставьте свои комментарии при себе.
Я поворачиваюсь к Метсону.
— Как закончилась ваша третья беседа, уже в участке?
— Внезапно, — отвечает детектив.
— Когда миссис Хант прибыла со мной, заявив, что ее сыну необходим адвокат, не так ли?
— Именно так.
— Как только она сделала это заявление, что сказал Джейкоб?
— Что ему нужен адвокат, — ответил Метсон. — Тогда я прекратил допрос.
— Больше вопросов нет, — заявляю я и сажусь на скамью рядом с Джейкобом.
Фредди Сото, у которого старший сын страдал тяжелой степенью аутизма, когда-то служил в полиции штата Северная Каролина. После нескольких лет службы он вернулся в университет и получил диплом магистра психологии. Теперь его специальность — учить работников правоохранительных органов, что такое аутизм. Он пишет статьи для «Бюллетень ФБР» и журнала «Шериф», его приглашали консультантом на канал «Эй-би-си ньюз» в выпуск журнала новостей «20/20», посвященный вопросам аутизма, самооговора и соблюдения законности. Он помог в 2001 году властям Северной Каролины разработать программу, которая помогала бы правоохранительным органам распознать аутиста. Теперь эта программа широко используется полицией по всему земному шару.
