- Вот видите. А стране каждый лишний килограмм хлеба сейчас на вес золота... И вообще - год-два надо поглядеть, что будет получаться у Назарова, а потом...
В зал, где шло заседание бюро, стремительно вошел, почти вбежал помощник первого секретаря обкома, что-то шепнул ему на ухо.
- Товарищи! - быстро встал секретарь обкома, жестом прерывая Субботина. Важное сообщение, товарищи!
Рослый и тяжелый, словно налитый чугуном, он, отбросив стул, по-молодому подбежал к стене - там, возле высокого и узкого окна, висел радиорепродуктор.
Кружилин и все остальные услышали:
"От Советского информбюро. Провал немецкого плана окружения и взятия Москвы. Поражение немецких войск на подступах Москвы".
Голос диктора был нетороплив и сурово-торжествен, он говорил во всю силу легких, слова его гулко разносились по залу. Никто не двигался, все от нетерпения, от прихлынувшей радости словно онемели. А диктор не торопился. Раздельно и отчетливо выговорив эти три фразы, он молчал, будто давал возможность осмыслить их. И тем же голосом, может быть, чуточку, на какую-то четверть тона нише заговорил наконец:
"С 16 ноября 1941 года германские войска, развернув против Западного фронта 13 танковых, 33 пехотных и 5 мотопехотных дивизий, начали второе генеральное наступление на Москву. Противник имел целью, путем охвата и одновременно глубокого обхода флангов фронта, выйти нам в тыл и окружить и занять Москву. Он имел задачу занять Тулу, Каширу, Рязань и Коломну на юге, далее занять Клин, Солнечногорск, Рогачев, Яхрому, Дмитров - на севере, а потом ударить на Москву с трех сторон и занять ее..."
Кружилин чувствовал: от чудовищного напряжения у него выступила испарина на лбу, а сердце начало постанывать. Но, как и другие, он боялся шевельнуться, будто голос диктора от малейшего движения мог умолкнуть.
Между тем по залу все так же сурово и торжественно разносилось:
"6 декабря 1941 года войска нашего Западного фронта, измотав противника в предшествующих боях, перешли в контрнаступление против его ударных фланговых группировок. В результате начатого наступления обе эти группировки разбиты и поспешно отходят, бросая технику, вооружение и неся огромные потери..."
Люди не выдержали больше напряжения, эти последние слова диктора потонули в яростных аплодисментах. Все присутствующие на бюро разом поднялись, задвигались, заговорили.
- Товарищи! Товарищи! - зычно крикнул первый секретарь обкома, поднял руки, требуя тишины. - Бюро не кончилось еще...
Когда все немного успокоились, расселись по местам, секретарь обкома проговорил недовольно:
- Что за ребячество, в самом деле?
Голос его был сухим, резким, даже сердитым, а глаза смеялись, и, чтобы спрятать улыбку, он старательно сдвигал брови, смотрел в разложенные на столе бумаги.
В зале установилась тишина. И когда она установилась, первый секретарь обкома провел ладонью по нахмуренному лицу, посмотрел на выключенный репродуктор, улыбнулся застенчиво и виновато как-то.
- Наконец-то, друзья мои... Это - начало нашей победы! Поздравляю вас...
И снова аплодисменты.
- Ведь отогнали немца от Москвы. Отогнали! - вдруг воскликнул первый секретарь обкома как-то по-детски, и все увидели, что этот хмурый и озабоченный человек, в сущности, очень еще молод, он, подумал Кружилин почему-то, любит, наверное, рыбалку, вечерние зори и стопочку у охотничьего костра.
А секретарь обкома будто застыдился своего порыва, взял листок, на котором был отпечатан проект решения по обсуждаемому вопросу, спросил у Субботина:
- У вас все?
- Все, собственно...
- Да, отогнали мы от стен столицы врага... самого жестокого врага России за всю ее многовековую историю. И в этом есть капелька заслуги каждого из нас, в том числе и товарища Кружилина, и товарища Назарова... С проектом решения все знакомы? Возражения? Замечания?
И ни слова больше о Назарове, о его "партизанщине".
Когда все присутствующие на бюро высыпали из зала в широкий коридор, Полипов сказал Кружилину, не глядя ему в глаза:
- Твоя взяла. Положил ты меня... И все же не на обе лопатки, а на одну только...
- Слушай! - рассердился Кружилин. - Что это за спортивная терминология?
- Дело не в терминологии... Уловил - первый о Назарове ни так, ни этак не высказался. Соображай! И в решении об этом ни слова.
- Вроде опять учишь методам партийной работы?
- Нет... Мне тебя учить - нет выгоды.
Они спускались по лестнице. При этих словах Кружилин остановился.
- Не понимаешь? Или притворяешься, что не понимаешь? - И Полипов дернул уголком губ. - Нет, не учу я тебя. Предупреждаю дружески: ходи теперь по одной плашке да оглядывайся. Ведь если на будущий год не родит рожь у Назарова...
- Вот уж тогда ты отыграешься на этом?
- Да, можно бы тогда отыграться, - откровенно сказал Полипов. - Но не беспокойся. Теперь не беспокойся... - И быстро пошел вниз, втянув голову в широкие плечи.
Выпив в буфете стакан теплого чая, Поликарп Матвеевич поднялся на второй этаж, зашел к Субботину.
Просторный, хотя и не очень большой, кабинет секретаря был залит электрическим светом. Субботин поднялся навстречу:
- Ну, поздравляю тебя.
- С чем?
- То есть как это с чем? Целый день, считай, хвалили его, а он... Решение принято неплохое.
- Да, неплохое.
- Понимаю. Недоволен, что в решении нет ни слова о Назарове?
- Недоволен, - прямо сказал Кружилин. - Ну, сделали мы с Назаровым дело! В ущерб если государству - спрашивайте как положено. А на пользу если - тоже скажите.
- В общем, пока трудно определить, на пользу или во вред. Я же говорил на бюро - поглядеть надо год-другой... Вот тогда и скажем.
- А пока Полипов третировать меня будет. Он уже предупредил: "Ходи теперь по одной плашке да оглядывайся, потому что если не уродит рожь у Назарова... Меня, говорит, ты положил, но на одну лопатку пока".
- Так... Пожаловаться пришел? - Глаза Субботина холодновато блеснули.
- Нет. А спросить хочу: почему я должен не столько о делах района заботиться, сколько остерегаться, как бы Полипов не положил меня на лопатки?
- Должен, - сухо сказал, как отрубил, Субботин. - Но не только остерегаться. Сам класть должен на лопатки таких, как Полипов. Сразу на обе.
- Вот как даже... Только что-то не могу я понять...
- А я объясню...
По улице проехал тяжелый грузовик, мотор его выл, надрываясь, от его воя дрожали тоненько оконные стекла. Субботин прислушался к затихающему реву автомобиля.
- Я объясню, - повторил Субботин. - Вот мы тоже пыхтим, тянем поклажу, как этот грузовик, - кивнул за окно. - А такие, как Полипов, вместо того чтобы подтолкнуть грузовик, в кузове удобненько, с комфортом даже, приспособились и едут. Едут да еще покрикивают: давай налево, давай направо! Поняли они, что это легче, приятнее.
- Но если это так, если мы это знаем, чего их нам остерегаться? Просто ссаживать надо таких, выбрасывать из грузовика к чертовой матери! Под колеса...
- А мы что делаем? Кем Полипов был и кем стал?
- Ну-ну... - насмешливо проговорил Кружилин. - Выбрасываем так, чтоб не ушибить ненароком. Не выбрасываем даже, а вежливенько и слезливо просим: сойдите, Петр Петрович, пожалуйста! И терпеливо ждем, пока он не соизволит сойти. До-олго будем этим делом заниматься, гляжу...
- Да, долго! - Субботин встал, заходил по кабинету. - Борьба с такими, как Полипов, будет долгой и трудной, запомни это! А как ты думал? Пытались некоторые с наскоку взять. Где они оказались?
Кружилин медленно, очень медленно поднял голову. И в глазах его медленно и тяжко разгоралось недоумение, изумление.
- То есть? - проговорил он еле слышно. - О чем ты?
За окнами давно стояла темнота, там на столбах тускло светили редкие фонари. Секретарь обкома задернул на окнах тяжелые шторы. Было видно, что на вопрос Кружилина он отвечать не собирается.
- Но тогда... кто же он тогда, этот Полипов?
- Кто он такой?.. Если бы это было так легко объяснить... У тебя, чувствую, вертится уже на языке готовое слово?
- Вертится, - признался Кружилин. - Да выговорить боюсь. Страшно.
- И не надо... А то очень далеко зайти можно.
Они замолчали и молчали долго, оба думая об одном и том же, не зная только, как об этом говорить дальше и надо ли говорить.
- Я думаю, что он, Полипов, просто-напросто превратился в мерзавца с партийным билетом в кармане, - вымолвил наконец Субботин. - Но как это докажешь? Он умен по-своему. Помню, несколько месяцев назад ты заявил мне, что не в состоянии обеспечить вовремя пуск завода. Было?
- Было.
- Вот... Полипов настойчиво об этом информировал и убеждал в области, кого надо. И меня в том числе... Ну, я, допустим, знал, с какой целью он это делает. А другие? Формально-то он был прав. Попробовал бы ты доказать тогда, что он клеветал! Или вот сейчас... В проект решения бюро я вставил несколько слов о Назарове, чтобы... Ну, как-то обезопасить, что ли, вас, придать этому видимость официального разрешения. Первый вычеркнул все это...
