Кэролайн скрестила руки на груди и произнесла:
— Джонни, мы должны знать все, что упустил из виду Монк. Мы должны видеть каждую ниточку, которую он не заметил. В числе прочего я хотела бы навязать присяжным мысль о том, что все это дело смахивает на политическую вендетту. И не важно, вызвана ли она нежеланием Брукса забыть свое поражение на процессе Карелли или тем обстоятельством, что Крис имел наглость сунуться в политику, не будучи миропомазанным Джеймсом Коултом-младшим.
Мур пожал плечами.
— Возможно, тебе удастся представить дело именно таким образом — независимо от того, правда это или нет. Ручаюсь, в ходе процесса обязательно выяснится, что Монк в чем-то недоработал, — так всегда бывает. К счастью, присяжные быстро разочаровываются в полицейских, когда видят, что те действуют отнюдь не безупречно.
Теперь, когда он сам оказался в положении клиента, Паже понял, насколько циничной может быть тактика защиты.
— Я уверен, что здесь не обошлось без политики, — вставил он. — До тех пор, пока я не наделал шуму, отношение ко мне было далеко не привилегированным. Чувствовалась рука Коулта.
Мур обратился к Кэролайн:
— Возможно, это не имеет отношения к делу, адвокат, но вы не боитесь, что мистер Коулт может и обидеться? В конце концов, не исключено, что он будет нашим губернатором.
Мастерс взглянула на него не просто невозмутимо, а как-то безучастно.
— А почему я должна этого бояться? — спросила она.
Мур промолчал. Паже понял, что Кэролайн просто решила не оставлять Джонни никакого выбора. Интересно, догадалась ли она, к чему клонит Мур: они были друзьями, и Джонни хотел убедиться, что Кэролайн не станет жертвовать интересами клиента ради собственного честолюбия.
— Далее, — продолжал детектив, — мы имеем этого очевидца. Требуется установить, какое у нее зрение; провести анализ на наркотики и алкоголь; узнать, принимает ли лекарственные препараты; выяснить, сообщала ли она полиции о каких-либо правонарушениях раньше; поговорить с соседями. Кто знает, — может, к ней по страстным средам является дух Уоррена Хардинга[27].
Кэролайн кивнула.
— Все верно, — равнодушно заметила она. — Мне бы также хотелось, чтобы ты проверил все ее делишки с полицией. Мы должны утопить эту женщину.
Мур улыбнулся, одновременно устремив на Кэролайн холодный оценивающий взгляд серо-голубых глаз.
— За то, чтобы тебя почитали за примерного гражданина, надо платить, верно? Здесь мы снова возвращаемся к вопросу о Рики. Насколько я понимаю, ты намерена слегка опорочить посмертную репутацию бедняги.
Их взгляды встретились, и Кэролайн язвительно заметила:
— Как это ты догадался?
— Просматривается определенная схема. По правде говоря, если бы вы с Крисом не попытались придать факту смерти Рики социальный окраски, я бы решил, что вы оба невменяемы. — Затем, обратившись к Паже, Джонни спросил: — Не сказал ли при тебе Монк чего-то такого, позволяющего заключить, что Рики посещал психиатра?
Паже лишь неопределенно хмыкнул.
— Если все так и если этот психиатр готов показать на суде, что Рики не был склонен к суициду, то Салинас, возможно, вызовет его в качестве свидетеля. — Мур снова обратился к Кэролайн. — Во всяком случае, я выясню. Прослежу его жизнь до мельчайших подробностей — соседи, учеба, семья, любовницы, работа, деловые знакомства, визиты к врачу, поездки, проблемы юридического характера, материальное положение. Я так понимаю — тебе хочется представить его в невыгодном свете, а еще лучше — дать понять, что Рики преследовало подспудное желание покончить с собой, чтобы облегчить свои земные страдания.
Кэролайн кивнула.
— Если возможно. Еще я хочу получить имена тех, у кого, кроме Криса, имелись причины недолюбливать его.
В глазах Джонни появилось что-то новое. Кэролайн словно напоминала ему: у его друга Кристофера Паже было достаточно причин, чтобы покончить с Рикардо Ариасом, и что ни в чем нельзя быть до конца уверенным.
— Да, — подтвердил он. — Было бы неплохо получить новых подозреваемых.
Возникла пауза. Когда Мур повернулся к Паже, глаза его были холодны и бесстрастны.
— У тебя самого, Крис, есть какие-нибудь соображения на этот счет? Кроме Терри, разумеется.
В его голосе, как однажды в голосе Кэролайн, звучала скрытая мольба о помощи. Паже понимал, что должен как-то развеять его сомнения.
С минуту помолчав, он произнес:
— Джонни, если бы это сделал я, то сейчас особенно старательно напирал на версию о самоубийстве.
Луиза Марин была стройной хрупкой латиноамериканкой с бледной кожей, ярко-каштановыми волосами и робким, почти затравленным, выражением глаз. Кэролайн заметила ее среди других сидевших на скамье кандидатов около часа назад. Женщина казалась погруженной в себя и в то же время держалась как-то напряженно, что выделяло ее на фоне других. Кэролайн предположила, что дело в душевном расстройстве: возможно, какой-то глубоко укоренившийся страх не позволяет ей замечать окружающего. Но когда Мастерс начала задавать вопросы Луизе, та показалась ей настороженной, если не сказать подозрительной. Если с Салинасом она вела себя так, словно заранее решила во всем угождать ему, то теперь старалась отделаться короткими, односложными фразами. Кэролайн чувствовала, что Марин не в себе, однако вовсе не походила на тихо помешанных чудаков, разговаривающих на улице сами с собой. За теми немногочисленными фактами — безработная, католичка, малообразованная, — на основании которых они оценили ее кандидатуру весьма невысоко, должно было скрываться нечто большее.
— Вы сейчас сидите дома, верно? — спросила Кэролайн. — Вы пытались искать работу?
— Раньше я работала в магазине, — чуть слышно произнесла Луиза, словно не слыша вопросов. Она рассеянно смотрела куда-то в сторону, как человек, погруженный в воспоминания.
— Раньше — это когда? — уточняла адвокат.
Луиза перевела взгляд на Кэролайн, и та, увидев в нем непонятно откуда появившуюся стальную решимость, невольно вспомнила ветеранов Вьетнама.
— Когда умер папа, — сказала Луиза, — у мамы случился инсульт. Я ухаживаю за ней.
Мастерс чувствовала, что разгадка где-то рядом, и, следуя одной интуиции, задала следующий вопрос:
— Как умер ваш отец?
Луиза беспомощно сложила руки, плечи ее понуро опустились — у нее был такой вид, будто ей приходится сносить постоянные побои.
— Он был полицейский, — наконец выдавила она.
На мгновение перед мысленным взором Кэролайн предстала картина некоей трагедии, разыгравшейся на улицах города. Лишь повторив свой вопрос, она поняла, что ошиблась, и теперь с трепетом ждала услышать страшную правду.
— Как он умер, мисс Марин?
Ни единый мускул не дрогнул на лице Луизы, словно это была гипсовая маска. Тихим, но твердым голосом она изрекла:
— Он чистил пистолет.
Кэролайн вдруг почувствовала, что оцепенела.
— Высказывались ли предположения о самоубийстве? — мягко спросила она.
В наступившей тишине адвокат не сводила глаз с Луизы Марин, ощущая себя будто в вакууме. Луиза принялась трясти головой со страстью, которую в ней было трудно заподозрить.
— Он никогда бы не совершил такого, — негодуя, выпалила она. — Он был добрый католик и добрый человек.
— Но случается, что люди совершают это, — тихо возразила Кэролайн. — Даже католики, не говоря уже о полицейских.
Глаза Луизы были подернуты пеленой слез. В душе Кэролайн готова была молить судью Лернера вмешаться. Но он этого не сделал, наверняка понимая, что вопрос о суициде принципиален для стороны защиты и что у Кэролайн осталось слишком мало отводов, чтобы она могла позволить себе щадить чувства присяжных.
— У вас еще есть вопросы, адвокат? — не выдержал Салинас. — Или вы закончили?
Кэролайн сделала вид, что не слышит его. Выражение мучительного страдания застыло на лице Луизы Марин, как будто она тщетно пыталась избавиться от нахлынувших на нее сомнений.
— Верите ли вы, что самоубийство это грех? — спросила Мастерс.
Мертвую тишину прорезал сдавленный голос Луизы:
— Так учит церковь.
— Но она также учит, что грехи будут прощены.
Марин выпрямилась.
— Он пощадил бы мою мать — он не сделал бы этого. Ведь это едва не погубило ее.
— Но вы не можете утверждать наверняка, — склонив голову, настаивала на своем Кэролайн. — Вы не уверены?
Марин в замешательстве воззрилась на нее.
— Мисс Мастерс, — услышала Кэролайн голос судьи Лернера, — как далеко вы намерены зайти в своем интервью?
Она повернулась к судье, который с сочувственным видом рассматривал Луизу Марин.
— Ваша честь, — произнесла Кэролайн, — будьте снисходительны — я прошу предоставить мне некоторую свободу действий, это крайне важно.
