Она повторяет мои слова, сказанные при первой встрече:
— И нравится вам ваша работа? Это что призвание — кагебешник? Вы сами пошли? Или, может быть, вас заставили?
— Я не из тех, кого заставляют, — хорохорится он. А Лиля продолжает издеваться:
— Нет, правда… Вот были бы вы где-нибудь за границей шпионом…
— Разведчиком, — поправляет он.
— Ну, разведчиком, — соглашается Лиля. — Романтика… опасно… убить могут… А здесь?
Павел Константинович теряется.
— Напрасно вы так, — в голосе его неподдельная обида — начальником быть тоже опасно. К вам-то идти, конечно ничего. А если к Юлии Николаевне Вознесенской — там вед и кипятком ошпарить могут.
Глупый петух! Он все еще пытается покрасоваться перед нами!
КАК МЕНЯ ИСКЛЮЧАЛИ –
А исключали меня так. По ленинградскому адресу послали телеграмму. В секретариате знали, что я в Комарове и твердо рассчитывали, что я ее не получу.
Даже смешно — серьезное учреждение, взрослые люди, пускаются на такие дешевые уловки!
Однако номер не прошел.
В этот день по совершенно случайному совпадению Лиля поехала в город.
388
Она развернула бланк и у нее задрожали руки. Не от испуга, от ярости.
"Предлагаем вам (без обращения) явиться на заседание секретариата десятого июля в шестнадцать часов. Чепуров".
Этот бесстыдный текст Лиля прочитала мне по телефону и я тут же отправил ответную телеграмму.
"Сообщаю секретариату, что я 59 лет прикован к постели, поэтому явиться на заседание не могу".
Одиннадцатого нам никто так и не позвонил.
Двенадцатого с утра моросил дождь. Было холодно и одиноко. И вдруг — словно солнце проглянуло.
— Лева, к нам Копелевы!
И вот уже на скате легкая стремительная фигура высокого мужчины — красивого, осанистого, похожего на члена Государственной думы. И Гек кидается навстречу лизать ему бороду.
Такое поразительное, почти неправдоподобное сочетание грузности и невесомости видел я еще лишь у одного человека — у Анны Андреевны Ахматовой.
Вошли и сразу:
— Какие новости?
— Не знаем.
— Ну что же вы? Звоните!
Кручу диск. Трубку снимает оргсекретарь Союза, райкомовская лиса — Воля Николаевна Новикова.
— Вас исключили.
— Формулировка?
— Могу прочитать решение.
— Только медленнее, пожалуйста. Я буду повторять для Лидии Викторовны.
Лиля хватает карандаш. Ай-ай-ай, Воля Николаевна! Какая ошибка! Знала бы, читала бы скороговоркой. А так — я отчетливо, с расстановкой повторяю каждое слово.
"За действия, несовместимые с требованиями устава СП СССР, выразившиеся в получении из-за рубежа и распространении антисоветских изданий, в двуличии, в клевете
389
на советское государство и на советских литераторов, Друскина Льва Савельевича исключить из СП СССР. 10/VII-80 г.".
Закончила, удивляясь моему бесстрастию.
Спрашиваю:
— Когда я получу протокол заседания?
С наигранным недоумением:
— А зачем?
Лев Зиновьевич предупреждал: ни за что не отдадут! В такие документы они вцепляются мертвой хваткой, чтобы не попало на Запад.
Настаиваю:
— То есть как зачем? Меня исключили и я хочу…
— Нет-нет, я прочитала вам решение — этого достаточно. Опускаю трубку на рычаг. Лев Зиновьевич и Раиса Давыдовна — самилсключенные — крепко пожимают мне руку.
— Поздравляем с переходом в новое качество!
Вечером того же дня о моем исключении передали все три станции — "Голос Америки", «Би-Би-Си» и "Немецкая волна".
В ЛАПШУ-
Звоню директору издательства "Советский писатель" Набирухину.
— Я хотел бы узнать о судьбе моей книги.
— О какой судьбе? — сухо спрашивает он. — У вашей книги нет судьбы.
И наращивая голос:
— Да, кстати… По закону мы должны были бы выдать вам гонорар… Так вот, мы посовещались с товарищами и решили денег вам не давать.
— Почему? — удивляюсь я.
И получаю железный ответ:
— Потому что вы поставили себя вне рядов.
"Ну так что ж тут говорить, что тут спрашивать"?
390
И пошла моя книжечка под нож, изрубили ее в лапшу: весь тираж — двадцать тысяч экземпляров!
ГЛЯДЕТЬ В ГЛАЗА ДРУГ ДРУГУ –
Одна из последних комаровских прогулок. На асфальте две тени. За спиной — Гришины шаги, такие гулкие и родные. Сворачиваем через лесок к дому.
— Интересно, кто же меня будет катать в кресле по берегу Иордана? — шучу я.
— Как кто? — смеется Гриша. — Совершенно ясно: палестинские террористы.
И еще одна прогулка. Возвращаемся той же дорогой. Сворачиваем на тропинку. Молчим каждый о своем. И вдруг Гриша говорит:
— Ты не думай, Лева. Мы с тобой не только из-за тебя остались. Ну, из-за тебя тоже, конечно. Но главное — мы хотим сохранить человеческое достоинство, без стыда глядеть в глаза друг другу. Понимаешь?
И смотрит с тревогой — очень ему важно, чтобы я понял. Я понимаю, я все понимаю. Но назавтра его вызывают в КГБ, и больше он к нам не звонит и не приходит.
И от всей нашей долгой дружбы остаются только прощальные стихи:
Милый друг, обрывается нить.
Вот и не о чем нам говорить,
Лишь глядим друг на друга в печали.
Жалок дружбы последний улов:
Не находим ни мыслей, ни слов —
Даже души у нас замолчали.
Но лежит (хоть надежда слаба)
Где-то там золотая труба
И архангел к ней губы приложит.
И тогда мы сойдемся опять,
На земле или нет — не понять,
И узнаем друг друга, быть может.
391
ГОРЕСТНЫЕ ЗАМЕТЫ –
Травля разворачивалась вовсю. Соседа по даче (хорошего, но совсем не близкого нам человека) вызвали в секретариат.
— Ну как живешь? — встретил его Чепуров. — С книжкой порядок? И диссертацию на днях защищаешь?.. Да, слушай..! Хотел тебя предупредить… Ты, говорят, с Друскиным общаешься? Так вот — смотри.
— Но они тяжело больные люди, — взмолился сосед, — им же надо хотя бы воды принести. Друскин лежит, жена на костылях.
Чепуров насупился.
— У тебя баба есть, — отрезал он. — Она пускай и ходит. А ты — смотри.
Другой сосед появлялся у нас всегда вечером, под густым покровом тьмы. Это раздражало.
— Знаешь, — съязвил я, — мы прокопаем траншею между нашими дачами, и ты ползи по-пластунски.
Я заметил предупреждающий знак Лили и осекся. Сосед плакал. Он заслонялся ладонью, но все равно был видны слезы, текущие по его щекам.
— Господи, — бормотал он, — как они нас унизили!
Приехал попрощаться и человек, возивший нас в ЗАГС — мой довоенный друг, наш с Лилей посаженный отец. Он приехал в середине июля, а мы улетели в конце декабря.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
