Ещё рассказал Орджоникидзе о бездеятельности обществ Центросоюза — «Шерсть» и «Чаеуправление», которые отказываются скупать в Грузии скопившиеся на складах 130 тысяч пудов чая и свыше 30 тысяч пудов шерсти. А такое положение также ведёт к обнищанию крестьян, недовольству их советской властью.
Только после таких объяснений Орджоникидзе привёл данные о репрессиях. «Всего, — сказал он, — расстрелянных и убитых во время подавления восстания 980 человек». Объяснил жестокость: «Нашу нерешительность в первые дни, когда не было ни одного расстрела, меньшевики толковали как наше бессилие. При такой обстановке мы и прибегли к массовым расстрелам. Возможно, мы немножко перегнули, но это сейчас не исправить»{414}.
Так, наряду с наболевшими вопросами — расслоением крестьянства, величиной единого сельхозналога, размеров семенной ссуды пострадавшим от засухи, цен на хлеб, обсуждавшимися на пленуме, возник ещё один.
Орджоникидзе попытался привлечь внимание членов ЦК к судьбе тех, о ком до сих пор никто не вспоминал. К положению тех крестьян, которые в виду социального положения должны были платить тот самый сельхозналог, но размеры земельного надела, отсутствие лошади в хозяйстве, скудный урожай не позволяли им расплачиваться с государством сполна. Орджоникидзе и попытался привлечь внимание к ним, ставшим лишними, «избыточными» для деревни, для сельского хозяйства. К ним, которых было слишком много не только в Грузии» но и во всём Советском Союзе…
То ли потому, что события двухмесячной давности, да ещё и завершившиеся вполне благополучно, не заинтересовали участников пленума, то ли к концу последнего дня заседаний просто устали от слишком серьёзных, до предела насыщенных цифрами докладов Каменева, Молотова, Сокольникова, но никто так и не обратил внимание на то, о чём говорил Орджоникидзе. Не задумались о назревшей необходимости связывать вопросы сельского хозяйства не только с тяжёлой и лёгкой промышленностью, обеспечивавших деревню плугами, жатками и молотилками, мануфактурой и обувью, но и с перерабатывающей к тому же местной промышленностью. Позволившей бы «избыточному» крестьянину обрести и работу, и заработок.
Об этой проблеме сразу же забыли. До поры, до времени — на четыре года.
Глава шестая
Весь октябрь 1924 года газеты СССР не страдали от нехватки материалов. Они писали об очень многом, что происходило и в самой стране, и за её пределами.
О смерти великого русского поэта Валерия Брюсова, о его пышных государственных похоронах, об открытии его музея.
О смерти великого французского писателя Анатоля Франса. О столетии московского Малого театра.
О поднятии на полярном острове Врангеля, захваченного было канадскими авантюристами, советского флага.
О предвыборной кампании в Великобритании, о так называемом «Письме Зиновьева» — фальшивке, запущенной в британскую прессу. Содержавшей вымышленные инструкции Коминтерна по развёртыванию в британской армии коммунистической пропаганды, о планах проведения революции в… Ирландии. Фальшивку запустили для дискредитации лейбористской партии, которая всего за девять месяцев пребывания у власти установила полноценные дипломатические отношения с СССР и подписала с ним Общий договор. «Письмо Зиновьева» сделало своё дело. Лейбористы получили всего 151 место в парламенте, а консерваторы оказались в большинстве с 400 депутатами.
О 2-й сессии ЦИКа СССР, принявшей среди прочих закон о союзном гражданстве и Таможенный устав, утвердившей основные начала уголовного законодательства.
О начатой Испанией колониальной войне против рифских племён в Марокко, решивших стать самостоятельными.
О конфликте Великобритании с Турцией, не желавшей расставаться с богатым нефтью Иракским Курдистаном.
О признании Францией Советского Союза и установлении с ним дипломатических отношений.
О соглашении, подписанном в Мукдене советским полпредом Караханом и диктатором Маньчжурии Чжан Цзолинем, возвратившим Москве все законные права на Китайскую Восточную железную дорогу (КВЖД).
О 6-м съезде советских профсоюзов.
О национальном размежевании в Средней Азии и создании на территории Туркестанской АССР, Бухарской и Хорезмской народных советских республик иных — союзных Туркменской и Узбекской, автономной Таджикской, Кара-Калпакской и Кара-Киргизской автономных областей.
Писали газеты и о пленуме, но весьма своеобразно. Не тогда, когда он проходил — с 16 по 20 октября, а несколько позже, в начале ноября. И не обо всём, что произошло. Опубликовали лишь три главных доклада — Каменева, Болотова и Сокольникова, допустив в последнем утечку весьма важной информации. Нарком финансов, рассказывая членам ЦК о новом бюджете страны, проговорился о намерении возобновить выпуск и продажу крепких спиртных напитков.
«Мы, — сказал он, — пошли на увеличение исчисления доходных статей. В частности, были увеличены поступления по акцизам, так как были приняты некоторые новые акцизы. Они ещё не получили законодательного оформления, но по ним есть согласие и Госплана, и Совнаркома. Во-первых, предположение, что будет проведено увеличение на 10° (то есть до 30º. — Ю.Ж.) предельной крепости тех наливок и настоек, которые разрешены к обращению в виде исключения из общего принципа недопущения каких бы то ни было алкогольных напитков. Это, конечно, не следует смешивать с вопросом о водке, который здесь исключается»{415}.
Именно этот крохотный фрагмент обширного доклада, прошедший, судя по всему, незаметным для читателей газет, на пленуме породил неожиданную дискуссию, участники которой для утверждения своей правоты ссылались на Ленина как на решающий аргумент.
Троцкий: «Дело идёт, по существу, о подготовке государственной продажи водки. Хотя т. Сокольников сказал, что это не имеет ничего общего с вопросом о водочной монополии, что это лишь повышение градуса наливок с 20° до 30°, но так как водка имела 40°, то эти наливки в 30° стоят посередине между той наливкой, которая была до сих пор, и той монопольной водкой, о которой давно уже идёт речь, и, по-моему, вопрос необходимо обсудить»{416}.
Примерно через полчаса наркомвоенмор получил слово и более тщательно обосновал свою позицию. Как скоро оказалось, весьма прозорливо.
Троцкий: «Разделение вопроса с наливкой в 30° и вопроса о водке неправильно и несерьёзно. Ясно, что здесь мы имеем метод постепенного, незаметного внедрения государственной водки без единовременного решения этого вопроса… Если решиться на неё (эту меру. — Ю.Ж.), то провести её надо, имея перед глазами всю карту Союза, сообразуясь с тем, где и какие из этой вредной меры извлечь, с одной стороны, фискальную выгоду, а с другой — постараться свести к минимуму вредные её тенденции и результаты…
Если мы это сделаем в маленьком масштабе, как на Дальнем Востоке (там после слияния Дальневосточной республики с РСФСР в октябре 1922 года сухой закон или какие-либо ограничения на производство алкоголя не вводили. — Ю.Ж.), то это не даст серьёзной выгоды, а если это делать в большом масштабе, то так как крестьянские районы у нас доминируют, водка зальёт неизбежно и городские районы…
У нас деревня пьёт самогон. Наливка, говорят нам, это средство борьбы с самогоном. Насколько средство это реально? Насколько оно реально, в это я совершенно не верю… Либо мы захотим иметь серьёзный доход, то есть произведя дорого, захотим ещё дороже продать, тогда крестьянин предпочтёт самогон, а если захотим конкурировать с самогоном, тогда побудительный фискальный мотив будет отсутствовать…
Я считаю постановление СНК абсолютно неправильным. Я думаю, что надо меру эту приостановить и обсудить в партийном порядке»{417}.
Троцкий, совершенно бескорыстно настаивая на борьбе с алкоголизмом, захлестнувшим страну, заранее не подготовился. Не получил данные о самогоноварении, причём даже в районах проживания, мусульман. Не выяснил стоимости фабричного производства водки, её возможной розничной цены, что и должно было определить рентабельность, потенциальный доход государства. Словом, наркомвоенмор проявил несвойственную ему полную неосведомлённость в том вопросе, который призывал обсудить. Потому-то его не поддержал даже нарком земледелия РСФСР А.П. Смирнов — один из трёх, по твёрдому убеждению Троцкого, его верных сторонников — экономистов.
Смирнов: «Я скажу несколько слов, товарищи, относительно указания т. Троцкого, что этот вопрос никогда не обсуждался. Это неверно. Этот вопрос обсуждался комиссией при СНК — потом она была партийной комиссией, под непосредственным наблюдением Владимира Ильича. Я в этой комиссии всё время принимал участие…
