Вдруг музыка начала стремительно стихать и постепенно перерастать в совершенно иной, таинственный и завлекающий мотив. На сцене показался иллюзионист Данар и, пока Левент проникновенным голосом рассказывал историю о последней печати, зрители завороженно следили за артистом, творящим чудеса прямо на арене.
Данар своими иллюзиями дал рыцарю понять, что король хочет обмануть его и заполучить власть богов, и в самый последний момент рыцарь отказался взламывать печать. Они вступили с королем в бой на колесе смерти, демонстрируя чудеса акробатики и эквилибристики.
Зал ликовал и лил на артистов потоки аплодисментов.
Дезмонд заметил, что аллозийские послы, сидящие в ложе Бэстифара, потрясены не меньше остальных. Аркал, с трудом сдерживающийся от того, чтобы неуютно ерзать в вычурном царском одеянии, разговаривал с ними нарочито увлеченно… но вдруг резко перевел взгляд под купол цирка, и Дезмонд понял, что привлекло его внимание. Нити исчезли — на поклон артисты выходили, уже не будучи под контролем анкордского кукловода. Дезмонд прислушался, но, разумеется, не услышал ни криков, ни стонов. Даже если б они были, они потонули бы в восторженных выкриках зрителей.
Дезмонд выскользнул со своего места и решил как можно скорее добраться до укрытия Мальстена. В душе его клокотало тревожное предвкушение: он видел, сколько нитей было выпущено и как долго Мальстен удерживал контроль. После такой работы расплата обещала быть долгой и поистине чудовищной, особенно если учесть, что многие циркачи были в традиционных красных одеждах…
Как Мальстену удавалось прорываться сквозь красное, Дезмонд не понимал до сих пор. Он сам в редких случаях мог лишь разглядеть человека в красном, но очень быстро терял концентрацию зрения, а глаза безумно уставали. Для Мальстена, казалось, не существовало пределов или ограничений, он мог контролировать кого угодно сколь угодно долго. Это поражало воображение. Видят боги, до жизни в Грате Дезмонд не считал себя бездарным слабым данталли, он был уверен, что прекрасно умеет пользоваться своими способностями. Но можно ли сохранить о себе прежнее мнение там, где планку задает Мальстен Ормонт?
Дезмонду хотелось напомнить себе, что никто не всесилен, даже его нынешний учитель. А ведь он уже видел его слабым, мучимым расплатой и стонущим от боли — там, на лекарском столе после столкновения с людьми погибшего Отара Парса. Значит, такое бывает, и Дезмонд отчаянно хотел это увидеть.
Подходя к лестнице, что вела к скрытой платформе под самым куполом цирка, Дезмонд остановился и снова прислушался.
Ничего.
Помедлив несколько мгновений, Дезмонд начал осторожно подниматься вверх. Лестница и платформа были скрыты дополнительными полотнами купола, наподобие отсека Рорх в Храме Тринадцати, с той лишь разницей, что строители храмов делали внутренний круг зала ровным, а секцию Жнеца Душ уводили вглубь, и она была хорошо заметна снаружи здания. Полотна ткани малагорского цирка, наоборот, скрывали отсек кукловода внутри купола.
Поднявшись по ступеням кованой спиральной лестницы, Дезмонд увидел Мальстена, сидящего на полу платформы. Лицо его было синюшно-бледным, почти серым от боли. Глаза запали, на лбу проступили бисеринки пота.
— Дезмонд… — с трудом выдавил он, — что тебе нужно?
— Я просто… я видел, что Бэстифар посмотрел сюда, увидел, что циркачи больше не связаны нитями…
— Прошу тебя, уйди, — тихо ответил Мальстен. Челюсти его тут же сжались до зубовного скрежета, рука вцепилась в кованые перила с такой силой, словно он мог согнуть их пополам.
— Мальстен…
— Оставь меня, пожалуйста.
— Но…
— Бесы, Дезмонд, прошу, уйди!
Казалось, этот выкрик отнял у Мальстена последние силы. Он прикрыл глаза и тяжело задышал, лицо сделалось синюшно-серым.
Дезмонд покачал головой, стараясь собраться с мыслями. Его жажда увидеть мучения Мальстена, чтобы напомнить себе о его слабых сторонах, моментально улетучилась. Сейчас он видел перед собой не торжество справедливости, а своего собрата-данталли, который испытывает страшную боль совершенно незаслуженно. Он не сделал ничего плохого, чтобы так мучиться.
— Почему ты здесь? — обеспокоенно спросил Дезмонд. — Ты мог отпустить не всех циркачей, мог хотя бы добраться до комнаты…
Пока он говорил, Мальстен беспокойно зашевелился. Дезмонд решил, что он ищет положение, в котором ему станет чуть легче — хотя знал по себе, что это невозможно, — но затем понял, что Мальстен пытается подняться на ноги.
— Что ты делаешь? — округлив глаза, в недоумении воскликнул он. Мальстен проигнорировал его вопрос, продолжив попытки подняться. Взгляд его помутился, и Дезмонд испугался, что он вот-вот умрет, не выдержав боли. — Прекрати! Мальстен, не вставай!
Дезмонд за пару шагов преодолел разделявшее их расстояние, и разжал кулаки Мальстена, цеплявшиеся за перила. Заставить его снова принять полулежачее положение почти не составило труда — сил на сопротивление у него сейчас не было.
— Хватит! Ты же сделаешь себе только хуже! — воскликнул Дезмонд. — Это может убить тебя, ты это понимаешь?
— Нет, не может, — устало возразил Мальстен, вновь подавив рвущийся наружу стон.
— Ясно. Ты уже бредишь. Я позову Бэстифара, — решительно заявил Дезмонд.
— Нет! — Каким-то образом у Мальстена хватило сил поймать его за руку и остановить. Однако больше ничего он сделать не смог, почувствовав, как боль от этого усилия проходится кузнечным молотом по его костям. Мальстен вновь стиснул челюсти, все его тело сотрясла волна дрожи. — Не надо его звать… не нужно никого… сюда приводить. Я остался здесь, чтобы не было зрителей. Уйди сам… и не веди никого, пожалуйста! Слышишь? Я не могу… не хочу, чтобы это видели. Ненавижу это…
Расплата — зрелище.
Зрители захотят еще.
Дезмонд замер, видя, как мучительно исказилось лицо Мальстена перед тем, как он отвернулся и снова попытался подняться.
— Хорошо! — выпалил Дезмонд, поднимая руки в знак своей капитуляции. — Хорошо, я никого не буду звать, я уйду, я оставлю тебя в покое, если ты этого хочешь.
Мальстен не отвечал.
Дезмонд помедлил еще пару мгновений, а затем начал медленно и осторожно спускаться по лестнице вниз. Больше он не услышал ни единого звука с платформы: ни стона, ни крика, ни шевеления. Мальстен, казалось, застыл и сумел успокоиться, только когда его оставили с расплатой одного.
***
Ночь семнадцатого дня Паззона выдалась довольно прохладной, и Ийсара, прогуливаясь по городку цирковых, куталась в теплую шаль. Ее темные волосы все еще были убраны в тугую прическу из множества переплетенных кос, скрученных в пучок, а на лице до сих пор сверкал подобранный под образ макияж. В отличие от Риа, которая предпочитала сразу облачаться в более скромные наряды, Ийсара любила еще некоторое время провести, как на арене. Ступая по цирковому городку неслышно, словно кошка, она прислушивалась к доносящимся отовсюду чужим разговорам, и в каждом из них слышала имя Мальстена.
Мальстен Ормонт. Анкордский кукловод. Какими нитями ты оплел мои чувства к тебе, раз они скачут от любви до ненависти по несколько раз на дню?
Ийсаре удалось — не без помощи Риа — справиться с чувством потери и собственной ненужности, когда Мальстен сбежал из Малагории три года назад. И даже удерживать в себе пламя веры в то, что его побег был какой-то чудовищной ошибкой, у нее получалось… пока он не вернулся. Сколько страхов и боли Ийсара испытала, услышав об инциденте на Рыночной площади, сколько слез заставила себя подавить. Она с трудом засыпала ночами после того, как узнала, что Мальстена тяжело ранили, но не могла прорваться во дворец, чтобы побыть с ним. Цирковой городок находился совсем рядом с гратским дворцом, но свободного доступа внутрь у артистов не было. Лишь единожды они собрались почти всей труппой и потребовали впустить их к Мальстену — как ни странно, Его Величество поддержал эту идею и приказал страже не мешать им.
Когда Ийсара увидела Мальстена там, в коридоре возле его покоев, она не на шутку перепугалась за него — он выглядел ужасно и едва держался на ногах. Ей даже показалось, что он не узнал ее или, по крайней мере, узнал не сразу. Но в тот день, не увидев в его глазах тепла и желания поговорить, Ийсара впервые испытала приступ ненависти к Мальстену Ормонту.
