из ее клиентов) — о том, как Эстапану не удалось это сделать и он с позором удалился. Соответственно, Эстапан по-разному предстает перед нами в этих историях: в первой он показан почти христообразным в своем достойном величии, а во второй заискивающе улыбается свидетелю, который, видимо, считает себя очень важной персоной. Иногда один и тот же свидетель по-разному освещает одно и то же событие, рассказывая о нем разным людям. Один престарелый рыбак сообщает местному священнику, что видел, как Эстапан и его друзья пробрались на церковный двор и раскопали могилу, вытащили кости и унесли их с собой. В ту же ночь тот же рыбак рассказывает в пивной под действием алкоголя уже про то, как та же пестрая компания во главе с Эстапаном с дикими воплями творила с костями какой-то сатанинский обряд. Деяния Эстапана не всегда высоконравственны; в доме богатого местного подрядчика он демонстрирует свои способности его сыну и невестке, выпивая целую бутылку виски и оставаясь трезвым. Свидетели не просто удивлены этим «чудом», а воспринимают его с таким же благоговением, с каким отнеслась к чуду исцеления мать больной девочки.
Многие жители деревни видели в Эстапане подобие Христа. Однако в его деяниях незаметно ни драматической напряженности, ни доброты, которая привлекла бы к нему сторонников. В эпизоде, следующем сразу за тем, где его постигла неудача с исцелением дочки проститутки, Эстапан пытается кончить жизнь самоубийством. Мы видим, как он висит на перекладине, привязанный к ней старой набедренной повязкой, и когда прохожие его сняли, сел, чудесно «воскреснув». В отличие от чудес, творимых Христом, его поступки неоднозначны, и жители деревни не могут составить о них свое мнение. Предполагается и связь его с сатаной, хотя и для этого оснований недостаточно.
Эстапан — маргинал, который нередко оказывается по другую сторону закона. В одном из эпизодов он помогает скрыться человеку, укравшему в лавке бананы, и сталкивается с гневом местного полицейского. А полицейский, сообщая хозяину лавки про воровство, присваивает бананы, полагая, что делает одолжение лавочнику. Потом он отправляется на берег, чтобы задержать преступника, и видит там Эстапана, который, сидя на каменной плите, смотрит на волны. Полицейский пытается арестовать Эстапана за пособничество в воровстве, но тот чудодейственно принимает облик его начальника-инспектора, и полицейский предпочитает удалиться.
Хотя Эстапан творит чудеса большей частью бесстрастно, он не лишен добросердечия. Когда самодовольный клиент проститутки выбрасывает ее вместе с дочерью из своего жилища, Эстапан помогает ей деньгами. А очень скоро мы видим, как он проявляет такую же щедрость и благородство по отношению к людям, гораздо менее заслуживающим доброго отношения, особенно пытавшемуся арестовать его полицейскому.
Этот фрагментарный пересказ, возможно, создает впечатление легковесности и несерьезности фильма, но на самом деле он рождает очень глубокие вопросы, хотя Аравиндан (что характерно) не делает попыток их ставить. Фильм, действие которого происходит в небольшой христианской общине, говорит главным образом о вере. Это по-настоящему религиозная картина, хотя она не касается ортодоксальной тематики. Фигуры, которые Эстапан рисует на каменных плитах, лежащих на берегу, довольно условны; это его личное представление об Иосифе, Марии и младенце Христе. Приходской священник проводит службу на латыни, языке, непонятном его пастве, но тем не менее прихожане внимают ему с благоговейным трепетом. Особое впечатление на зрителя производит равнодушная отдаленность бога, принимающего столь странное, чуждое для представителей местной культуры обличье. Так или иначе, хотя Эстапан меньше знает об «истинной вере», чем священник, он ближе к богу, пусть (в соответствии с современным скептицизмом) это утверждение нельзя принимать безоговорочно.
Эти факторы, по-видимому, помещают героя фильма Аравиндана в ту же категорию, что и трех старцев Льва Толстого, «божьих людей», наделенных чудесной силой, несмотря на незнание латыни и катехизиса.
В фильме есть удивительная сцена. Люди слушают проповедь, и создается впечатление, что все снято скрытой камерой — настольно они погружены в себя и отрешены от внешнего мира. Вглядевшись внимательней, мы обнаружим, что лица этих людей однотипны, все они чрезвычайно похожи друг на друга. Интересно, специально ли Аравиндан произвел такой кастинг, и если да, что он хотел этим сказать? Возможно, все эти люди столь похожи между собой внешне именно потому, что духовно настроены на одну и ту же волну восприятия.
В одной из притч Хорхе Луиса Борхеса говорится, что черты лица Христа теряются, исчезают в мире. Он пишет: «Профиль еврея, встреченного сейчас в подземке, мог принадлежать Спасителю; руки, совавшие из кассы сдачу, — те же, которые римский солдат пригвождал к кресту. Позже мы его, возможно, увидим, но уже не узнаем. Может быть, черты распятого подстерегают в любом зеркале. Может быть, лицо исчезло, стерлось, чтобы Бог стал каждым». То, что на самом деле было «подобно Христу», уже не опознается нами, и мы ищем божественное в институционализированных изображениях, которые и вдохновили Эстапана на рисунки на берегу. Эстапан — истинно верующий, он ищет присутствие божественного повсюду и поэтому кажется странным. Он собран, сконструирован из рассказов о нем других, и поскольку отчасти является порождением воображения, то не может быть обладателем истинной божественной силы и способен творить лишь мелкие чудеса, подчас даже смешные, комичные в своей безобидной никчемности. Неужели религиозная догма пребывает в столь размытом состоянии, что только такой уровень «божественности» достижим? В каждом из нас может присутствовать божественное, но то, что остается, возможно, только знак чего-то очень далекого.
В фильме часто используется шум моря, поглощающий все прочие звуки. В некоторых эпизодах природная стихия показана как грозная, даже враждебная человеку сила. Я уже говорил о духовной восприимчивости жителей деревни. Прибегая к метафоре, можно сказать, что если «антенны» членов общины равным образом настроены на единый сигнал, то шум моря можно, наверное, сравнить с атмосферными помехами, не позволяющими передать и воспринять этот сигнал.
Предпринятая мною попытка прочитать «Эстапан» может показаться слишком символичной или надуманной, но этот фильм действительно требует от зрителя интеллектуального усилия. Кажущаяся простота «Эстапана» — это свойство произведения великого художника, который сам не готов объяснить, что же он такое сотворил. И, наконец, надо сделать одно замечание о назначении на роль Эстапана Раджана Какканадана. Аравидан (как и другой бывший карикатурист, ставший великим режиссером, — Федерико Феллини), выбирая на роль актера или актрису, часто делает это, обращая внимание исключительно на лицо. Раджан Какканадан поразительно харизматичен в этом фильме, хотя ему почти нечего здесь делать — только молиться и рисовать. Какканадан — профессиональный художник, и когда его Эстапан рисует на каменных плитах, Аравиндан снимает эти сцены, не прибегая к обычным в таких
