– Послушай, – Артем устроился поудобнее, – неопытные водители делятся на две категории – трусы и безбашенные. И то, и другое от неумения реально оценивать ситуацию – одни всего боятся; другим, все по барабану. Ты, похоже, безбашенная.
– И что? – Ира довольно засмеялась, – какая русская не любит быстрой езды?
Впереди показалось несколько домов и перед ними киоск с интригующей надписью «Не поезжайте мимо».
– Да сбрось ты скорость! – приказал Артем, – куда ты летишь? Если будешь так гонять…
Из-за киоска появилась девочка в розовом платьице, с жиденьким хвостиком рыжих волос. Какой сумбур творился в ее маленькой, бестолковой головке, неизвестно, но она вдруг выскочила на дорогу; не добежав до середины, остановилась, видимо, соображая, зачем это сделала. Ира испуганно вскрикнула и вместо тормоза, втопила педаль газа.
– Идиотка! – Артем схватился за руль, видя, что она еще и всплеснула руками, превратив машину в неуправляемый снаряд.
Ира чувствовала, как вместе с машиной, сваливается на бок. Зажмурилась. …Мамочка! Вот он, конец!.. Что происходило дальше, она не видела, отдавшись судьбе; точка опоры сместилась в область плеча. Ира втянула голову, и в тот же миг яркие вспышки озарили ее сознание.
Сначала это был огонь – четыре свечи на белом, словно айсберг, торте. Видимо, их пытались задуть, потому что пламя стелилось почти горизонтально, но при этом не гасло. Людей Ира не видела, но знала, что это ее день рождения – первый, который она помнила. Как она тогда надувала щеки!..
Откуда-то донесся крик Артема:
– Расслабься! Катись вместе с ней!..
Новая вспышка являлась слепящим прожектором. Потом ей рассказывали, как аплодировал зал, как она радостно плакала, стоя на сцене, когда ректор надевал ей ленту «Мисс университет 1997», но сама она видела только этот чертов прожектор…
Ира больно ударилась головой, на секунду зависнув вверх ногами, потом тело как-то извернулось, и прожектор сменился летним солнцем. Сбившаяся фата мешала защищаться от него, а руки были заняты, обнимая шею, теперь уже мужа, несшего ее на руках, и тут перед ней возникло лицо – курносое, с губками бантиком и в парике. …Какой у Гингемы парик?..
Сделав оборот через крышу, машина снова встала на колеса и замерла. Через разбитое окно ветерок принес детский плач и далекий лай собаки. Артем понял, что не только жив, но, кажется, даже обошелся без переломов; взглянул на жену, которая сползла под кресло – голова ее была страшно повернута на бок.
– Ирка! – он схватил ее руку. Это был момент ужаса, но Ира открыла глаза, уставившись в бесконечность, которая, видимо, еще не закрылась для нее, – слава богу! – Артем потащил ее к себе, – ты в порядке? Ничего не болит?
– Я вспомнила… – прошептала Ира.
– Ты в порядке?
– Я вспомнила…
– Ирка! – понимая, что она в шоке, Артем ударил ее по щеке, – очнись! Мы живы!..
– Я вспомнила, – повторила она более осмысленно и, наконец, моргнула.
…Мозги ей вправят в больнице – главное, что она не корчится от боли, что нет крови, что она разговаривает!..
– Иришка, мы живы, слышишь?! – Артем прижал жену.
– Я вспомнила…
– Да что ты вспомнила?! – сам он не мог придумать ничего, способного перевесить радость возвращения с того света.
– Я вспомнила, что она мне тогда сказала.
– О, господи! – Артем оттолкнул глупое существо, вечно думающую не о том; попытался открыть дверь, но ту заклинило.
– Она сказала… теперь я не забуду…
Видя в глазах жены пустоту, словно она, и правда, соприкоснулась с потусторонним миром, Артем прервал борьбу с непокорной дверью.
– …она сказала – петля у тебя на линии судьбы: две дороги. В двадцать пять ты будешь на грани жизни и смерти. Если выберешь верную дорогу – останешься жить; нет – погибнешь…
– Она так сказала? – переспросил Артем с сомнением.
– Да. Я точно вспомнила.
– Чушь! Это ты придумала только что! – он с силой толкнул дверь, и та неожиданно распахнулась. Артем вывалился наружу, теряя связь с грудой искореженного металла, – вылезай, – с трудом вытащив жену, он усадил ее на землю.
– Я ничего не придумала, – Ира бессмысленно разглядывала былинку у себя под ногами, – я видела эти две дороги…
– Какие, блин, дороги? Приди в себя! – он встряхнул ее, и это подействовало. Ира подняла взгляд на разбитую машину, вмиг потерявшую былую гордую осанку, и заплакала, – ты чего? – удивился Артем, – все ведь хорошо.
– Машинку мою жалко…
– Да черт с ней! Мы живы, понимаешь!..
– Ты не сердишься на меня? Ты ведь, наверное, старался…
– Я куплю тебе две таких! Мы живы!..
Детский плач, служивший почти естественным фоном, внезапно смолк, нарушив сложившийся баланс звуков. И Артем, и Ира обернулись – девочка, до того сидевшая на обочине, обхватив голову, смотрела в их сторону широко раскрытыми заплаканными глазами. То ли она поняла, что никто не умер, если не считать страшной машины, которую ей было совсем не жаль, то ли наконец отступил ужас, завороживший крошечное сознание… а, может, она увидела кого-то, ведь и ей, скорее всего, на миг приоткрылась дверь в бесконечность.
– Какая хорошенькая… – сказала вдруг Ира, – у нас будет такая же, правда? Только не рыжая. В кого ей быть рыжей?.. Ты ведь будешь любить ее?.. И мы никогда-никогда не разрешим ей играть на дороге…
Артем почувствовал, как первый раз в жизни к его глазам подступили слезы.
ЗАКОН ЦИКЛИЧНОСТИ
Саша закрыл книгу и небрежно швырнул ее к другим, уже образовавшим в угле небольшой пестрый холм. При этом особого разочарования не возникло, ведь еще в магазине он знал, что не найдет в ней ничего полезного. Зачем он купил ее? Наверное, по инерции… или нет, скорее, потому что надежда умирает последней. А жить без надежды было невозможно – надежды, в конце концов, разобраться в окружавшем его кошмаре.
Это поначалу Саша читал подобные книги с интересом, но потом разгадал хитрость авторов – с десятой или двадцатой попытки он сообразил, что, несмотря на кажущуюся простоту рекомендаций, везде присутствовало нечто невозможное, будь то язык лягушки трех лет и трех месяцев отроду; жир, вытопленный из некрещеного младенца; сборы трав, не значившихся ни в одном справочнике, и прочие бредни, неизвестно на кого рассчитанные. Впрочем, почему неизвестно? Он ведь покупал их.
…Надо вынести всю эту дрянь на помойку, – решил Саша, – а дальше что?.. Вопрос казался элементарным, и ответ подразумевался такой же элементарный – жить. Только как жить среди всего этого, не объяснял никто.
Приближалась ночь – время сна… вернее, снов. …Как, оказывается, две буквы меняют значение слова! Вот тебе и грамматика!.. Саша посмотрел на полупустой пузырек с белыми таблетками. Если проглотить одну из них, то «спать», будет означать, именно, спать, а если нет, то, что оно будет означать?..
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
