Гизо крикнула слуг и принялась отдавать им отрывистые приказы, велев немедленно уложить все, что принцу может понадобиться во время поездки. Затем королева снова повернулась ко мне. Я думал, что она возьмет с меня слово заботиться о мальчике, пока мы будем отсутствовать. Но вместо этого Гизо произнесла:
— Четверо моих доверенных дворцовых стражников отправятся с вами: они, и только они, будут оберегать Фридо от опасностей. Им приказано следить, чтобы ты не оставался с ним наедине и больше не подстрекал мальчика к бунтарству. И немедленно по возвращении, маршал, ты уберешься отсюда. И если только Фридо вдруг проявит хоть малейшие признаки неповиновения, то ты покинешь нас с избитой спиной и переломанными ребрами. Понятно?
Я не слишком-то испугался ее угроз: изобьют они меня, как бы не так. Однако, если уж говорить начистоту, я заслуживал еще более суровой кары. Потому что я собирался совершить грех, страшный грех, пойти против всех мыслимых и немыслимых законов гостеприимства.
12
Хозяин судна встретил нас угрюмо и предпринял последнюю попытку отговорить от затеи. Полагаю, он вполне мог придумать что-нибудь, чтобы в последний момент отказаться от плавания, — возможно, даже нарочно сделал бы пробоину в обшивке, — если бы только королева Гизо не отправилась с нами на причал и сама не убедила всех в том, что Сарматский океан сейчас даже более приятное место, чем Поморье. Поэтому хозяин судна лишь вскинул руки, показывая своим людям, что они должны сесть на весла, и мы отплыли.
Корабль был широким, напоминающим половинку яблока торговым судном, вроде тех, что я видел на Пропонтиде, вот только не такой большой. У него было две мачты, но, разумеется, сейчас любые паруса оказались бы помехой, потому что мы двигались прямо против постоянно дующего северного ветра. Таким образом, скорость продвижения зависела исключительно от усилий гребцов. Однако на судне было всего лишь по одной скамье для гребцов с каждого борта, поэтому корабль двигался довольно медленно, и я невольно вспомнил рассказ Фридо и его образное сравнение Сарматского океана с супом. Если бы не страшный холод, то это морское путешествие не сильно отличалось бы от рыбалки на таком же хмуром, как и Сарматский океан, озере Бригантинус.
Однако юный Фридо весь дрожал от возбуждения, потому что это был его первый опыт. Я искренне порадовался за мальчика, вспомнив свои впечатления от первого плавания, когда мы со старым Вайрдом перебирались на лодке через реку Рен. Как только Янтарный берег скрылся из виду, хозяин судна тоже оживился: выйдя в открытое море, он постепенно избавился от своего мрачного настроения и снова стал дружелюбным. Разумеется, у нас с Фридо имелись каюты на корме корабля, где мы могли отдохнуть, когда нам надоедало болтаться наверху и смотреть на серые воды — а это нам весьма быстро наскучило. Четверо стражников, которых послали присматривать за принцем, уже были там, а свободные матросы и даже двое корабельных рулевых укрылись под навесом. А вот у тех, кто трудился на веслах, не имелось никакой защиты, так что бедняги вряд ли радовались плаванию. Хотя скамьи гребцов располагались прямо под верхней палубой и благодаря этому они были укрыты сверху, эти люди все равно находились на пронизывающем холодном ветру, а через отверстия для весел на них попадали ледяные брызги. Я не мог разобрать напевных ругийских слов, которыми старший заставлял гребцов работать веслами, но подозреваю, что это были замысловатые проклятия в адрес меня и Фридо.
Чем дальше мы продвигались на север, тем сильнее менялись к худшему погода и вид за бортом. Холодный воздух стал просто ледяным, колючий ветер сбивал с ног, а свинцовое небо налилось страшной тяжестью и казалось еще ниже. Если в Вендском заливе вода напоминала суп, то как только мы оказались в Сарматском океане, она превратилась в кашу. Вода словно стала гуще от зернистого льда, и теперь старший произносил команды все медленнее и медленнее, потому что гребцы сильно уставали. Хотя в первые три или четыре дня после отплытия из Поморья у рулевых было немного работы — от них требовалось всего лишь придерживаться курса на север, — они тоже стали находить свои обязанности утомительными. Вскоре им пришлось действовать своим длинным веслом почти непрерывно, чтобы провести корабль между так называемыми торосами — льдинами, слоями нагроможденными друг на друга и возвышавшимися в виде огромных серых глыб размером с наш корабль, а частенько и выше.
Даже Фридо, которого поначалу все в нашем плавании приводило в восторг, в конце концов стал выходить на палубу только раз в день: утром, чтобы взглянуть, не стало ли море выглядеть лучше. Поскольку этого не происходило, он проводил бо́льшую часть времени внизу, со мной и хозяином судна, выступая в роли переводчика, пока мы разговаривали и пили пиво. Четверо стражников при этом никогда не присутствовали и даже не пытались выполнить приказ королевы по возможности держать нас с Фридо подальше друг от друга. Если бы только жирные старики попытались это сделать, я бы мигом выкинул их за борт, и полагаю, они догадывались о такой перспективе. Мы с владельцем корабля в основном говорили о всяких пустяках, но я все-таки извлек из наших бесед кое-что полезное — узнал имя еще одного готского короля, чтобы добавить его в свои записи.
— Не кто иной, как король Бериг, — рассказывал мне хозяин, — командовал кораблями, которые доставили готов с Гуталанда на континент. В старых песнях говорится всего лишь о трех кораблях, но я что-то сомневаюсь. Если только каждый из них не был размером с Ноев ковчег, то тогда, я уверен, их должно было быть гораздо больше — целый флот. Я иногда размышлял: что стало с этими кораблями после того плавания? Неужели Бериг просто бросил их на берегу Вендского залива? Или, может, они потом вернулись обратно на Гуталанд? Но, акх, это было так давно. Те корабли уже давным-давно сгнили до основания.
И вот наконец в один прекрасный день, не помню, сколько именно времени прошло, знаю лишь, что холод, мгла и однообразный пейзаж за бортом стали уже непереносимыми, хозяин судна вдруг резко оборвал нашу беседу. Даже не бросив взгляд наружу, он неожиданно сказал (не представляю, на основани чего он мог сделать подобное заключение):
— Мы, должно быть, приближаемся к острову. Не хоти пойти взглянуть?
Фридо мигом вскарабкался на верхнюю палубу, я так ж стремительно последовал за ним — это была первая земля, которую мы увидели после того, как покинули Поморье. На северо-западе, слева от нас, остров Гуталанд словно бы вырастал из-за горизонта прямо из серого моря. Хотелось бы мне сообщить, что мы увидели землю необычайно красивую и манящую, как легендарный Остров Счастья Авалон. Но тут уместнее было бы вспомнить другую сказку, про Край Света. Гуталанд выглядел еще более мрачно, чем Сарматский океан, и я мог понять, почему готы решили покинуть его.
