Мы с принцем пристально смотрели на остров поверх морской глади. Или почти глади, потому что на протяжении многих дней мы не видели настоящей воды между многочисленными островами из торосов, — мы с ним смотрели поверх эти дрейфующих серых ледяных холмов. Если бы нас не предупредили, то мы просто приняли бы Гуталанд за еще один огромный торос. С такого расстояния я не мог точно определить размеры, но остров был длинным, исчезавшим из виду за горизонтом. И еще на Гуталанде было множество высоких скал, отвесно поднимающихся из серых вод океана. Скалы в основном представляли собой скопления серых каменных колонн, но местами они стояли поодаль друг от друга: отдельные пики и иглы, торчащие из воды. Да уж, настоящий край земли!
Хозяин судна, очевидно, заметил, какое разочарование мы испытали: еще бы, проделать столь долгое путешествие и обнаружить в конце его так мало; возможно, ругий даже ощутил легкое злорадство, потому что предупреждал нас именно об этом. Однако он великодушно воздержался от того, чтобы сказать: «А я ведь вам говорил». Вместо этого он произнес:
— Уверен, вы захотите ступить на землю ваших предков. Единственная подходящая гавань расположена далеко отсюда, на западном побережье острова и в это время года так сильно скована льдом, что в нее невозможно зайти. Так что я доставлю вас к этому высокому восточному берегу, ибо знаю одну маленькую бухточку, где достаточно глубоко для того, чтобы пристать. Кстати, именно там обитает та безумная старуха готка, о которой я рассказывал. Попробуйте с ней побеседовать. Кто знает? Может, она окажется вашей собственной прапрапрабабушкой.
Я очень сильно в этом сомневался, да и вообще не был уверен, что эта старуха способна сообщить хоть что-нибудь действительно важное. Но хозяин судна старался помочь нам изо всех сил, поэтому я позволил ему завести корабль в упомянутую бухточку. Это потребовало от рулевых, старшего над гребцами и самих гребцов большого мастерства и очень слаженных действий — ведь вдобавок еще и хозяин выкрикивал им команды, чтобы провести наше судно между дрейфующими, постоянно сталкивающимися и перемалывающими все на своем пути ледяными торосами. Но еще до наступления темноты моряки провели корабль в неправильной формы бухточку возле скалы, где каменные колонны возвышались над небольшой отмелью, покрытой галькой. Там-то мы и бросили на ночь якорь.
На следующее утро мы с Фридо проснулись рано, поскольку кто-то кричал неподалеку высоким голосом. Решив, что это корабельный часовой поднял тревогу, мы поспешили на палубу, но обнаружили, что крик доносится с берега. Вдалеке виднелась маленькая неопределенного вида фигурка, которая исполняла на гальке какой-то замысловатый танец, отчаянно жестикулируя и что-то неразборчиво выкрикивая. Поэтому мы направились за разъяснениями к владельцу судна, который как раз давал наставления нескольким членам команды, спускавшим за борт маленькую лодку из кожи. Однако он был совершенно спокоен и произнес небрежно:
— Опасности нет, не волнуйтесь. Это всего лишь старая Хилдр. Она буквально бесится от восторга, когда какое-нибудь судно пристает здесь, потому что каждый капитан обязательно привозит ей провизию в качестве гостинца. Думаю, это все, что у нее есть съестного. Не представляю, как старуха ухитряется жить между прибытиями судов.
Корабельный кок сбросил в лодку большой кусок копченой свинины и мех с пивом, после чего хозяин лично отвез нас с Фридо на берег. Между кораблем и берегом виднелась только узкая полоска воды, в которой плавало всего лишь несколько дрейфующих льдин. Когда мы оказались поближе, я смог разглядеть, что пепельно-серые скалы были все изрыты многочисленными отверстиями и пещерами. Я также заметил, каким жалким было жилище старухи: всего лишь груда приплывших к берегу бревен, уложенных вплотную к скале и переложенных и проконопаченных сухими водорослями.
Когда мы ступили на берег, Хилдр, приплясывая, приблизилась к нам, и я рассмотрел, что она одета в серые лохмотья какой-то очень жесткой и тонкой кожи. Не переставая приплясывать — так что белые волосы хлестали ее по спине, а колени и локти бешено подергивались, — старуха что-то залепетала и принялась хватать нас за рукава, мешая вытаскивать лодку на берег. Я мог только сказать, что она говорила на одном из диалектов старого наречия, не более того. Хилдр употребляла множество слов, которые я встречал в старых готских рукописях, но никогда не слышал, как они произносятся, а она тараторила с бешеной скоростью. Однако юный принц Фридо, похоже, понимал старуху лучше, потому что он перевел:
— Она благодарит нас за то, что мы привезли ей, что бы это ни было.
Хозяин судна забрал из лодки провизию, которую кок нагрузил в нее, и Хилдр, все еще подергиваясь в танце, прижала подарки к своей костлявой груди. Она еще некоторое время что-то тараторила, а затем повернулась и торопливо пошла прочь к своей хижине, сделав нам знак следовать за ней.
Фридо сказал:
— Чтобы отблагодарить нас, она хочет показать нам кое-что интересное.
Я взглянул на хозяина судна. Он ухмыльнулся и кивнул:
— Ступайте. Она уже показывала мне это множество раз. Я же говорил: старая Хилдр безумна.
Чтобы не обижать старуху, мы последовали за ней, и нам пришлось проползать за хозяйкой в ее лачугу. Там не оказалось ничего, кроме дымного очага, обложенного камнями, и подстилки из высушенных водорослей и грязного тряпья. Единственная комната была достаточно большой и могла вместить всех нас четверых, а за ней виднелось еще какое-то помещение. Теперь я мог разглядеть, что лачуга была построена из приплывших бревен рядом с темным отверстием высотой чуть ниже человеческого роста, служившим входом в скальную пещеру.
Уж не знаю, находилось ли там то, что она собиралась нам показать. Так или иначе, старуха прежде всего занялась другим делом. Даже не разогрев пластину копченой свинины над огнем, она тут же вцепилась в нее несколькими своими выступающими вперед зубами и сделала большой глоток пива из меха. Хилдр была невероятно старой и морщинистой, с такой выдубленной кожей и настолько уродливой, что вполне могла оказаться одной из трех фурий. У нее был только один глаз, на месте второго зияла пустая глазница, а нос и подбородок старухи едва не соприкасались, когда она шамкала. Она громко чавкала, не прекращая своей болтовни, но теперь она говорила медленнее, и я смог понять ее. Хилдр сказала довольно четко, почти здраво:
— Хозяин судна небось сказал вам, что я безумна. Все так считают. А все потому, что я помню о событиях, которые произошли давным-давно, знаю о вещах, о которых никто никогда не знал, поэтому люди мне и не верят. Но разве это доказывает, что я безумна?
