Эммельсент долго смотрела последний и улыбалась так, что была совершенно на себя не похожа.
Раст глотнул чаю, щедро заправленного очень сладким концентрированным молоком, и спросил, часто ли в лагере бывают гости.
Смирнов ответил, что изредка приходят местные за помощью, но как-то даже исламские партизаны заглядывали, обошлось, хотя этим еще сложнее что-то втолковать, чем сектантам из лунда.
Черт. Черт, сколько эти двое здесь проторчали и как вообще еще живы?
Несмотря на предостерегающий взгляд Эммельсент, Раст все-таки сказал, что с такими происшествиями экспедицию должны были свернуть досрочно. И тогда выяснилось, что вся запланированная работа была закончена к сроку, но в процессе сбора данных обнаружились какие-то там антигенные паттерны, которые неплохо бы изучить подробнее. То есть план планом, а экспедицию решено было продлить, чтобы закончить работу «по совести». «По инициативе участников».
— И ты согласился?! Два лишних месяца здесь без семьи? И потом, когда заболел? — выпалил Раст.
— Да я-то что. Мои знают и не сказать, что сильно удивились, — усмехнулся Смирнов и добавил тише, — а вот Лидок пропустила отборочный в космический проект.
Он посмотрел на Раста с сомнением — способен ли тот оценить масштаб жертвы. Раст представил себе Смирнову с горестно приподнятыми бровями, несчастную и уверенную в своей правоте (в его воображении она говорила что-то вроде «сначала обязательства, а потом мечты», сжимала кулаки и отворачивалась), и сочувственно покивал.
— Она очень хотела, — подтвердил Смирнов со вздохом. — И знаешь, пригодилась бы им там, не сомневаюсь. Сколько бы ни оставалось не сделанных дел на Земле, а красные пески — это красные пески, ничто с ними не сравнится.
Он замолчал. Сам Смирнов казался человеком вполне земным, почти нормальным и вроде бы даже жаловался на несгибаемую соседку по куполу и лабораторному столу, но все же понимал это стремление куда лучше, чем Раст. Здешних песков мало им — надо, чтобы еще и дышать нельзя было.
— И она всегда так? Смирнова. Она всегда такая?
— Коммунарка. Воспитывалась в коммуне. Они там все неприспособленные к жизни, — в голосе Смирнова звучало раздражение, с каким говорят только об очень любимых людях (это, само собой, Раст бы без помощи метафор Гарсиа так точно не подметил). Потом он, видимо, устыдившись, быстро добавил, не глядя на Раста. — С такими бывает тяжеловато, когда все благополучно, по плану и без перегрузок, но как только подцепишь марбургвирус, многое отдашь за то, чтобы рядом оказался кто-то такой. А то, знаешь, девятнадцать килобаз всего — и столько проблем.
— Есть, на кого смотреть с надеждой, — сказал Гарсиа и замолчал снова.
А Раст подумал, что глубоко личное тоже может выглядеть как геополитическое заявление.
Прежде чем закрыть глаза, Раст влез в личную переписку еще раз. Смирновы выпили чаю вместе и разбирали новые образцы, включив все голографические экраны. Они обсуждали много специального, видимо, связанного с этими же образцами, потом идею неинвазивной нейрорегенерации профессора Солевой, а потом почему-то новый владивостокский планетарий. Как будто ничего выдающегося за день не случилось.
Во сне Раст шел босиком по красному песку, пахнущему как кофе с молоком, которым его в детстве угощала миссис Джеггинс всякий раз, как он заглядывал в гости. Рядом шел Лу Джеггинс в клетчатой рубашке, как обычно взлохмаченный, с трехдневной рыжей щетиной, и говорил, что Раст может не возвращаться домой, может переночевать у них сегодня, и завтра, пока дома все не утрясется.
Ноги казались легкими. Раст обернулся на ходу и увидел, что позади у огромного стеклянного купола стоят, держась за руки, Смирновы и машут ему вслед — загорелые, русоволосые, в белых летних комбинезонах.
— И ты можешь ничего не рассказывать, если не хочешь, Стиви. Я же твой друг, — сказал Лу. — Мы же друзья. Стиви?
Голос его стал вдруг слабым и хриплым. Раст открыл глаза и сел. Он, кажется, почти не дышал, пока выбирался из гамака, чтобы взглянуть на Джеггинса.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Стиви? Стиви, сколько я спал? Ты прости меня, я все сейчас починю. Разбудил бы меня раньше, чего не разбудил…
— Отдохни еще, Лу, — сдавленно проговорил Раст, сжимая его теплые пальцы. — Все хорошо. Честно, все хорошо, все окей, сюда никто не сунется. Расскажу тебе потом, ты не поверишь, Лу.
В горле было горько, и Раст посмотрел в сторону на всякий случай, хотя Джеггинс уже послушно закрыл глаза.
Смирновы спали в своих гамаках на спине, раскинув руки, и их ладони соприкасались в воздухе, маленькая женская и широкая мужская.
Снова Раст проснулся от шума машин снаружи и криков, чего-то похожего на арабский с привизгами, и сел, услышав длинное русское ругательство.
Смирнова уже босиком брела к выходу из купола, кажется, даже не открывая глаз.
— У них могут быть раненые, — пробормотала она, цепляясь за крепление гамака Раста, чтобы удержать равновесие.
Смирнов снова выругался, уже короче, и поднялся следом. После первого же шага он тяжело оперся рукой на термобокс, но не остановился.
Только увидев рядом хмурого Гарсиа с пистолетом, Раст окончательно понял, что сам стоит на ногах и почти успел догнать этих двоих.
Окей. Там ведь могут быть раненые. Можешь — протяни руку.
Сергей Спящий
Охота на блуждающего робота
Лёд. Холод. Удивительно яркое. Удивительно холодное. Удивительно красивое солнце застыло на блекло-голубом небе. Антарктика!
Панцирь, сковавший в объятиях и землю и море. Ледяные горы, возвышаются над горами настоящими. Ледяные долины. Ледяные моря. Свирепые ветра, будто пулемётной очередью, мигом выдувают из попавшего под расстрел человека крохи тепла. Полотна загадочного полярного сияния. Вызов для горячих и яростных сердец. Антарктика!
Атомное пламя тысячи солнц, свирепствующее и неистовствующее в топке реактора. Крохотные подземные оранжереи с тропическими цветами и совсем уж неприлично маленькие парки. Многоярусные гидропонные фермы. Спрятанный под лёд, подземный город — Антарск. Строящийся город Антарск.
Десятки километров технических коридоров. Законсервированных складских помещений, заброшенных шахт и штолен, вырытых исключительно для взятия не оправдавших надежд проб. Прямые лучи высоких туннелей с пущенными по рельсам стрелами поездов. Под шлифуемым свирепыми ветрами ледяным панцирем скрыты нефтяные и газовые месторождения. Алмазы и руды. Уран и железо. Богатство, богатство, которое и не снилось древним царькам. Великие и труднодоступные сокровища ледяного континента.
* * *
Впервые они услышали о нём буквально сразу по прилёте в Антарск. Длительный перелёт на тяжёлом грузовом транспортнике подходил к концу. Сорок три человека и семнадцать тонн груза готовились к высадке. Посадка тяжёлого транспортника на ледяные пики не предусмотрена, поэтому высадка обещала быть веселой.
В грузовом отсеке царит суматоха. Люки распахнуты, ледяной воздух ледяного континента вымыл остатки тепла. Дирижабль-транспортник идёт на самом малом ходу. По льду, металлическими змеями скользят сброшенные вниз тросы. Под руководством пилотов и старожилов новички цепляли грузовые контейнеры к тросами. Прицепленные за карабины, кубы контейнеров бегут вниз. Касание о лёд заставляет карабин отцепиться от троса. Спокойно и без спешки их подберут уже после отлёта транспортника. Хуже всего если по каким-то причинам контейнер не отцепится и останется волочится следом за дирижаблем. В этом случае придётся сбрасывать трос.
Внизу, по траектории полёта транспортника, образуется цепочка из спущенных контейнеров.
В отдалении собраны в кучу контейнеры, предназначенные для отправки на большую землю. Рядом с контейнерами видны крохотные фигурки людей в ярких арктических скафандрах и такой же яркой расцветки ледяные сани.
