поехали купаться? – завёлся Грач.
– Да ну-у-у, Дэн, чёт вообще неохота! – начал отмазываться Ваня.
– Да ладно! Давайте! Чё, жара, купим пиваса, соберём всех наших. Девок позовём.
– Да у меня даже плавок нет.
– Ну я тебе свои дам.
– Грач, ты меня меньше в два раза, – Вано похлопал себя по пузцу, которое появилось у него с зимы.
– Ну я дам, Вань, а чё, поехали, реально? – поддержал я.
Через полтора часа мы мчали в «собаке», взяв с собой для пущего веселья Бухаря, вызвонив наших девчонок, захватив ящик пива, перекинув полотенца через шеи, шлёпая по раскалённому асфальту и серым пыльным тропинкам дешёвыми резиновыми шлёпками.
* * *
Июль разгорелся во всю силу, лето обещало быть прекрасным. После поездки к Димасу Ася изредка появлялась в компании, приходила почти всегда с Ваней, вынуждая нас переглядываться и недвусмысленно шутить над ними. Она рассказывала, что Марго нашла какого-то мужика намного старше неё, что у них вроде как всё хорошо, но спустя девять месяцев пошёл разлад, скандалы, ссоры, драки.
Он подарил ей инфинити, нюхал кокс и периодически выгонял из своей квартиры на Садовом. Она приезжала в отчий дом (отец по-прежнему водил женщин и по-прежнему был одинок) в свою девичью комнату, которую тихо ненавидела: письменный стол с полками под потолок, заваленными глянцевыми журналами, школьными и университетскими учебниками, старыми фотками, открытками, цветной бумагой. Маленькая односпальная кровать. Зеркало, на раму которого приклеены фотографии с подругами, метровая стопка журналов под ним. Шкаф, трещавший от одежды. Подоконник с высохшими цветами покрытыми пылью. Эта комната всегда ждала её, и Марго возвращалась. Ненадолго, в ожидании очередных охапок цветов и дорогой ювелирки. И возвращаясь в комнату, Марго всегда возвращалась в тусу.
Каждый раз, когда её стройный силуэт появлялся на горизонте, Рыжий сразу же куда-то сливался. Потом Марго мирилась со своим мужиком, снова пропадала, а Рыжий ещё долго не появлялся. Чувствовалось, что из раза в раз он всё больше отдаляется от компании. Он ничего не говорил, потому что вообще никогда не говорил о том, что у него на душе, пряча всё за гримасами и шуточками, но в его поведении чувствовалась обида, которую он сам, возможно, признавать не хотел, но справиться с которой не мог.
Будто мы делали выбор между ним и Ритой в пользу последней. Но мы не выбирали между ними. Мы рады были видеть Асю (а появление Марго на районе всегда гарантировало появление Аси) и ловили себя на мысли, что чем дальше, тем сложнее было общаться с Рыжим, который почти всегда был нанюхан. Привычным стало видеть его широченные зрачки и слушать скрип елозящих челюстей. Фен стал для него чем-то вроде травы для нас: по речи, жестам, мимике уже и не скажешь особо, что он наюзан, но постоянное присутствие этого наркотика в крови меняло его изнутри. Жизнь его вертелась теперь вокруг совсем иной оси, нежели наша, и как не могли мы общаться с теми, кто не курит, он не мог общаться с теми, кто не нюхает.
– Бл*, Лёх, ну зачем ты так? – в сердцах спросил однажды Саня.
– Как так?
– Ну не коси ты под дурачка! Знаешь же, о чём говорю. Брат, я понимаю, что тебе по приколу нюхать, но ты борщишь. Сейчас вечер вторника, мы могли бы просто выпить по пиву, побазарить, посидеть. А у тебя вон зуб на зуб попасть не может, скрипишь челюстью как проклятый, глаза бегают, руки трясутся. Противно, – он сплюнул на землю. Саня редко говорил, и потому, когда говорил, к его словам все прислушивались. Все, но не Рыжий.
– Бл*, за**ал, чё такого?
– Да ничё! Ты внатуре не понимаешь, видимо…
Видимо, Лёха не понимал. Разговор дальше не пошёл, и он быстренько нашёл повод свалить от нас.
– Теряем мы его, пацаны, – тихо произнёс Саня, – долбанного торчка.
– Брат, это его выбор. Что мы можем сделать? Ты же знаешь Лёху, он ведомый, слабый человек, сбегает от своих проблем и сам от себя, – ответил Заха.
– Да какие у него проблемы, не смеши.
– Каждому человеку кажется, что у него пи**ец какие проблемы, – вставил Вано, – все так устроены. Раздуваем из говнишка бог весть что, а у Лёхи и правда жизнь горько как-то складывается. Батя сидел, потом новая семья, брат алкаш, мамка умерла, а тётке не до него. Нет ни авторитета, ни ориентира. И вся эта тема с Марго его окончательно подкосила. На мой взгляд.
– Марго… – Саня сплюнул. – Шл*ха.
Молчание было согласием. В лицо мы бы этого не сказали. Аське бы мы этого тоже не сказали. И сами мы не понимали, как выходит так, что ради девок, с которыми нам даже ничего не светит, мы вроде как забивали на брата. Да и само понятие братства уже тогда начало трещать по швам. Постепенно приходило осознание того, что дороги жизни имеют свойство расходиться. В юности людей сводит случай: одиннадцать лет за одной партой, вся жизнь в одном дворе, институтские годы. И вы не просто случайно вместе, вы вместе «впервые»: прогуляли урок, покурили сигареты за гаражами, поцеловались, соврали родителям, влюбились в девчонку, разбили сердце, сердце разбили вам.
К зрелости приходит осознание, что одного этого «первого опыта» недостаточно, куда большую ценность имеет родство душ. Когда с полуслова. И остаются только те, с кем ты это родство обнаружил, появляются и новые, их тоже немного, но они привносят в жизнь ощущение наполненности, а не просто веселья.
Ты ищешь родство душ даже в союзе с женщиной, уповая на то, что дороги, сошедшиеся на страсти, не смогут потом разойтись… И лишь спустя годы, где-то на пороге старости, отпадёт и страсть, оставив нас друг перед другом такими, какие мы есть. Если кто-то вообще останется стоять перед тобой – обрюзгшей, уставшей версией того тебя, молодого, готового не спать ночи напролёт, теряясь в летнем угаре.
Не все выбираются из угара. Можно совершать ошибки, но возвращаться на верный путь. Ошибки делают нас людьми. Право ошибаться и способность извлекать урок. Но не все способны на это, кто-то ошибается и навсегда теряется в перепутье. В чём была Лёхина ошибка? В том, что он свернул не на ту дорогу? А была ли у него возможность выбрать другую?
Какое-то время после всех этих событий он ещё держался, но потом умер его брат Авария – от алкогольной передозировки. Хотя Лёха его стеснялся и избегал, тот всё равно был ему родным братом. Лёха даже как-то заботился о нём по-своему. Покупал еду на деньги, что выделял отец. Иногда, встречая его ночью на районе вусмерть пьяного, лежащего в какой-то канаве, вёл под руки домой, попросив помощи у кого-то из нас,
