Лидия Ивановна тяжело опустилась на кухонный «уголок», свой стул — старомодный, «венский» стул с полукруглой жесткой спинкой — я поставила напротив нее и строго глянула на Володю, продолжавшего маячить рядом.
— Чего вы ждете, товарищ Морозов? — сухо поинтересовалась я. — Звоните участковому, в отделение, ищите понятых…
— Слышал, Григорьев? — спросил этот упрямец и, отступив немного в сторону от Коломийцевой, застыл в кухонных дверях с таким видом, словно собирался в случае надобности повторить подвиг Матросова… Глупо, но откуда-то из глубин моей памяти всплыла вдруг на мгновение любимая песенка наших студенческих лет: «Как по танковому следу я иду, надо мною небо, а не абажур. Вот сейчас на амбразуру упаду… Нет на белом свете больше амбразур…»
Ни о будущем, ни о самой жизни мы тогда не знали ничего — подчистую ничего… Амбразуры на белом свете были, есть и будут всегда — и в прямом, и в непрямом смысле слова. Всегда, до скончания веков, до скончания мира… До…
— Не переживайте так, Светлана Петровна, — вдруг тихо, потрясающе тихо произнесла Лидия Ивановна. — Я сейчас расскажу вам все-все… И вы поймете, что за Алексашу теперь не переживать надо, а радоваться и… И молиться!.. С убиенных-то ведь все грехи смываются — кровью за кровь — и здесь, и ТАМ платится…
Лидия Ивановна, уверенная, что переживаю я исключительно за ее сына, тихонечко вздохнула и начала говорить.
За все время ее монолога я не только не задала ей ни одного вопроса, но, кажется, даже дыхание не перевела ни разу…
— Замуж я вышла по великой любви, Светлана Петровна. — Она заговорила чуть громче, удивительно монотонно поначалу, голосом, почти лишенным интонаций. — Пять лет любила его и ждала, пока «нагуляется»… Красавец он был, женщины по нему сохли такие, что я им и в подметки не гожусь. А женился на мне… Все-таки женился… Про то, что Ваня болен неизлечимо, мне только свекровь и сказала, и то после свадьбы… Пожалуй, месяца через полтора… Поверите — сутки я почти проплакала. Не из-за себя рыдала: узнай я раньше, что Ваня болен, все равно бы за него замуж пошла. Но вот рожать бы точно не стала. А так… Когда свекровь разоткровенничалась, поздно было. Забеременела-то я почти сразу. Вот и представьте, какой страх меня охватил, что… что… Ну, словом, ясно ведь, почему?
Я кивнула, а она продолжила:
— Ну а аборт делать… Мой папа священником был, так же как и дед, и прадед. И хотя работала я в таком государственном месте, в министерстве, однако веры в Бога не потеряла и душу свою, как многие, тогда еще не загубила… Тайком, конечно, — не дай Бог, если бы мое начальство тогдашнее про это узнало. Ну, тут и пояснять ничего не надо — сами понимаете. Словом, загубить свое дитя во чреве — я и думать-то не смела об этом, не то что сделать… Так вот и явился на свет мой Алексашенька. А жизнь для меня с того момента сделалась сплошным страхом, постоянным ожиданием чего-то ужасного…
Она немного помолчала, глянула на замершего в дверях Володю невидящим взглядом. Потом по губам Коломийцевой еле заметной тенью скользнула горькая улыбка.
— Конечно, с годами человек со всем сживается, что Бог ни пошлет. Да и с Алексашенькой ничего плохого не происходило, я надеяться стала: обошлось. Тем более что внешне он не в своего отца пошел, а в моего — в деда, значит. Вот я понемногу и обнадежилась, что беда нас миновала… А после появилась Рита…
Видимо, мои брови сами поднялись вопросительно, потому что, бросив на меня внимательный взгляд, Лидия Ивановна заговорила быстрее:
— Алексаша не только долго не женился, но и не влюблялся даже толком. А тут… однажды приводит он мне эту девушку домой — знакомиться.
Материнская интуиция подводит редко, вот и я: как увидела ее — так у меня сердце и екнуло и вниз ухнуло. Хотя с виду — девушка как девушка. Черненькая, смугленькая, не то чтобы очень красивая — так, середка на половинку… Гордоватая, правда, в поведении, в манерах… Алешеньке тогда уже двадцать пять было, а ей — всего-то девятнадцать исполнилось. Жила она при этом одна, вроде как с родителями поссорилась и сняла квартиру. Работа ей это позволяла. Рита трудилась в каком-то банке, правда вот кем — не скажу. Этого я никогда не знала.
С этой Риты и пошла у нас в доме беда… Как я уже потом узнала, многие нынешние девушки так делают: для души или там материального благополучия любовника заводят, а одновременно такого вот простака Алексашу, каким был мой сын, про запас держат… На крайний случай: если с возлюбленным не сложится, так хоть за кого-то замуж выйти… Не любила она Алешеньку, конечно, какая там любовь? Что вы!.. Четыре с лишним года его за нос водила или около того, все под разными предлогами бракосочетание откладывала: то, мол, молодой себя пока что слишком чувствует, до семьи не дозревшей, то вроде как учиться поступать куда-то там собралась…
Словом, Алексаша мой верил ей, как малое дитя, и когда однажды Бог привел его к этой Рите домой не вовремя, одновременно с ее «основным» кавалером-любовником, да еще в самый, можно сказать, неподходящий момент…
Поначалу-то он, по его словам, выскочил оттуда как ошпаренный и сам не знает, сколько времени вокруг ее дома мотался. А после вернулся… На наше с ним горе, любовник тот успел давно уйти, а Рита, вместо того чтобы повиниться, насмехаться над сыном стала… Тут все и случилось.
Мне он позвонил тогда, наверное, часа в три утра. «Мама, — говорит, — приезжай, сам не знаю — как, а убил я ее… Убил!» И зарыдал прямо в трубку…
Не помню, как я туда добиралась, благо не далеко она от нас жила, всего-то через пять домов ту проклятую квартиру снимала. Но добралась… Как увидела я, что он с ней понаделал… Весь халат, все белье — в клочья, ну и задушена им Рита-то была… Глянула я на ее руки и ахнула. Только тогда и сообразила, почему ни разу Риту с короткими рукавами, даже в самую жару, не видела! Вен почти не видно — так они у нее исколоты были… После выяснилось, что она колется. Алеша давно знал. Как не знать, если сам он доктором был, да еще невропатологом, и работал в таком месте, где в том числе наркоманов лечат?.. Только все это любить Риту до полного безумия ему не мешало, говорил мне потом, мол, все равно бы ее вылечил… Хотел вылечить, а оно вон как обернулось…
Вот тут-то я и предала Господа в первый раз, не могла моя душа вынести мысли о том, что теперь с Алексашенькой будет, когда все узнается… Той ночью я — словно и не я стала. Словно кто-то вместо меня двигался, говорил, кто-то, даже физически сильнее меня. Потому что когда мы Риту в половики заматывали, а после из дома глубокой ночью вытаскивали, Алешенька мне и не помогал почти, почти все я сама делала… Вдвоем с обуявшим меня Сатаной… Вот кто был моим помощником в ту ночь!..
