Наступило тихое погожее утро.
Влажные от росы альпийские луга расстилались – снизу вверх, под углом в десять-пятнадцать градусов – бесконечной цветной скатертью. Вокруг дружно жужжали, перелетая от цветка к цветку, трудолюбивые горные пчёлы. Ненавязчиво припекало ласковое австралийское солнышко. Воздух был чист, свеж и прозрачен. В ярко-голубом небе мелькали – чёрными изломанными молниями – быстрые стрижи.
К восьми часам вечера, сделав три коротких привала, они выбрались на покатую вершину горы Богонг, усеянную округлыми чёрными валунами.
Небо затянулось рваными грязно-серыми облаками. Тёмно-зелёная листва редких низких кустов тревожно шелестела под резкими порывами северо-восточного ветра.
– Не будем, пожалуй, разжигать примус, – решила Аль. – Во-первых, от него – при работе – керосином явственно пованивает. А, во-вторых, у нас от обеда осталось несколько сарделек. И оставшийся чай из котелка я перелила в пластиковую бутылку. Ладно, садимся – как и было велено – на чёрные камушки и ждём. Можешь, профессор, слегка приобнять меня за хрупкое девичье плечико…
Тёплый и нежный вечер постепенно умирал, готовясь уступить место (театральный помост?), звёздной задумчивой ночи. В западной части небосклона печально и обиженно тлел-догорал жёлто-оранжевый закат.
Неожиданно что-то изменилось.
Во-первых, вечерний ветерок принёс едва слышимый треск-шорох. Во-вторых, в небе, на юго-западе, частично заслоняя собой жёлто-оранжевое закатное зарево, появилась странная тёмная туча.
Треск-шорох становился всё громче и громче. Туча, постоянно меняя форму с шаровидной на дискообразную и обратно, приближалась.
В кустах заинтересованно зачирикали птицы. На пологих горных склонах неподвижно застыли, тревожно задрав морды вверх, горные валлаби, опоссумы, кускусы, кенгуру и вомбаты. В глубоких пещерах пробудились от дневного сна вечно-голодные летучие мыши…
Животные и птицы не ошиблись – это огромная стая мотыльков-богонгов пролетала над Австралийскими Альпами.
Прежде, чем надолго забиться в горные трещины и пещеры, бабочки – по устоявшейся древней традиции – решили устроить самое настоящее представление, напоминающее безумно-экзотический карнавал.
Дотлевал – из последних сил – задумчивый жёлто-оранжевый австралийский закат. Дул-грустил лёгкий, почти невесомый ветерок.
И – в свете последних солнечных лучей – в небе летали-кружили многие и многие миллионы пёстрых бабочек. Они, словно бы радуясь чему-то, беспорядочно носились над величественными тёмными скалами и сизыми лесистыми лощинами, заворачиваясь – порой – в самые невероятные и изысканные спирали…
– Обалденное и незабываемое зрелище, – зачарованно выдохнул Алекс. – Неописуемая красотища.
– На соседних валунах кто-то есть, – зябко поводя узкими плечами, насторожённо зашептала Аль. – Я их не вижу, но чувствую… Подожди, мы же совсем забыли про «розовые очки», которые нам вручила Исида. Сейчас достану. Сейчас-сейчас… Вот, держи. Надевай…
«Ох, и ничего же себе…», – восторженно забормотал потрясённый внутренний голос. – «Мать моя женщина, трепетная и загадочная… Какие девчонки! Какие… Слов просто нет. Прелестницы, красавицы и королевы красоты. На любой вкус, короче говоря. И девяносто-шестьдесят-девяносто, и более пышные имеются. Типа – на любителя… Некоторые – в полупрозрачных разноцветных накидках, а некоторые, и вовсе, без оных. Такие аппетитные и завлекательные формы… Кто же это такие?».
– М-м-м, э-э-э…, – потерянно пробурчал Алекс.
– Это – нимфы, теневые чаровницы, – склонившись над его ухом, сообщила Аль. – Повезло тебе, Пушениг. Считается, что мужчина, увидавший нимфу, тут же умирает. Или же слепнет. А ты их сейчас наблюдаешь сотнями, и хоть бы что. Счастливчик… Заканчивай, профессор недоделанный, так плотоядно пялиться на этих дев соблазнительных. Лучше, охламон мечтательный, за бабочками наблюдай.
– Да, я что? Исидора велела… Нимфы, говоришь?
– Ага. Вон те, белокурые и светлокожие, называются – «дриадами». Они живут на высоких деревьях и умирают вместе с ними. Тёмненькие и миниатюрные – это «ореады», обитательницы глубоких и разветвлённых пещер. Рыжеволосые и синеглазые – «наяды», жительницы озёр и источников. Русые же «напеи» облюбовали себе тенистые лощины. А «альсеиды» – молоденькие рощи… Все в сборе? Нет, нереиды и океаниды отсутствуют. Но в этом, собственно, нет ничего странного. Слишком, уж, гора Богонг удалена от морей и океанов…
Солнце устало спряталось за изломанной линией далёкого горизонта. «Розовые очки» тут же утратили свою «волшебную» способность. Прекрасные наяды вновь стали невидимыми, утонув в чёрном омуте летней австралийской ночи.
На тёмном небе появилась огромная жёлто-янтарная Луна, окружённая – со всех сторон – ярчайшими звёздами. Наступила загадочная «Ночь богонгов», наполненная бесконечно-тревожным потрескиванием крохотных бархатистых крылышек…
После всего увиденного говорить не хотелось.
А чего – хотелось? Размышлять, вспоминать, думать, мечтать, грустить…
И, понятное дело, нежно и вдумчиво – на коротких и длинных привалах – целоваться.
Они спускались с горы.
Аль, упруго шагая по тропе, шла первой. И, вдруг…
Она споткнулась и, потеряв равновесие, упала.
Упала и покатилась, покатилась, покатилась…
Он бросился следом, подбежал, осторожно приподнял за плечи, заглянул в любимые глаза.
– Плохи дела, – болезненно охнув, призналась девушка. – Правая рука, скорее всего, сломана. И – камни… Они острые. Прямо-таки вонзились в спину… Позвоночник? Надо надеяться, что – тьфу-тьфу-тьфу – не задели… Это, милый, наяды. Ты им приглянулся. Приревновали. Кто-то из них – невидимых – ножку мне и подставил. Бывает…
– Молчи, – попросил Алекс. – Молчи, пожалуйста… Тогда, в Буэнос-Айресе, сеньор Франсиско Асеведо, Генеральный директор компании «Заветные сны», высказался достаточно чётко. Мол: – «Если вы в одном из сновидений получили серьёзное ранение, то тут же, в обязательном порядке, смотритесь в тёмную зеркальную сторону… Тут же! Поверьте мне на слово, но реальная медицина, она намного действеннее той, потусторонней…»… Давай, доставай своё Зеркало. Доставай и смотрись в его тёмную сторону… Быстрей!
– А ты?
– Мы ещё встретимся. Обязательно.
– Хорошо, – с видимым трудом выдохнула Аль. – Я всё сделаю. Только…
– Только – что?
– Машина… Её надо обязательно вернуть сеньоре Санчес. Она очень хорошая, славная и правильная женщина. И, вообще… Не при делах… Сделаешь?
– Сделаю.
– Тогда… Что?
– До скорой встречи, любимая.
