Снова темнота, боль…
Федя обнаружил себя в мягком кожаном кресле с высокой спинкой. Просторный кабинет, отделанный в коричневых тонах. На столе — навороченный ноутбук, дорогие деловые аксессуары, ручка Паркер, ежедневник в кожаном переплете. Все стильно, солидно, ничего лишнего. Юноша снова стал выше, шире в плечах. Оглядел руки: взрослые, холеные… Ощупал голову: кудрей нет, вместо них, как и ожидал, — короткий колючий ершик. Ему понравилось в этом теле. Комфортно, уверенно, спокойно.
Звонок по внутренней линии. Растерявшись, Федя нажал кнопку:
— Да! — юноша не узнал свой голос: низкий, категоричный, властный. Он никогда в жизни не говорил с такой вот интонацией.
Из телефона раздался приятный женский голос:
— Федор Вячеславович, к вам Рачков.
— Хорошо, пусть войдет, — Федя сам не понял, зачем это сказал. Но тут же вспомнил: надо не просто «найти себя», а еще и прожить эпизод, поэтому он решил доиграть роль до конца, благо, выйти из нее — проще простого.
В кабинет вошел невысокий человек средних лет, с властным и тяжелым взглядом:
— Привет.
— Привет, — ответил Федя. Узнать бы еще, как его зовут?
— Ты поговорил с Беляевым?
— О чем? — выкрутился Федя.
Собеседник удивленно вскинул брови:
— Ты разве передумал? А сам еще вчера говорил, что первым делом сегодня его уволишь!
— A-а… да, я и забыл… — в голове все взорвалось. Уволить?! Он должен уволить человека, не зная за что, не зная вообще этого человека?!! Это же просто свинство!
— Я его позову?
— Нет.
— Что-то я не понимаю, Федор Вячеславович: ты сомневаешься?
— Да нет, просто…
— Я тебя не узнаю. Ты же еще вчера родную маму бы уволил! А сегодня-то что поменялось?
Феде совсем не нравилось, как повернулись события. Он явно был не в своей тарелке. Но, продолжая играть роль, выдавил:
— Ладно, зови.
Его собеседник вышел. Федя, в панике, соображал, что делать и как себя вести. Он впервые в жизни посочувствовал Олегу, которому не раз и не два доводилось увольнять сотрудников. Видимо, в бизнесе это необходимо.
В дверь робко постучали.
— Да! Войдите!
В дверь вошел невысокий худенький человек лет пятидесяти, с затравленным, бегающим взглядом. На почти лысой голове торчали несколько последних волосков. Сгорбившись, сжавшись, он смотрел на Федю, словно прося милостыню.
— 3-здравствуйте… — произнес человечек растерянно и робко.
— Здравствуйте, — растерявшись не меньше, ответил Федя.
— Вы ме-еня вызывали?
— Да… — Федя не знал, что говорить, и нашел выход из положения: — Вы, наверное, догадываетесь зачем.
— Федор Вячеславович, я умоляю вас, дайте мне еще один шанс! Вы же знаете: у меня дети, жена больная… Клянусь, я не допущу больше подобных ошибок!
Федя совсем растерялся. Ему физически стало плохо. Человек, который ему в отцы годился, унижался перед ним, и это было настолько ужасно, что Литвинову стало до отвращения противно, стыдно… Федя не выдержал и прошептал:
— Это не мое!
Вмиг все исчезло. Боль показалась избавлением. Снова оказавшись в зале со стеллажами, Федя облегченно вздохнул. Надо серьезно подумать о будущем. «Вот это — точно не мое», — пробормотал юноша. С тяжестью на сердце, пошел дальше. Осталось три попытки. И что искать — он теперь даже предположить не мог.
Литвинов вглядывался в фигурки, пытаясь в них увидеть подсказку, почувствовать правильное решение. Все не то. Сколько же судеб проживается на Земле! И выбрать можно любую. Только вот…
Федя остановился у фигурки мужчины, стоящего рядом с роялем. Внешне вроде похож, хотя ему тут лет сорок. А может, это и является его призванием? Он ведь с удовольствием поступил бы в муз. училище, потом в консерваторию, если бы разрешил Олег. Хотя исполнитель из него уже вряд ли выйдет: много времени упущено. Но ведь можно преподавать, как Андрей Николаевич.
— Дэя, как ты думаешь? — спросил он в задумчивости.
— Я не могу думать за тебя. Это должно быть твое решение.
Федя решил рискнуть и взял в руки фигурку.
Просторный, светлый класс, видимо, в муз. училище. Два рояля. Федя сидел, слушая ученика, который тупо и коряво пытался сыграть текст какого-то этюда. Юноша опустил глаза. На нем старый потертый свитер, видавшие виды брюки, старенькие страшные ботинки. Федя поморщился: ведь точно по прогнозам Олега. Поднял взгляд на ученика и вдруг почувствовал невероятное раздражение, доходящее до бешенства. Тут же взял себя в руки и внезапно осознал: он слышит мысли этого тела, испытывает его эмоции. Федя прислушался к себе, вернее, к тому человеку, которым он сейчас был. «Как все достало… Одно и то же каждый день… Каждый день эта непроходимая тупость. Какое тут творчество… Так хочется все поменять! Бежать, бежать отсюда!!! Сорок лет! Жизнь заканчивается, а ничего не сделано, ничего не достиг, ничего не успел. Жена ушла, ребенка практически не вижу… Да и помочь особо нечем. На такие копейки себя не знаешь как прокормить. И какого черта было лезть в эту музыку! Вопреки всему и всем… Ведь сколько мне говорили…»
— Ну что ты играешь! — невольно вырвалось. — Дома хоть иногда надо заниматься! Еще раз сначала. Будешь теперь на уроке сидеть текст учить.
Ученик весь сжался и робко принялся ковыряться сначала.
Федя слышал мысли этого человека, и они совершенно ему не нравились. Еще больше не нравились эмоции: жуткая пустота, тоска, одиночество… Отвратительное ощущение безысходности, абсолютной безрадостности существования. И полное фиаско. Никогда еще Литвинов не чувствовал себя таким неудачником.
Федя немного отключился от мыслей мужчины. Почему он так думает? Почему этот человек настолько несчастный? Ведь когда-то он пошел за своей мечтой…
Феде стало очень неуютно в этом теле. Он ясно понял: снова ошибка. Не та жизнь.
— Это не мое, — со вздохом произнес юноша и через мгновение снова вернулся в зал.
Количество попыток уменьшалось, как шагреневая кожа. [24] Литвинова начало потряхивать. Он уже пожалел, что тогда, желая снова поцеловать Рашевскую, потратил целую попытку. Что же все-таки искать? С музыкой не прокатило. Может, он из бизнеса просто не ту фигурку взял? Может, еще раз попытаться?
После долгих и утомительных поисков Федя остановился наконец возле очередного стеллажа. Мужчине лет сорок. Спокойный, солидный, холеный. Короткие светлые волосы, сильно вьющиеся, зачесаны назад. Черные проницательные глаза за тонкими очками. Светлый костюм-тройка. Внешне похож. Федя вздохнул и взял фигурку в руки.
Огляделся вокруг. Просторный респектабельный кабинет. Юноша сидел в мягком кожаном кресле с высокой спинкой. Перед ним, на широком дубовом столе, лежал дорогой ноутбук, по бокам аккуратно были расставлены офисные принадлежности представительского класса. Почему-то стало тяжело дышать. Крайне некомфортно. Слова выхода захотелось сказать уже сейчас, даже не проживая эпизод и не вдаваясь в подробности.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
