сказать это и делать вид, что ничего не происходит? – возразила Янэ. – Ты просто берёшь и исчезаешь. Сваливаешь на меня всю работу. Странно ведёшь себя с клиентами. Говоришь, что открыла благотворительную организацию, но при первой же проверке оказывается, что её не существует. Что всё это значит, Каролина? Скажи правду. Тайна останется со мной.
Ничего мне не хотелось так сильно, как рассказать обо всём Янэ, своему верному оруженосцу. Потому что, если и был на свете человек, способный решить мои проблемы, так это именно она. Но я уже втянула в это дело Петру, и если втяну ещё и Янэ, это будет уже слишком.
– Я больна, у меня рак, – вырвалось у меня. Я тут же подумала, что, если бы я верила в Бога, он бы обязательно покарал меня за такую ложь.
От этого признания Янэ дар речи потеряла. Она стояла, опустив глаза, и теребила в руках ручку.
– По тебе не скажешь, – выдала она наконец.
– Вот как? Разве я не выгляжу усталой? – спросила я.
– Усталой да, но не больной. Мне действительно ужасно жаль. Насколько всё серьезно?
– Я не хочу об этом говорить. – Я покраснела. От такой бессовестной лжи мне стало не по себе.
– А Алиса?
– Я ничего ей пока не говорила.
Янэ опешила:
– Но ты должна обязательно ей сказать! Как можно скрывать такое от собственной дочери? Разве ты не понимаешь, что рано или поздно она всё равно узнает?
– Мне очень жаль, что ты так расстроилась, но я делаю всё, что могу, несмотря на обстоятельства, – ответила я.
– Значит, насколько я понимаю, ты собираешься сворачивать дела. В таком положении пиар-агентство – это действительно последнее, о чём стоит думать.
Теперь Янэ выглядела озабоченной.
– Вовсе нет. На этот счёт у меня есть план… – Но меня перебил звонок в дверь. – Это Робин Улофссон, – пояснила я. – Я назначила ему встречу. Мне удалось кое-что придумать. И он больше не будет атаковать тебя своими имейлами.
– Спасибо, конечно, но ты действительно в состоянии работать? – обеспокоенно спросила Янэ.
– Пока могу, буду держаться. – И, поднявшись со своего кресла, я пошла открывать дверь.
Янэ осталась сидеть, уставившись перед собой невидящим взглядом. На пороге я обернулась и посмотрела на неё. Если бы на месте Янэ была бы другая девушка, я решила бы, что она сейчас расплачется.
Я пригласила Робина Улофссона в свой кабинет и рассказала ему о новых планах по продвижению его проекта. Встреча получилась короткой. Как я и ожидала, Робин без возражений принял моё предложение. В первый раз за долгое время он покидал агентство в приподнятом настроении. Я была уверена, что мне удастся осуществить свой замысел и привлечь внимание к его фигуре.
Янэ с апатичным видом продолжала молча сидеть на своём стуле. Я чувствовала себя виноватой перед ней, но что я могла сделать прямо сейчас? Я надеялась, что когда-нибудь смогу рассказать ей правду.
Я двигалась через силу, стиснув зубы. Обратный отсчёт начался – план ограбления вот-вот начнёт претворяться в жизнь. Вдвоём с Петрой мы срывали со стен в кабинете Эрика рисунки, чертежи, фотографии и складывали всё в пластиковую папку.
– Я сожгу это в камине, когда Алиса уедет в Нью-Йорк.
– Она уезжает?
– Да, для неё слишком опасно здесь оставаться. Пусть какое-то время поживёт с отцом. Честно говоря, она этому совсем не рада, но мне удалось её уговорить.
Я заперла бумаги в ящике письменного стола, а ключ спрятала на самую верхнюю полку книжного шкафа.
– Хорошо, что всё идёт к концу! – воскликнула Петра.
Последние её слова потонули в звуках громкой музыки, доносившей из твоей комнаты.
– Это Алиса. Надо же, уже на ногах. Не помню, чтобы она так рано вставала в выходной день, – заметила я. – Милая, ты не могла бы убавить звук? – крикнула я тебе.
Никакой реакции. Музыка громыхала по-прежнему.
Я направилась к двери:
– Пойду посмотрю, что там у неё.
– Подожди-ка, я кажется, узнаю эту мелодию. Это ведь очень старая песня. Как звали того парня? – задумчиво протянула Петра и принялась подпевать.
– Бруно Валль, – со вздохом сказала я. – Как же я была влюблена в него… Это что-то вроде новой версии одной из его старых песен.
– Я тоже была в него влюблена, только боялась в этом признаться. Родители были очень религиозны, а Бруно считался наркоманом и лигистом. Помнишь, «Лигу свободной любви» предавали анафеме на каждом перекрёстке? Старшие боялись его как огня.
Я принялась подпевать:
– «…но в этом нет моей вины…»
– «…меня дурачили они… идёт охота на меня, идёт охота…» – подхватила Петра.
И тут мы обе, как по команде, замерли и ошалело уставились друг на друга.
– Это же та самая песня, которую пел Роберт, когда давал свидетельские показания, – выдавила Петра.
– Что же это значит? – спросила я.
Она порылась среди бумаг и ещё раз перечитала протокол допроса.
«Семья. Посадите семью. Оставьте в покое мелких сошек, этих бедных наркош, вынужденных заниматься контрабандой. У них и так нет никакой жизни. Лучше засадите за решётку семью. Они втягивают в свои игры невинных людей. Они повсюду. Даже на радио.
