от своего смартфона и вопросительно уставилась на меня:
– Сегодня же выходной. А кто тогда повезёт меня в аэропорт?
– Ох, прости, не знаю, о чём я только думала. Я попрошу Петру, чтобы она отвезла тебя.
– Но я хочу, чтобы меня отвезла ты, – услышала я в ответ твой недовольный голос. – Я же надолго уезжаю, кто знает, когда мы увидимся в следующий раз.
Я отправилась в спальню и, разыскав телефон, позвонила Петре. Пока шли гудки, я смотрела на улицу. Фургон стоял на том же месте, долговязый тип тоже никуда не делся. Петра не отвечала. Я вся взмокла от напряжения. Позвонила снова. По-прежнему ничего. Долговязый стоял, опершись на капот машины, его взгляд по-прежнему был нацелен на мои окна. Почему Петра не отвечает?
Я поспешила обратно к тебе:
– Мне очень жаль, дорогая, но мне не удаётся дозвониться до Петры. Я сейчас закажу такси, и оно будет здесь через пять минут.
– Как, уже? – удивилась ты. – Но до вылета ещё несколько часов. Что я буду делать столько времени в зале ожидания?
– Сегодня утром на дорогах было полно пробок. Поэтому лучше приехать заранее.
Я пошла обратно в спальню заказывать такси, которое должно было подъехать к чёрному входу. Я бросила взгляд в окно. Долговязый стоял рядом с автофургоном…
Ты сидела на полу в зале ожидания аэропорта. И не могла прийти в себя, оттого что только что прочитала. Я успела положить тебе в сумку свои записи. Ты встала и решительным шагом направилась к выходу. Выйдя из здания, подняла руку и остановила такси.
Посадив тебя в такси, я мысленно взмолилась: «Только бы Алиса добралась до аэропорта. Только бы она не упрямилась и села в самолёт!»
Я обернулась, чтобы удостовериться, что долговязый не идёт следом. Но никого не увидела. Я прошла через сад, вошла в дом и вышла из него через парадную дверь. Едва я появилась на подъездной дорожке, как долговязый сделал знак водителю. Тот быстро вылез из машины. Не говоря ни слова, они направились ко мне. Я, казалось, была к этому готова, стояла, высоко подняв голову и глядя прямо на них, даже не пытаясь спрятаться.
Они схватили меня, накинули на голову капюшон, на меня посыпались сильные удары. Но я не издала ни звука и вскоре потеряла сознание.
Очнулась с жуткой головной болью. Я лежала на полу автофургона. Из-за натянутого на лицо капюшона ничего не было видно. Сколько времени я пролежала здесь? Пятнадцать минут? Или сутки? Капюшон плотно сидел на голове, и мне было трудно дышать. Меня куда-то везли. Очевидно, мы ехали по асфальтовой дороге, потому что колёса катились плавно. Я напрягала последние силы, чтобы не потерять сознание. Сейчас я испытывала такой страх, какой не испытывала ещё ни разу в жизни. Я знала, что со мной будет. Не знала лишь – когда.
Время от времени до моего слуха доносился тихий разговор двух бандитов. Шум колёс теперь изменился – должно быть, свернули на грунтовую дорогу. И тут автофургон внезапно встал. Я слышала, как эти двое вышли из кабины и, обойдя машину, открыли задние дверцы фургона. Сквозь ткань капюшона просочился дневной свет, где-то неподалёку прокаркал ворон. Боль, когда меня вытаскивали из фургона, была просто невыносимой. Меня швырнули на каменистую почву, даже не пытаясь смягчить падение. Я едва подавила готовый сорваться крик. И приготовилась умереть. Я различила скрип открываемой двери, и следом меня втащили в комнату с каменным полом, от которого причудливым эхом отражались шаги моих убийц.
Меня подняли, усадили на стул, крепко связали, долговязый ещё раз ударил меня по голове. Мне показалось, что на этот раз меня били с некоторой осторожностью. Во всяком случае, сознания я не потеряла.
– Где деньги? – спросил долговязый.
– Если убьёте меня, никогда не узнаете, – быстро ответила я.
Голова раскалывалась от боли, я была измотана до предела и от злости и бессилия едва сдерживала слёзы. Но твёрдо решила, что не сдамся и буду бороться до конца.
До моего слуха донеслось пощёлкивание зажигалки, и спустя секунду я ощутила жгучую боль от зажжённой сигареты, которую вдавили мне в руку, запах жжёной плоти заполнил ноздри. Ещё один удар, от которого голова загудела как колокол.
– Где деньги?
– Можете мучить меня сколько угодно, – упрямо произнесла я. – Я всё равно ничего вам не скажу.
Ещё несколько раз меня прижигали сигаретой, пока наконец не затушили окурок о моё плечо. Я решила больше не сдерживать крики. С воплем и воем боль уходила быстрее.
– Я лучше умру, чем буду и дальше обстряпывать ваши грязные дела! – выкрикнула я. Я вложила в свой крик всю силу, и слова эхом отскочили от стен.
Повисло молчание. Я различила звуки чьи-то шагов по каменному полу, которые вскоре стихли. Было холодно и по-прежнему очень тихо, лишь где-то вдалеке шумело шоссе. Я не знала, сколько времени просидела так на стуле. Я не двигалась и не предпринимала попыток освободиться. Но боль и жажда становились всё более нестерпимыми, и внезапно я осознала, что осталась в доме одна. Я попробовала выпутаться из верёвок, которыми у меня были связаны руки, но мешала спинка стула. Я выругалась про себя и принялась как сумасшедшая подпрыгивать вверх-вниз. Вдруг я почувствовала, как одна из ножек стула пошатнулась. Он был совсем хлипкий. Я продолжала подпрыгивать, и вскоре стул развалился на куски. От резкого движения капюшон развязался, и мне удалось стряхнуть его с лица. Я увидела пустой машинный зал, какие часто можно встретить на фермах. Я прислушалась. Возможно, те, кто меня сюда привёз, были поблизости. Я подошла к двери и осторожно выглянула в щель. У здания стоял знакомый белый фургон, но кругом
