будь к ней слишком сурова. Мне очень жаль, но придёт день, и ты всё поймёшь, – тихо ответил Мик.
– Вот уж не знаю, хочу ли я этого, – ворчливо отозвалась я и завела мотор.
– Помнишь ту тачку? «Мерседес», что стоял возле твоего дома? Это была проверка. Если бы ты взяла его, это был бы твой входной билет к ним. Что-то вроде присяги, гарантии твоей верности. Но ты совершенно чётко дала понять, что не собираешься играть в эти игры.
– Нет, ни за что на свете я не хотела бы иметь ничего общего ни с той машиной, ни с ограблениями, ни с наркотиками и прочей дрянью.
– Вот и славно, Каролина. Такой и оставайся. Это окупится. Высадишь меня в Копенгагене и больше никогда обо мне не услышишь. Я собираюсь найти место, где меня никто не знает, и пробуду там столько, сколько понадобится.
– Но на что ты станешь жить? Ты же совсем на мели.
– Пока не знаю. Постараюсь устроиться на обычную работу, даже если будут платить гроши. Кто знает, может, это мой шанс начать всё сначала? – Мик осторожно улыбнулся.
Я снова выехала на трассу.
– Но разве в твоей прежней жизни не осталось никого, о ком ты будешь скучать? – спросила я.
– Осталось, конечно, – откликнулся Мик.
– И что ты будешь делать?
– Как что? Скучать по ним. Ничего другого мне не остаётся.
Мик смотрел в окно на проносившиеся мимо деревья.
– А ты не боишься? – спросила я.
– Страшнее, чем сейчас, уже не будет.
В салоне снова повисло молчание. Чтобы не заснуть, я включила радио. Мы въехали в провинцию Сконе, и леса уступили место полям и пастбищам. С приближением к Мальмё движение на дороге становилось всё оживлённее, и вскоре мы добрались до моста через пролив Эресунн. Я остановилась. Впереди был Копенгаген. Мик посмотрел на часы, после чего вынул из куртки флешку и повернулся ко мне:
– А теперь слушай меня внимательно. – Он поднял флешку в руке. – Это моя страховка, а теперь, возможно, и твоя…
Я потянулась, чтобы забрать флешку, но Мик так и держал её.
– Пообещай, что ты не будешь смотреть, что на ней, и показывать кому-нибудь ещё. А после ограбления, я повторяю – после ограбления, – отправишься с ней в полицию. Это поможет засадить их за решётку. Сама держись в стороне, что бы ни случилось. – И с этими словами он вложил флешку мне в ладонь. – Если кто-нибудь из них узнает, что ты владеешь этой информацией, ты – труп.
Я уставилась на флешку, которая жгла ладонь, словно раскалённый уголёк. Я поняла: то, что я только что получила, бесценно. Хлопнула дверца машины. Мик исчез.
Полная нереальность происходящего. Вот что я ощущала, когда, отмотав за рулём 1200 километров, наконец вернулась домой в Виикен. На подъездной дорожке стояла Петра, переминаясь с ноги на ногу. Я вышла из машины.
– Где ты была? Я места себе не нахожу, прямо извелась вся, – сердито накинулась на меня моя подруга и подельница. – Как ты могла исчезнуть, не сказав мне ни слова? Чего я только не напридумывала, пока ждала тебя. – Петра испытующим взглядом уставилась на меня.
– Незачем было так волноваться. Позже объясню, – сказала я. – Лучше расскажи, как там в Лулео? Удалось что-нибудь найти?
– Сразу скажу, это было непросто, но всё-таки, надеюсь, я отыскала то самое дело, которое упоминалось на криминальном форуме.
– Пошли, дома всё обсудим, – сказала я, доставая ключи от входной двери. – Но как тебе удалось?
– Я прикинула заранее, что тот судебный процесс, скорее всего, проходил в середине девяностых – самый расцвет табачной контрабанды. Восточный блок тогда пал, и в страну хлынули дешёвые второсортные сигареты. Вот я и решила поискать среди дел, относящихся к тому времени.
– И как?
– Пересмотрела все протоколы судебных заседаний, какие только смогла достать. Но это было нелегко. Несколько раз готова была всё бросить, да ещё тамошний архивариус здорово действовал на нервы – явно был недоволен моим присутствием.
– Но «Семью» тебе удалось найти?
– Не совсем. Очень трудно разобраться в том, что я нашла. Свидетельские показания совсем запутанны. Такое впечатление, что тот, кто их давал, был либо пьян, либо под кайфом. Либо сам не понимал, что говорит.
– Но что он сказал?
Петра достала из сумки лист бумаги и начала читать.
«Семья. Посадите всю семью. Оставьте в покое мелких сошек, этих бедных наркош, вынужденных заниматься контрабандой. У них и так нет никакой жизни. Лучше засадите за решётку семью. Они втягивают в свои игры невинных людей. Они повсюду. Даже на радио.
Свидетель начинает сильно стучать по столу и громко поёт: „…идёт охота на меня, идёт охота… меня загнали, как зверьё, до слёз и пота… но в этом нет моей вины, меня дурачили они…“
Свидетель поднимается со своего места. Он чем-то сильно взволнован.
„Если они найдут меня, то убьют“.
У свидетеля начинается сильный приступ кашля, и его рвёт на стол за перегородкой для свидетелей. Допрос прерван».
– И это всё? – воскликнула я. – И ради этого ты моталась в Лулео? Совершенно напрасно. Это же какой-то ненормальный.
– Я сначала тоже так подумала, – сказала Петра, – но потом всё-таки решила
