Некоторых подняли на централ с зон, с поселков – на раскрутку, на закрытие – и они мелькали, как фотки в чужом альбоме: никого не знаешь, не запомнишь с первого раза – появлялись, строчили жалобы пачками (на хозяина, на бухгалтерию, на невыданную пайку в "Столыпине"...) – и снова уходили ближайшим этапом. В такой ситуации узнавать – кто рядом с тобой – надо быстро, почти мгновенно. Оттачивается зрение, чутье на людей, меняются критерии, начинаешь, как седой китаец из шаолиньских гор – видеть болевые точки, меридианы, по которым течет людское сознание, как доктор Рентген – видишь скелет человечка, его позвоночник, на чем держится его дряхлое тельце, в чем колыхается чаще всего истерзанная источенная невидимым червем душа.
Соответственно, телевизор (а через него – воля), тоже смотрится отсюда по-другому: мелькают ничтожные новости, громко молчащие об одной, единственной достойной, которую ждет русское сердце – где царь? когда же освобождение и конец Пидерсии?
Мелькают лица, несущие печать безволия, падения, расслабленной никчемной текучки (именуемой жизнью) с фальшивыми ценностями: бабы, жратва, бриллианты, нефть, бабы, нефть, жратва, бриллианты, секс, истерика, секс, истерика, нефть – иметь, иметь, иметь вместо хоть чуть-чуть "быть с Богом" – аспидом и василиском будешь и превратишься в червя и змия – варианты разнообразны, как он, а потом его попытаются отъиметь. Тревожно блеет стадо, подавленное злыми командами Пидерсии (отдать сбережения, закрыть предприятия, принять проамериканские законы), выпрашивающие очередные подачки (ипоте-е-ека, квартирные креди-иты, кругом наркома-а-ания), а в основном молчащее, подмятое бетонным комплексом нищеты и страха (войны, бандитов, местной власти). Или наоборот расфуфыренные гедонистически-лоснящиеся усталые лица-маски, придуманные еще в Древней Греции, проститутками, чтобы лучше и дороже продаться... Непрерывное, бессмысленное течение людского стадного бытия, текущего потоком в ничем не согретое безжалостное небытие... И Пастыря голос не слышат – и пастухи Его – кто убит, кто замучен...
Опять промелькнули сухие кадры об убийстве моего друга. У него в сейфе лежала часть этой рукописи – три главки, которых, возможно, и не будет хватать при издании. Киллер подобрал (или где-то у кого-то взял) ключи от запасного выхода из офиса, вошел в здание и сделал несколько выстрелов в живот и в голову моему другу, ранив при этом еще одну свидетельницу, на контрольный выстрел которой не хватило патронов.
Мой друг лежал на животе, подвернув одну руку под себя. Телевизор показывал не очень четко – толстые бетонные стены централа гасят сигнал, плюс наша хата в тени от телецентра, надо долго рыскать антенной чтоб настроить нужный канал. Но сила сигнала иногда ни при чем – с экрана текла и течет кровь. Надо только увидеть ее.
Его кабинет был опечатан, все бумаги из сейфа перекочевали в столы следователей – в том числе и часть того, что вы сейчас читаете.
Кто-то подобрался к нему, очень тихо и очень близко. И ужалил. Аспид и василиск...
После этого началась форменная катавасия – шмон, шмон, еще раз шмон. Некоторые втихаря сочувствовали, красные ведь тоже знают кто с кем ("слышал? может, и хорошо, что ты здесь..." – как им объяснить что такое хорошо? и каким образом они смогут понять, что быть с друзьями вместе, особенно там где они бьются и гибнут – всегда лучше. Не поймут... То, что нас убивает – делает нас сильнее). Другие (со страхом и злостью) заходили и рылись по точным адресам, по проблемным местам. По этим признакам было ясно, что и здесь, рядом – в одной хате с нами – тоже не сахарок, а вот такой хамелеон, дятел – стук, стук, я твой друг...
Чтобы вычислить – кто это, кто стучит, кто сливает, надо понять путь информации – как, каким образом, с какой регулярностью, очень ли оперативно Иудушка расчехляет свой змеиный двоящийся грешный язык. Способов осторожненько стучать, как и самих информаторов, добровольных помощников системы – может быть несколько. И сами способы могут быть комбинированными. В потоке дневной суеты довольно сложно обнаружить эти замаскированные ящеровидные тихие движения. Иногда приходится прибегать к разным методам, вплоть до тотальных контрразведывательных операций: скажем, не совсем с соблюдением конспирации изготавливается нычка, туда кладется не сам запрят, а хорошо изготовленная "кукла" – на глазах у того, кто под сомнением – а вдруг он – хамелеон? И вот – короткий шмон. И ясность полная – полезли именно туда, уродцы. И короткая злая радость – обломитесь, гады... Ума-то не хватило оставить нычку на месте, и приделать половой плинтус вровень, как было до шмона. И кроме того ясно почти – кто, чьи это были глаза, с хищным блеском.
В принципе, я уже знал – кто, кто этот гребаный василиск. Это могли сделать двое-трое. Остался только выбор – кто-то из них? Или все они вместе друг друга подстраховывают, составляя единый организм.
Нет сейчас движения в России, практически не подмятого Пидерсией, не контролируемого или возглавляемого ими. И наивно было бы предположить, что наше движение оставят в покое. Но такое кровавое внимание – это перебор. Это признание опасности. Это признание верности нашего пути и смертельной слабости Пидерсии.
Если убирают наиболее деятельных, и, не скрывая своего преступного умысла – на весь мир судят и стараются держать в неволе невиновных – значит, Пидерсия почуяла опасность, и почуяла наличие более сильной, белой идеи, способной ее победить. И кинулась в атаку. Не будем ее переубеждать. Даже когда на улице дерутся два кота, тот, кто прыгнул первым – проиграл.
Следующая операция – на грани фола. Решаем с Репкой проверить – как там самочуха у зарядного устройства к телефону. Оно спрятано буквально в мокром месте, около дольняка. Сначала занавешиваем простынью Репкин фонарь, потом он делает вид, что идет на долину, по нужде, включает там для маскировки воду, чтоб все было, как обычно, и возвращается – с зарядкой в кармане.
Так сделали – сидим вдвоем за занавеской, мойкой из чисовского станка для бритья (из гуманитарки), вскрываем пайку – так и есть: "жизнь"-зарядка влажная, надо сушить. Пока обматываем туалетной бумагой, пока Репка идет за фитилем, чтоб запаять просушенную зарядку вновь в несколько пакетов-шуршунов – за занавеску просовывается-таки любопытное рыльце: а что вы тут делаете? Один из тех троих, стоящих на моем особом учете.
На следующий день – шмон. Идут именно туда, роются именно там, где спрятана зарядка. Но красным не хватает буквально двух движений пальцами, чтоб ее нащупать – все-таки Репка мастер конспирации, хоть ему всего девятнадцать. Он возбужден, весел – да, зашли именно туда, сунулись по адресу, и – обломились! Ух, как здорово! Ауе, вот это движуха! Как мы их! Ни фа!..
Я более спокоен. Выводы пока делать рано, но на всякий случай предупреждаю всю хату: в камере стукач. И кто бы он ни был – пусть либо сматывается, либо поостережется еще что-то предпринимать: тут мальчишки вату не катают, при случае поотрывают все лапки, как у Корнея Чуковского в басне.
И на несколько дней – все замирает. Тоже результат.
Уезжают на этап, а потом вновь возвращаются двое из тех троих, что я взял на заметку. Третий постоянно на месте (даже сейчас, когда пишутся эти строки). С этапа, еще не распаковавшись, сразу ко мне:
– Знаешь, кого видели? Вихоря!.. Ух, сука, хотел вид сделать, что ничего не было, с людьми прокатиться!.. "Полосатый" ему такого гуся вывел!.. Смотри, что мы привезли! Дрожжи! Давай, давай ставить бражку, а? Юрок, сахар есть? Пара суток – и готово!
Раскочегаривают остальных – давай, давай, давай... Похоже на провокацию, но надо быть осторожным – могут обидеться, не разобравшись, парнишки. Чем же еще баловаться арестанту? Ну, вмажет он иногда, когда подкопит, пару десятков феников (несколько недель всего-то мнимого суицида, жалобных реляций в медчасть со слезными ссылками на плохой сон, на то, что сердце колет. Сашка Лесоповал написал просто, по-деревенски: "СОС! Спасите мою душу! Замучили сны про дом и тайгу!.. Дайте феников в расчете на девяносто килограмм живого веса! СОС!"). Ну, помедитирует на несколько сеансов (крашеная блондинка под баварскую девочку в гамбургском стожке из "Плейбоя"). Особо приближенный к кому-нибудь может затянуть и закруточку травки. А так, в основном, для всего населения – замутка чаю да поднадоевший чифир... Плотские редкие радости посреди в основном многолетнего для многих вынужденного поста.
Поэтому мягко настаиваю на своем: поставим, конечно, бражку замутим, если хотите, но только не сегодня и не завтра.
– А когда?
– Информация поступит своевременно, малыши.
Опять же двое уезжают на этап. Впереди – выходные. В пятницу вечером подтягиваю Баяна и Юру Толстого (эти-то хоть проверенные, достойные) – давайте, действуйте, только по красоте! И очень тихо, по ночушке, чтоб ни одна душа не знала, даже я... Сахар здесь, на колхозе, полкило... Заодно и проверим другие предположения.
