Несмотря на то что «Щука», как в обиходе театралы называют Щукинское училище, с 2002 года стала официально именоваться «Театральным институтом имени Бориса Щукина при Государственном академическом театре имени Евг. Вахтангова», она так и осталась Щукинским училищем. Это старое, до боли родное словосочетание не решились удалить из названия. Слишком многое было с ним связано, слишком много великих имен вышло отсюда и покорило сердца миллионов.
Гуров стоял перед старинным зданием в Большом Николопесковском переулке и смотрел на его стены, окна. Гуров не был завзятым театралом, хотя его жена была известной театральной актрисой. Театр он любил, но профессия сыщика не давала возможности посещать спектакли так часто, как иногда хотелось бы. И как-то за долгие годы своей службы Гуров свыкся с этим. Каждому свое.
Здание дышало историей, это Гуров ощущал почти физически. Наверное, это аура величайших талантов, которые тут учились, которые тут преподавали. И сама архитектура здания ощущалась какой-то особенной, несмотря на лаконичный стиль с элементами ар-деко. Высокие окна, декоративный карниз с сухариками, подчеркнуто мощный цоколь – все это придавало монументальность и основательность всему строению. От него веяло непоколебимостью, вечностью театрального искусства. Гуров вздохнул оттого, что пришел сюда по делам своей грубой службы. Это все равно что в грязных сапогах ступить на свеженатертый паркет, да еще паркет векового возраста.
Ольга Евгеньевна Караваева ждала его в деканате. Она оказалась маленькой старушкой с острым носиком и собранными по старинной моде в шишку на затылке седенькими жидкими волосами. Длинное платье с высоким, под горло, воротником, туфли на низком каблуке и неизбежный платок, наброшенный на плечи. Гуров почему-то именно такой платок и ожидал увидеть на женщине. Караваевой было на вид лет восемьдесят, но двигалась и разговаривала она очень живо и эмоционально. Лев еле сдержался, чтобы, поздоровавшись и представившись, не припасть к ручке дамы. Впрочем, это, наверное, здесь показалось бы уместным.
– Так чем же я могу помочь столь бравому полковнику? – осведомилась Караваева, удивив Гурова, что запомнила его звание. Он-то его произнес не очень внятно. – Пойдемте, молодой человек, в эркер в конце коридора. Там мы сможем поговорить без помех.
Он все же не удержался от галантности, предложил старушке руку и буквально сопроводил ее к мягкому дивану в указанном эркере.
– Раньше, помнится, у жандармских полковников была весьма красивая форма, – оправив подол платья, произнесла Ольга Евгеньевна. – Почему вы не в форме?
– Видите ли, я имею честь служить не по жандармскому ведомству, – удивил сам себя Гуров, выдав такую витиеватую фразу. – Я из уголовной полиции.
– Вот как? Кажется, сейчас это называется «сыщик».
– Это всегда так называлось, Ольга Евгеньевна. Вы позволите задать вам несколько вопросов о ваших учениках? Дело весьма серьезное, и я прошу вас отнестись к моим вопросам с пониманием.
– Так задавайте, – поощрила полковника Караваева. – Я вас слушаю.
– Меня интересует некая девица, у которой вы принимали вступительные экзамены несколько лет назад. Это некая Алина Игонина.
– Алина Игонина? Да-да, припоминаю. Такая странная девушка, брюнетка, нервная, как струна. Она не прошла испытаний и не была зачислена.
– А вы помните почему?
– Ну как же, помню. Общеобразовательные дисциплины она сдала вполне удовлетворительно, а вот профессионального призвания мы в ней, видимо, не нашли. И это было не только мое мнение. Хотя что-то в ней было. Но это не для сцены, не для театра.
– А что она читала на прослушивании?
– О! Она читала собственные стихи. Не скажу, что это были шедевры, но поработать в этом направлении мы Игониной посоветовали. Вполне допускаю, что из нее могла получиться приличная поэтесса. А что с ней? Что из нее получилось?
– Нынче она под следствием, Ольга Евгеньевна. Простите, если я вас этим огорчил.
– Как же так! – всплеснула бледными старческими ручками Караваева. – Она девушка была странная, но не до такой же степени, не злодейка. Решительно отказываюсь понимать современную жизнь и современную молодежь. Удивительно просто, непередаваемо удивительно! Мир так прекрасен, в нем столько чудных оттенков человеческого общения, человеческих эмоций. Его хочется созерцать, впитывать, а они… тяжелая у вас профессия, господин полковник, я вам сочувствую. И что же она натворила такого, что попала в руки уголовной полиции?
– Ольга Евгеньевна, вы простите меня, но в нашей профессии есть определенные правила. Нельзя рассказывать всего, что пока еще находится в стадии изучения, проверки. Согласитесь, существует информация, которая может бросить тень на порядочного человека, скомпрометировать его в глазах окружающих. Вы – женщина проницательная, опытный педагог, но и вам я не могу сказать большего. Простите.
– Да-да, – грустно согласилась Караваева. – Вы, видимо, правы.
– Скажите, а у вас не сохранилось стихов Игониной? Мне сказали, что у вас целый архив творчества ваших учеников…
– Вы знаете, должны были сохраниться. Если вам это крайне необходимо, я могу найти.
– Было бы очень хорошо, Ольга Евгеньевна. Завтра вам будет удобно встретиться со мной по этому поводу?
– Безусловно. Я полагаю, что у вас в вашем ведомстве все срочно и безотлагательно.
– Хорошо, я позвоню вам утром. И еще, Ольга Евгеньевна, а вы знали Максима Валовича? Он ведь учился здесь.
– Да-да, милейший был юноша… Валович. Был в нем некий дар располагать к себе людей. Незаменимое качество настоящего актера. Только он ведь обучение не закончил. Если не ошибаюсь, ушел он с третьего курса. Очень мы его отговаривали, жалели его, что-то там, как я слышала, у него происходило. Нехорошая компания, я полагаю. Жаль молодого человека.
– А что вы знаете о его дальнейшей судьбе?
– Вы разве не в курсе? Он погиб. Я решительно помню, как мне говорили о похоронах. Даже кто-то из моих знакомых был там. Кажется, в прошлом году.
– Даже так? Понятно. Бедная Алина, она мне этого не говорила. У нее ведь какие-то отношения были с Максимом.
– Отношения? – искренне удивилась Караваева. – Не знаю… В таком случае, более странной пары я не могу себе представить.
Попрощавшись с Караваевой и договорившись с ней о телефонном звонке в одиннадцать часов (пополудни!), Гуров выскочил на улицу и первым делом набрал номер Крячко.
– Стас, срочно найди информацию о Максиме Валовиче. Мне только что рассказали, причем вполне авторитетно, что он погиб или умер.
– В ключе их отношений с Игониной и наших подозрений, это наводит на нехорошие предположения, – отозвался Крячко.
– Стас, уволь меня от подобной манеры общения. Я только что тридцать минут сидел, как на приеме у английской королевы. Аж язык заплетается.
– Ну, изволь, изволь, – согласился Крячко.
– Тьфу!
Крячко предложил Гурову подбросить его на встречу с Караваевой на машине и по дороге поговорить. Времени до встречи с педагогом «Щуки» оставалось уже мало. Лев посмотрел на часы и чертыхнулся. Сколько не сделано за день из запланированного, а ведь он вечером еще хотел съездить на дачу навестить Юрку Калинина с дочерью. Он их не видел уже несколько дней. А если тому что-то нужно? Ведь Юрка лишний раз звонить и просить не будет, знает, как Гуров занят, да и самолюбие у Юрки еще то.
– Ну что, раскопал что-нибудь? – запрыгивая в машину, спросил Лев.
– Не что-нибудь, а почти все, – пожал плечами Крячко и посмотрел в заднее зеркало, прежде чем вывернуть руль и выехать на проезжую часть. – Слушай. Максим Валович действительно умер в прошлом году. Я бы сказал, что парень сгорел. Развеселая жизнь, деньги, алкоголь, наркотики. Полный пакет. Он в самом деле ушел с четвертого курса, но не потому, что почувствовал себя несостоятельным в актерской профессии. Была одна деваха, у меня данные там в записной книжке есть, которая сбила его с пути истинного.
– Деваха из себя что-нибудь стоящее представляет?
– Нет, абсолютно, – поморщился Крячко.
– Ладно, о ней потом. Валяй дальше.
– Эта деваха, Олей ее зовут, запудрила ему мозги перспективами и деньгами. Она уже тогда была любовницей одного продюсера, но это не по любви, а чисто из-за бабок. А вот в Максима она была влюблена. И постаралась устроить свою жизнь и так, и эдак – отсюда любовь, оттуда финансовая поддержка.
– Стерва!
– Конечно, – согласился Крячко. – Она влюбила в себя Валовича, тот потерял голову и повелся. Он вообще влюбчивый был, как показывают свидетели, падкий до женского тела. А у этой Оли есть на что посмотреть. Короче, она его втянула в продюсерские дела, они открыли какую-то фирму. Кое-какие деньги появились, и от этого Максима понесло. Кончилось тем, что больного и опустившегося Валовича Ольга вытурила. Валович попытался взять себя в руки, начал лечиться. Тут ему в жизни и встретилась Игонина. Больше с Максимом никто не встречался и на тусовках его не видел.
