Несмотря на репрессии (а может, и благодаря им), время было довольно плодотворным: Шкворецкого и по сию пору почитают не только за романы и рассказы, но и за статьи и эссе о джазе, детективные повести и даже критическое исследование 1965 года о детективном жанре вообще. В Чехословакии Йозеф Шкворецкий получил две литературные премии: в 1965 году ежегодную премию Союза писателей – за лучший перевод «Притчи» Уильяма Фолкнера в соавторстве с П. Л. Доружкой) и в 1967-м – ежегодную премию издательства Союза писателей за лучший роман «Конец нейлонового века», сначала запрещенный в 1956 году, но через одиннадцать лет после этого и через шестнадцать лет после написания увидевший свет.
После советского вторжения 1968 года Шкворецкий вместе с женой – писательницей, актрисой и певицей Зденой Саливаровой, известной по фильму «Партея и гости» и роману «Лето в Праге», эмигрировал в Канаду, где со временем стал профессором английского языка и кинематографии в Университете Торонто. За первые десять лет жизни в Канаде он написал и опубликовал больше художественных и документальных работ, чем за двадцать лет творческой жизни в Чехословакии. Вместе с женой в 1971 году они основали чешскоязычное издательство «68», опубликовавшее более 70 книг ведущих чешских писателей, как живущих в изгнании, так и оставшихся на родине: «Шутку» и «Прощальную вечеринку» Милана Кундеры, «Меморандум» Вацлава Гавела, «Подопытных свинок» Людвика Вакулика, «Бедного убийцу» и «Белую книгу» Павла Когоута, «Победителей и побежденных» Геды Ковалевой и Эразима Когака и многие другие. Многие критики считают собственную книгу Шкворецкого «Бас-саксофон», выпущенную в те же годы, лучшим произведением о джазе всех времен и народов.
Уже в Канаде Шкворецкий получил стипендию Совета Старейшин по искусству для создания романа «Инженер человеческих душ». В 1975 году он избирается почетным членом американского Общества Марка Твена за роман «Прошлое мисс Сильвер». В июне 1978 года его радиопьеса «Новые мужчины и женщины» была номинирована как «Лучшая пьеса месяца» в Германии, а в 1980 году он получил Нойштадтскую международную премию по литературе. Тогда же писатель назначается стипендиатом Мемориального фонда Джона Саймона Гуггенхайма за начатый им роман о жизни Антонина Дворжака «Скерцо каприччиозо» («Влюбленный Дворжак»), законченный в 1982 году. «Танковый корпус» был экранизирован на родине писателя только в 1991 году.
В Чехословакии имя Шкворецкого, без преувеличения, известно каждому читающему человеку. Роман двадцатичетырехлетнего писателя «Трусы», несмотря на яростное давление властей, стал определенной вехой в чешской литературе, а сам автор, в особенности после второго его издания в 1963 году с нахальным предисловием – едва ли не самым популярным автором. Из-за чего же разгорелся тогда весь сыр-бор в стране, на которую в то время мыслящее население Советского Союза смотрело как на форпост свободной мысли и демократии в социалистическом лагере?
Книга послужила своего рода зеркалом, в которое официальной Чехословакии совсем не хотелось заглядывать. Постоянно всплывала на поверхность тема жалости к немцам, разбитым и деморализованным войной. Русские поражают главного героя своим очаровательным примитивизмом (именно определение «монголы» применительно к ним вызвало самый большой скандал в 1958 году). Роман получился антипартийным и богоборческим одновременно: все чувствовали себя объектами авторской сатиры. События разворачиваются в провинциальном богемском городишке в мае 1945 года: гитлеровцы отступают, Советская армия берет под контроль район, населенный в основном освобожденными военнопленными – англичанами, итальянцами, французами, русскими («монголами», которых местное население считает не очень чистоплотными), еврейками – узницами концлагерей. Рассказчик, двадцатилетний Дэнни Смирицкий, выросший под сильным влиянием американского кино и музыки, и его друзья, музыканты джазового ансамбля, наблюдают весь этот поток власти, человеческой природы и смерти, бурлящий вокруг, все основные мысли и энергию отдавая женщинам и музыке. В романе нет героев по определению. Персонажи обнаруживают себя пленниками фарса, который в следующую минуту превращается в кошмар. Группа, может, и мечтает совершить что-нибудь героическое во имя своей страны, но получается у них только музыка. Попытки же провинциальных бюрократов стравить местных сторонников коммунизма с фашистскими оккупационными властями по большей части оканчиваются трагически. В целом же книга стала трогательным драматическим свидетельством глубокого социального напряжения, вызванного оккупацией Чехословакии советской армией. Джаз персонажей романа, подавлявшийся фашистами и окрещенный ими «жидонегроидной музыкой», тем не менее оставался политичен. Играть в то время блюз или петь скэт означало, по сути дела, выступать за свою личную свободу и спонтанность самовыражения, за все, что ненавидели и старались сокрушить нацисты. Во время гитлеровского «протектората» сам Шкворецкий тоже играл джаз. Автор до сих пор считает свою музыку чем-то вроде кнута, шипа в боку всех жадных до власти сильных мира сего – от Гитлера до Брежнева. Будучи в высшей степени метафористом, Шкворецкий часто использует джаз в его хорошо знакомой исторической и интернациональной роли как символ и источник антиавторитарных умонастроений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мы вновь встречаемся с Дэнни Смирицким в «Танковом корпусе», «Игре в чудо», «Инженере человеческих душ: развлечении на старые темы жизни, женщин, судьбы, мечтаний, рабочего класса, тайных агентов, любви и смерти» и «Бас-саксофоне». Как в «Трусах» и эссе «Красная музыка», предварявшем издание «Бас-саксофона», в повести возникает атмосфера того смутного и унылого времени Второй мировой войны в Европе, когда совершалась странная метаморфоза корневой американской музыки, перенесенной на совершенно чужую почву. Хотя мемуары служат лишь предисловием к повести, читать их едва ли не интереснее. В коротком, но страстном эссе Шкворецкий показывает, что, поскольку поклоннику джаза за «железным занавесом» приходится мириться с печалями, далекими от его собственных забот, музыка неизбежно несет для него не только ощущение оторванности и тоски, но и горько-практичное политическое неприятие окружающего. Вошедшая в то же издание «Легенда Эмёке» хрупка, лирична, «романтична» и, как и ее заглавный персонаж, почти сказочна. Именно из такого материала ткутся притчи. В поэтическом образе Эмёке, ранимого и нежного существа с широким диапазоном духовных исканий, вся история обретает душевную глубину неравнодушия. Вместе с тем некоторые критики считали, что ее образ недостаточно ярок и жизненен для того, чтобы нести на себе бремя того, что она должна была по замыслу представлять. Убедительнее выглядел другой персонаж – циничный и аморальный школьный учитель, символ типично «совковой» образованщины и двойного нравственного стандарта, так хорошо нам всем знакомого.
«Бас-саксофон» считается более удачной новеллой, вероятно, потому, что подлинная страсть Шкворецкого – музыка выступает лейтмотивом повествования, мощной символической и идеологической силой, в то время как в «Эмёке» она не более чем подводное течение. История паренька, играющего джаз при гитлеровском режиме и мечтающего о настоящем бас-саксофоне в настоящем джазовом оркестре, – чистое волшебство, парабола, притча об искусстве и политике в той зоне, где они как-то уживаются вместе, а джаз в полной мере служит метафорой человеческой свободы и самореализации. Вся книга в целом стала пронзительным и освежающим явлением в чешской литературе XX века – в ней нет ничего, кроме труда воображения, и тем она восхитительна.
Последующее творчество Йозефа Шкворецкого продолжало отражать события его собственной жизни. Любитель джаза Дэнни Смирицкий постарел, эмигрировал в Канаду и устроился преподавать в маленький колледж Университета Торонто. В 1977 году выходит «Инженер человеческих душ» (так хорошо знакомый всем нам сталинский термин) – обширный, остроумный, однако фундаментально серьезный роман. Все прошлое Дэнни – все его столкновения с фашизмом в молодости, его романы и романчики, опыт общения с собратьями по эмиграции – и его настоящая жизнь переплетаются в нелинейном повествовании, почти обескураживающем по богатству и насыщенности. Разнообразие повествовательной ткани сообщает «Инженеру» ту широту кругозора, которая намного превосходит тему книги, обозначенную в солидном подзаголовке. Автор касается и опасностей догматического мышления, и политической наивности Запада, и несправедливостей тоталитарных режимов. По охвату реалий и Запада, и Востока равных этой книге найдется немного. В полном, хоть и несколько старомодном смысле это «роман идей», но одновременно – и повесть жизни самого Шкворецкого (он сам говорил, что Дэнни – «фигура автобиографическая, смесь реального и желаемого»), и, по выражению канадского критика Д. Дж. Энрайта, «Библия изгнания».
