с тобой! Он предложил тебе разорвать Обряд – то, о чём я узнал только недавно. Это ты фальшиво заявила, что готова быть второй, что тебя всё устраивает… Прилюдно ты улыбалась, а наедине упивалась нашим чувством вины и никогда не упускала случая упрекнуть. Зачем ты просилась в нашу спальню? Рассчитывала вписаться в отношения, чтобы разрушать их изнутри? Снова найти слова, чтобы заставить нас задуматься о самоубийстве?
Дочь Дорга, я знаю, что виноват перед тобой. Не тем, что «увёл» мужа. Человек не животное, сам решает, куда и с кем идти. Я не должен был подавать пример мифической возможности существования семьи из троих супругов. Сохраняя и жену, и – какое мерзкое слово! – любовника… И в этом последнем слове заключена вся страшная правда и истинная причина.
Мальчик, выращенный бесстрастным и целомудренным Хранителем. Впитавший незыблемые моральные устои, взирающий на поцелуи в щёку как на акт прелюбодеяния… Что бы я ни говорил и каким бы невозмутимым не казался, сам факт любви, не скреплённой Обрядом, вызывал во мне чувство стыда. Все эти годы я считал, что изменяю жене, старательно сдерживал себя, понимал, что виноват и перед Эльгер, и перед Дэрэком, пытался как-то сгладить, оправдать то, что не нуждалось в оправдании…
День, когда я назвал бесконечно любимого мной человека мужем, расставил всё по местам. Словно распались цепи, ограничивающие мою свободу. Страсть вырвалась наружу – едва ли не более сильная, чем в первые годы! Ведь теперь я точно представлял, чего хочу, а главное – я получил право это хотеть! И в Нергере я не сделал свой выбор, я разрешил себе сделать его…
А вслед за Нергере понеслось… Создатель! Оказалось, я умею ревновать – да ещё как! И не только! Сходить с ума, желать близости ежесекундно, терять голову и плевать на приличия… Раньше подобное я позволял себе только за стенами спальни, и то изредка… Теперь единственным критерием допустимого стало высказанное желание или нежелание мужа… Дейзи не выдержала первая, отдалась подвернувшемуся обольстителю, вскружившему ей голову, и была почти выгнана из Оржа. Эльги, глядя на нас с Дэрэком задумалась о своём будущем и новых приоритетах – и ушла, сохранив достоинство и дружбу. Рядом с нами нет места никому – и я никому больше не позволю встать – ни между, ни возле…
Дейзи, если б не твоя злоба, я просил бы у тебя прощения тысячи раз – за то, что не мог ответить тебе взаимностью, за Цепь Корха не на твоей груди, за всё зло, которое причинил. Но за одно я никогда не стану извиняться – за счастье любить и быть любимым! Ведь сделать это – оскорбить человека, подарившего мне своё сердце, что давно бьётся только для меня.
И сейчас мы стоим у возвышения в конце Большого Зала, ожидая слов Лэнга. Как он огласит нас?!
– Джэд, сын Аргена, король Саора! Дэр, сын Дэфка, принц Соледжа!
Что, и всё?!
– Супруги с благословления Тора, Создателя Саора!
Вот теперь – правильно. В моей руке – пальцы Дэрэка, и значит, всё остальное – мелочи. Вместе мы однажды одолели конец света – подняться на три ступеньки и повернуться лицом к собравшимся в зале Оржа куда как проще! Особенно когда справа – Мэриэль, дочь и будущая королева, рядом Дани, наследный принц и сын, слева Ариэль, дочь и принцесса Корха. Наши дети.
Наши – слышишь, Дейзи?
Торжественные речи я ненавижу с детства. Если я что и запомнил из жизни в приюте, так это обязательные сборы в холодном помещении, по недоразумению тоже зовущемся «залом», и долгие, нудные выступления, смысл которых всегда ускользал от меня. Вроде по отдельности каждое слово что-то значило, но поставленные рядом, стиснутые, сдавленные соседством они превращались в неразборчивый гул, под который я дремал даже стоя.
В Большом Зале особенно не подремлешь. Голос у сына Биара звучный, несмотря на двести сорок шесть прожитых лет. Лэнг обычно шутит, что собирается переплюнуть знаменитые триста лет Грихэна: глядя на крепкую фигуру церемониймейстера, возраст которого выдаёт лишь проседь в тёмных кудрях, невольно думаешь, что рекорд двадцатого короля он побьёт с лёгкостью.
Поздравления Правителя Саора – длинная обязательная тягомотина. Пожелания здоровья, долгой жизни (мне, бессмертному!), счастья в семье – Дэрэк давится смехом. Поменьше катаклизмов, побольше детей – с учётом того обстоятельства, что «два» в Саоре приравнены ко «много»… Неудивительно, что свои первые дни рождения после возвращения в родной мир я отмечать не рвался. Последующие тоже… Исключением стал двадцать третий, когда Дэрэк уговорил-таки Арвэ спечь торт и приволок его в спальню – да со свечками! Убедил Эльги, как выяснилось потом, сходить на Землю. Они вообще как-то сразу сблизились – мой брат и моя королева, быстро найдя общий язык, общие интересы и общую проблему: меня. Поэтому мой двадцать четвёртый день рождения после официальной части мы отмечали сначала втроём, а потом – вдвоём с Дэрэком… и вот этот праздник я не забуду никогда.
Под конец прочувствованной речи Лэнг даёт слово Совету, и Спалк с радостным рёвом поздравляет меня от имени всех разумных. Ура! Конец мучениям!
– Жители Саора! – вдруг слышу я голос моего принца. Уверенный и звучный. Что он задумал?!
– Мой мир, – Дэрэк сияющими глазами обводит Зал, – пять тысяч семьсот сорок девять равноправных подданных королевства. Я хочу обратиться к каждому – к тем, что сейчас здесь, и тем, кто узнает об этом от вас. Маржэн, сын Тодэрга, четвёртый король Саора дал право супругам Правителей не разрываться между своим долгом и своим сердцем. В семье должен быть лишь один символ власти: это правило неукоснительно соблюдается полторы тысячи лет. Так получилось, что я, принц Соледжа, стал мужем короля Саора: надеюсь, ни у кого нет сомнений в том, кто из нас останется править.
Он улыбается – собравшимся в Зале, Совету, подоспевшим Тору с Гэссой, сестрёнке с Грэйном, Эльгер и Киану, даже нашей матери… и поворачивается к своему наследнику:
– Дани, сын Дэра, наследный принц Соледжа… Дочь Маржэна, Аскаль своим первым Законом разрешила передать символ власти Правителя, не дожидаясь Посвящения – в том случае, когда тот, кто передаёт его, полностью убеждён в правильности своего выбора. Именно так свою Цепь получил я – по воле короля, безоговорочно поверившего в меня, и из рук названной матери, отдавшей за меня жизнь. Они двое – единственные во всём Саоре! – не усомнились во мне: всё, что я делал после, я делал из-за любви к первому и ради доброй памяти второй. Сейчас я передаю эту Цепь тебе, Дани: по собственному желанию и с одобрения короля. Я уверен в тебе гораздо больше, чем в себе самом: ты прирождённый Правитель, достойный и мудрый.
Мой муж снимает с себя Цепь, становясь опять просто парнем – светлым, честным, смелым и бесстрашным… Ради меня он смотрел во мглу Одигер и шёл через Стражей, прикрывал мою спину в Нергале и спасал в Фаэ… Только главный его подвиг Саор не опишет в легендах: он всегда рядом со мной.
Мой Дэрэк.
Дани опускается на колено, на лице – благоговение и восторг: в отличие от отца, он с детства готовился править, вязь символов на Цепи он может описать с закрытыми глазами, в Соледже он изучил каждый холм и камень, свой нелёгкий труд он считает самым нужным и благодарным занятием…
– Я был бездарным принцем, – Дэрэк ласково и мягко отводит бело-серебристые пряди волос сына с шеи, надевая Цепь, – но хочу стать хорошим мужем! Есть фраза, Дани… Её я услышал очень давно, однако она отражает лучшее в передаче наших символов власти: «возьми и правь достойно!»
– Вот папка даёт! – слышу слева шёпот Ариэль. – Джэд, это же твои слова? С которыми ты Мариэль ожерелье передал?! Даньку теперь весь Саор обожать станет!
Коротко киваю. Внутри – буря чувств. Ну, муженёк! Выбрал момент… Одного Совета тебе недостаточно, ты на весь мир объявил о своём решении… И Аль права – отношение к Дани после такой передачи власти улучшится до невозможности. Особенно когда запись торжественной минуты пойдёт гулять по Саору – а я уже вижу в руках почти всех присутствующих кристаллы.
Дэрэк, чёрт красноречивый! Я сам
